Аминь!
Буслаев (Пимену).Шалун не я, – ты шалишь, владыка… Вот тебе мой ответ: мощи святого Антония и его каменную лодку покажи тут же, сейчас, либо тебя будем метать с этой башни в Волхов и воеводу Острожского и бояр московских покидаем туда же. (Подходит к пролому, свистит.)Ребятушки, детушки, сюда, наверх, в детинец! (Возвращается к Острожскому.)Стой теперь крепко.
Острожский (схватывает из кучи оружия алебарду).Ребятушки твои за воротами остались. (Кричит.)Ко мне! На помощь!
Из пролома выскакивают служки: Ванюша, Костка и Микитушка, дети боярские и Шуйский.
Вяжи ему руки!
Буслаев. Да ну? А ведь я дался… Ой, горе горькое, побили, связали купца молодого, растрепали ему русые кудри. Берите меня… (Кидается на вооруженных, расталкивает их и через зубцы спрыгивает с детинца.)
Внизу рев толпы.
Шуйский (кидается к зубцам и глядит вниз).Дьявол! Прямо в Волхов прыгнул.
Острожский. Стреляй! (Выхватывает у одного из вооруженных лук и несколько стрел и, подскочив к зубцам, стреляет.)
Челяднин (останавливает его).Князь Григорий, не гоже так, не надо, уйми гнев, не дразни чернь…
Картина седьмая
Русский лагерь в Ливонии. Густой туман. Около царского шатра на пнях сидят подьячие и, положив на колено бумагу, пишут. Дьяк Висковатый, в накинутом на плечи нагольмыш тулупе, диктует им. Около него – воеводы: Никита Романович Юрьев и Иван Федорович Мстиславский. В глубине, в тумане, слышен скрип колес, голоса, окрики, ржанье коней.
Юрьев (Висковатому).Крепость-то мы осадили кругом, да начинать опасно, – видишь, какой туман, своих побьешь. Вот – прояснит – тогда ударим из больших пушек и полезем на стену…
Висковатый. Эх, Ливония, – одна-то сырость. И лагерь же выбрали где поставить… Ни сесть, ни лечь, ни богу помолиться…
Юрьев. А что в Москве слыхать, Иван Михайлович?
Висковатый. В Москве – смирнехонько… (Подьячим.)Рты разинули! Пишите… (Диктует по грамоте.)«Ногайские татары – наги и бесконны и тебе не помогут, напрасно нам грозишь ногайцами. И султан турецкий тебе не помощник, – султан ходил в прошлом году на Астрахань, да ни с чем и вернулся, только войско притомил и людей приморозил». (Стукает одного подьячего тростью по голове.)Чего язык высунул! Пиши – татары – твердо-аз-твердо-аз-рцы-еры, – татары…
Юрьев. Крымскому хану пишете?
Висковатый. Хану, хану… Ссорим его с турским султаном и с польским королем. Как вы опять в Ливонию полезли, – польский король ему, Девлет-Гирею, – тридцать шесть телег прислал всякой рухляди и просит дружбы. Девлет-Гирей написал поносное письмо государю, – требует, чтобы мы посадили в Казани царьком его сына Адыл-Гирея, а не посадим – грозит прийти на Оку и Москву сжечь…
Юрьев. Крымский хан любит того, кто больше ему даст, – тот ему и друг…
Висковатый. Истинно, Никита Романович… (Диктует.)«…Тебе, хан Девлет-Гирей, об Астрахани да Казани нам не поминать. Бог нам эти царства дал в бережение, и мы – сам знаешь – сидим на коне, и сабля наша изострена. Мы государи великие и бездельных речей слушать не хотим. Государи между собой ссылаются поминками, а городами да царствами не ссужаются, – этому статься нельзя. Польский король тебе послал поминки, как холопу своему. Зачем ты их взял? Попросил бы у меня, чего тебе не хватает, – я бы дал без корысти как другу…»
Юрьев (смеется).Письмо государь творил?
Висковатый. Никому не доверяет, все сам. (Подьячим.)Пишите… Девлет, – добро-есть-веди-люди-есть-твердо-ер…
В глубине появляется Годунов и, обернувшись, кричит в туман.
Годунов. Пушкарям, когда стенобитные пушки поставят на месте, по чарке водки… (Висковатому.)Иван Михайлович, меня спрашивали?
Висковатый. Обожди… Букя-он-глагол-ер – бог…
Годунов (Юрьеву).Никита Романович, дозволь молвить.
Юрьев. Ты, опричник, чего спрашиваешь?
Годунов. Будто бы к нам Васька Шуйский ночью пришел с мужиками – конно и оружно? Дивлюсь…
Юрьев (кивая в туман).Вон он – тебя ищет.
Годунов отходит в том направлении.
Висковатый. Кого нам в Дикую степь послать большим воеводою? Точат, точат сабли в Бахчисарае. Войска у нас в степи мало, нужен человек тяжелый.
Юрьев. По родословцу большим воеводой в степь ехать князю Ивану Федоровичу Мстиславскому.
Мстиславский. Нынче не по роду честь, а кто побойчее – тот тебе и на шею сел, тот и величается. Велели быть в степи воеводой Ваське Грязному! Мужику! Конюху! Мы и руками развели. Спасибо хану, что Грязного в плен взял. Да я, да после Васьки? Смеешься надо мной, Никита Романович.
Юрьев. Мы все строптивы, князь Иван Федорович, да сила солому ломит.
Мстиславский. Не поеду в степь…
В глубине сцены Шуйский, подходит к Годунову.
Шуйский. Здравствуй, Борис Федорович.
Годунов. Ты зачем приехал в лагерь?
Шуйский. Погулять на коне с вострой саблей, Борис Федорович.
Годунов. Ишь, какой прыткий. Сидел бы лучше дома со своими князьями-то…
Шуйский. С удельными мне не по пути стало, Борис Федорович. Смердят. А я жить хочу. У государя выслужиться хочу какой ни на есть службой… Был я в Новгороде. Вот страх-то. Едва ноги унес. Да оттуда, проезжая батюшкиными вотчинами, пригнал вам полтораста мужиков добрых в помочь.
Годунов. Ох, не знаю, кого ты перехитрить хочешь…
Шуйский. Верь мне, Бориска… Хитрые-то вам нужны, глупые – не нужны… Помнишь, у Опричных ворот ты на мне кафтан рвал… А ведь мы тогда с тобой договорились, – счастье вместе искать…
Годунов. Ну? Ты чего знаешь? Говори…
Шуйский. Да – говорить ли? Ведь руки, ноги дрожат. Про Москву, про Новгород ничего здесь не слыхали, – какие там чудеса готовятся?
Годунов. Какие чудеса?
Шуйский. Отойдем подальше.
Уходят. В тумане вспыхивает тусклое пламя, раздается пушечный выстрел.
Юрьев. С крепости ударили.
Мстиславский. Взяли крепость, отдали, опять возьмем и опять отдадим… О господи, когда конец-то?
Со стороны шатра появляется И в а н. У него поверх кольчуги накинута баранья шуба. Поднимает голову.
Иван. Ветерок?
Юрьев. Нет, государь, тихо. Это ядро пролетело, и ветви зашумели.
Иван. Воевода, мне ветер нужен!
Юрьев. Ждем, – солнышко повыше поднимется, тогда потянет.
Иван. Вели готовиться. Чтоб лестницы осадные в руках держали. У гуляй-города колеса смазать, а то дюже скрипят. У каждой пушки поставить бочку уксуса и поливать, не уставая, – стрелять будем докрасна… Войска благословили?
Юрьев. Нет еще, государь.
Иван. Благословить войска…
Юрьев. Слушаю, государь. (Уходит.)
Иван (останавливает Мстиславского).Князь Иван Федорович, помирись со мной. Перед смертным часом рубаху чистую надень, и душа будь чиста…
Мстиславский. Пригинаешь ты нас, государь, как ветер сухую траву.
Иван. Нужно пригинать-то вас, Иван Федорович… Вам трудно, и мне – трудно… Вернемся в Москву, – опять будешь первым, а здесь уступи Юрьеву…
Мстиславский.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141
Буслаев (Пимену).Шалун не я, – ты шалишь, владыка… Вот тебе мой ответ: мощи святого Антония и его каменную лодку покажи тут же, сейчас, либо тебя будем метать с этой башни в Волхов и воеводу Острожского и бояр московских покидаем туда же. (Подходит к пролому, свистит.)Ребятушки, детушки, сюда, наверх, в детинец! (Возвращается к Острожскому.)Стой теперь крепко.
Острожский (схватывает из кучи оружия алебарду).Ребятушки твои за воротами остались. (Кричит.)Ко мне! На помощь!
Из пролома выскакивают служки: Ванюша, Костка и Микитушка, дети боярские и Шуйский.
Вяжи ему руки!
Буслаев. Да ну? А ведь я дался… Ой, горе горькое, побили, связали купца молодого, растрепали ему русые кудри. Берите меня… (Кидается на вооруженных, расталкивает их и через зубцы спрыгивает с детинца.)
Внизу рев толпы.
Шуйский (кидается к зубцам и глядит вниз).Дьявол! Прямо в Волхов прыгнул.
Острожский. Стреляй! (Выхватывает у одного из вооруженных лук и несколько стрел и, подскочив к зубцам, стреляет.)
Челяднин (останавливает его).Князь Григорий, не гоже так, не надо, уйми гнев, не дразни чернь…
Картина седьмая
Русский лагерь в Ливонии. Густой туман. Около царского шатра на пнях сидят подьячие и, положив на колено бумагу, пишут. Дьяк Висковатый, в накинутом на плечи нагольмыш тулупе, диктует им. Около него – воеводы: Никита Романович Юрьев и Иван Федорович Мстиславский. В глубине, в тумане, слышен скрип колес, голоса, окрики, ржанье коней.
Юрьев (Висковатому).Крепость-то мы осадили кругом, да начинать опасно, – видишь, какой туман, своих побьешь. Вот – прояснит – тогда ударим из больших пушек и полезем на стену…
Висковатый. Эх, Ливония, – одна-то сырость. И лагерь же выбрали где поставить… Ни сесть, ни лечь, ни богу помолиться…
Юрьев. А что в Москве слыхать, Иван Михайлович?
Висковатый. В Москве – смирнехонько… (Подьячим.)Рты разинули! Пишите… (Диктует по грамоте.)«Ногайские татары – наги и бесконны и тебе не помогут, напрасно нам грозишь ногайцами. И султан турецкий тебе не помощник, – султан ходил в прошлом году на Астрахань, да ни с чем и вернулся, только войско притомил и людей приморозил». (Стукает одного подьячего тростью по голове.)Чего язык высунул! Пиши – татары – твердо-аз-твердо-аз-рцы-еры, – татары…
Юрьев. Крымскому хану пишете?
Висковатый. Хану, хану… Ссорим его с турским султаном и с польским королем. Как вы опять в Ливонию полезли, – польский король ему, Девлет-Гирею, – тридцать шесть телег прислал всякой рухляди и просит дружбы. Девлет-Гирей написал поносное письмо государю, – требует, чтобы мы посадили в Казани царьком его сына Адыл-Гирея, а не посадим – грозит прийти на Оку и Москву сжечь…
Юрьев. Крымский хан любит того, кто больше ему даст, – тот ему и друг…
Висковатый. Истинно, Никита Романович… (Диктует.)«…Тебе, хан Девлет-Гирей, об Астрахани да Казани нам не поминать. Бог нам эти царства дал в бережение, и мы – сам знаешь – сидим на коне, и сабля наша изострена. Мы государи великие и бездельных речей слушать не хотим. Государи между собой ссылаются поминками, а городами да царствами не ссужаются, – этому статься нельзя. Польский король тебе послал поминки, как холопу своему. Зачем ты их взял? Попросил бы у меня, чего тебе не хватает, – я бы дал без корысти как другу…»
Юрьев (смеется).Письмо государь творил?
Висковатый. Никому не доверяет, все сам. (Подьячим.)Пишите… Девлет, – добро-есть-веди-люди-есть-твердо-ер…
В глубине появляется Годунов и, обернувшись, кричит в туман.
Годунов. Пушкарям, когда стенобитные пушки поставят на месте, по чарке водки… (Висковатому.)Иван Михайлович, меня спрашивали?
Висковатый. Обожди… Букя-он-глагол-ер – бог…
Годунов (Юрьеву).Никита Романович, дозволь молвить.
Юрьев. Ты, опричник, чего спрашиваешь?
Годунов. Будто бы к нам Васька Шуйский ночью пришел с мужиками – конно и оружно? Дивлюсь…
Юрьев (кивая в туман).Вон он – тебя ищет.
Годунов отходит в том направлении.
Висковатый. Кого нам в Дикую степь послать большим воеводою? Точат, точат сабли в Бахчисарае. Войска у нас в степи мало, нужен человек тяжелый.
Юрьев. По родословцу большим воеводой в степь ехать князю Ивану Федоровичу Мстиславскому.
Мстиславский. Нынче не по роду честь, а кто побойчее – тот тебе и на шею сел, тот и величается. Велели быть в степи воеводой Ваське Грязному! Мужику! Конюху! Мы и руками развели. Спасибо хану, что Грязного в плен взял. Да я, да после Васьки? Смеешься надо мной, Никита Романович.
Юрьев. Мы все строптивы, князь Иван Федорович, да сила солому ломит.
Мстиславский. Не поеду в степь…
В глубине сцены Шуйский, подходит к Годунову.
Шуйский. Здравствуй, Борис Федорович.
Годунов. Ты зачем приехал в лагерь?
Шуйский. Погулять на коне с вострой саблей, Борис Федорович.
Годунов. Ишь, какой прыткий. Сидел бы лучше дома со своими князьями-то…
Шуйский. С удельными мне не по пути стало, Борис Федорович. Смердят. А я жить хочу. У государя выслужиться хочу какой ни на есть службой… Был я в Новгороде. Вот страх-то. Едва ноги унес. Да оттуда, проезжая батюшкиными вотчинами, пригнал вам полтораста мужиков добрых в помочь.
Годунов. Ох, не знаю, кого ты перехитрить хочешь…
Шуйский. Верь мне, Бориска… Хитрые-то вам нужны, глупые – не нужны… Помнишь, у Опричных ворот ты на мне кафтан рвал… А ведь мы тогда с тобой договорились, – счастье вместе искать…
Годунов. Ну? Ты чего знаешь? Говори…
Шуйский. Да – говорить ли? Ведь руки, ноги дрожат. Про Москву, про Новгород ничего здесь не слыхали, – какие там чудеса готовятся?
Годунов. Какие чудеса?
Шуйский. Отойдем подальше.
Уходят. В тумане вспыхивает тусклое пламя, раздается пушечный выстрел.
Юрьев. С крепости ударили.
Мстиславский. Взяли крепость, отдали, опять возьмем и опять отдадим… О господи, когда конец-то?
Со стороны шатра появляется И в а н. У него поверх кольчуги накинута баранья шуба. Поднимает голову.
Иван. Ветерок?
Юрьев. Нет, государь, тихо. Это ядро пролетело, и ветви зашумели.
Иван. Воевода, мне ветер нужен!
Юрьев. Ждем, – солнышко повыше поднимется, тогда потянет.
Иван. Вели готовиться. Чтоб лестницы осадные в руках держали. У гуляй-города колеса смазать, а то дюже скрипят. У каждой пушки поставить бочку уксуса и поливать, не уставая, – стрелять будем докрасна… Войска благословили?
Юрьев. Нет еще, государь.
Иван. Благословить войска…
Юрьев. Слушаю, государь. (Уходит.)
Иван (останавливает Мстиславского).Князь Иван Федорович, помирись со мной. Перед смертным часом рубаху чистую надень, и душа будь чиста…
Мстиславский. Пригинаешь ты нас, государь, как ветер сухую траву.
Иван. Нужно пригинать-то вас, Иван Федорович… Вам трудно, и мне – трудно… Вернемся в Москву, – опять будешь первым, а здесь уступи Юрьеву…
Мстиславский.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141