ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

 

«Ермакова надо предупредить, — вертелось у него в голове, — Ермакова обязательно нужно предупредить. Но сумею ли я?»
Дежурный тревожно-вопросительно взглянул на него, и он словно очнулся.
— Пойдемте.
В большом зале телевизионной связи белые трубки ослепительно освещали несколько креслиц перед высоким стендом с круглым серебристым экраном. Краюхин прищурился, вынул темные очки.
— Включайте, — сказал он и подошел к экрану.
Дежурный встал у пульта. На экране замелькали серые тени, и вскоре из зеленоватой пустоты выплыло серьезное лицо Ермакова. Краюхин мельком подумал о том, что радиоволнам требуются уже секунды, чтобы донести до Земли это изображение.
— Здравствуй, мальчуган! — сказал он. — Как ты меня видишь?
— Отлично, Николай Захарович.
— Все благополучно?
— Полчаса назад вышли на прямой курс. Впервые в жизни иду в пространстве по прямой. Но пришлось много повозиться, пока выписывали траекторию первого этапа. Электронные курсовычислители действительно придется усовершенствовать. Крутиков сейчас свалился и спит как убитый. Скорость — пятьдесят километров в секунду, фотореактор работает спокойно, температура зеркала — практически ноль, радиация — обычный фон.
— Что команда?
— Отлично.
— Быков?
— Держится хорошо. Удручен тем, что не имеет возможности посмотреть на Землю.
— А ты покажи ему.
— Слушаюсь.
— Как прошел старт?
— Великолепно. Юрковский разочарован. Он говорит, что такой старт и ребенка не разбудил бы.
— За это тебе нужно благодарить Богдана. Дело мастера боится.
— Конечно, Николай Захарович.
Они помолчали, вглядываясь друг в друга через разделяющие их миллионы километров.
— Ну… а ты сам?
— Не беспокойтесь, Николай Захарович.
Ермаков ответил быстро. Слишком быстро, словно он ждал этого вопроса.
Краюхин нахмурился.
— Дежурный! — резко окликнул он.
— Слушаю вас.
— Выйдите из зала на десять минут.
Дежурный поспешно ретировался, тщательно прикрыв за собой дверь.
— Не беспокойтесь, — повторил Ермаков.
— Я не беспокоюсь, — медленно проговорил Краюхин. — Я, брат, просто боюсь.
Глаза Ермакова сузились:
— Боитесь? Что-нибудь случилось?
Как объяснить ему? Краюхин снял очки и, зажмурившись, стал протирать их носовым платком.
— В общем, прошу тебя: будь осторожен. Так… Особенно там, на Венере. Ты не мальчишка и должен понимать. Если будет очень трудно или опасно, плюнь и отступи. Сейчас все решает не Голконда.
Он говорил и чувствовал: Анатолий не понимает. Но не поворачивался язык прямо сказать ему: «Сведи риск к минимуму. Главное сейчас — благополучно вернуться. Если с вами что-нибудь случится, от фотонных ракет придется отказаться надолго». Он всегда считал, что межпланетников нужно держать подальше от борьбы мнений в комитете. Ему казалось, что это может подорвать их доверие к руководителям.
— Береженого бог бережет, — продолжал он, с ужасом чувствуя, что говорит бессвязно и неубедительно. — Зря не рискуй…
— Если будет трудно или если будет опасно?
Это был Ермаков, Толя Ермаков, с молоком матери всосавший презрение к околичностям и недомолвкам. Ему было стыдно за Краюхина и жалко его. И он был встревожен. Он нагнулся к экрану, вглядываясь в лицо Краюхина. Тот поспешно откинулся назад. Несколько секунд длилась неловкая пауза.
— Вот что, — сказал Краюхин, стараясь побороть страшную слабость, — слушай, что тебе говорят, товарищ Ермаков. Я не собираюсь состязаться с тобой в остроумии. Так…
— Слушаюсь, — тихо ответил Ермаков. — Я не буду рисковать. Я буду считать, что основная задача экспедиции — это сберечь корабль и людей. Я сберегу корабль. Но ведь их я не смогу удержать…
— Ты — командир.
— Я командир. Но у каждого из них есть своя голова и свое сердце. Они не поймут меня, и я не знаю, сумею ли заставить их отступить. У меня нет вашего авторитета.
— Ты меня не понял…
— Я понял вас, Николай Захарович. И по вашему приказу я готов поступиться всем, даже честью. Но поступятся ли они?
Ясные глаза Ермакова глядели Краюхину прямо в мозг. Они понимали. Они все понимали.
— Я могу только догадываться, что у вас на уме…
Краюхин опустил тяжелую голову и хрипло сказал:
— Ладно, поступай как знаешь. Видно, ничего не поделаешь. У меня вся надежда на твое благоразумие. А теперь прости, я пойду. Я, кажется, приболел немного…
— Вам надо отдохнуть, Николай Захарович.
— Надо… Проверяй радиоавтоматику. Точно по расписанию, через каждые полчаса мы должны получать автоматические сигналы «Хиуса». Через каждые два часа — твое личное донесение. Не опаздывать ни на секунду!
— Слушаюсь.
— Ну, прощай. Я пошел.
Он встал и заплетающимися шагами устремился к выходу. Пол под ним качался, становился дыбом. «Надо успеть…» — подумал он и рухнул лицом вниз в черную пропасть…
Краюхин очнулся в теплой постели у себя в номере. Светило солнце. Тумбочка у изголовья была уставлена пузырьками из разноцветных пластиков и коробочками. Доктор и Вера, оба в белых халатах, сидели рядом и глядели на него.
— Время? — спросил он, еле ворочая непослушным языком.
— Двенадцать-пять, — поспешно отозвалась Вера.
— Число?
— Двадцатое.
— Третьи… сутки…
Вера кивнула головой. Он встревожился, попытался приподняться.
— «Хиус»?
— Все хорошо, Николай Захарович. — Доктор осторожно придержал его за плечи. — Лежите спокойно.
— Только что звонили с радиостанции, — сказала Вера, — все благополучно.
— Хорошо, — пробормотал Краюхин. — Очень хорошо…
Доктор приложил один из пузырьков к его плечу. Раздалось шипение, и лекарство всосалось под кожу. Краюхин закрыл глаза. Затем отчетливо сказал:
— Передайте Ермакову. Все, что я говорил, не считается. Это паника. Болезнь…
— Бредит, — прошептала Вера.
Он хотел сказать, что это не бред, но заснул.
Проснулся он ночью и сразу почувствовал, что ему лучше. Вера накормила его бульоном и сухарями, напоила горячим настоем из индийских трав.
— Включите радиограммы, — потребовал он.
— Нужно отдыхать, — возразила Вера.
— А я говорю — включите!
Она послушно включила магнитофон. Он слушал рассеянно, глядя в чистый белый потолок, думая о том, что «Хиус», вероятно, уже начал торможение. Незаметно он снова уснул.
Следующие сутки прошли спокойно. Краюхин быстро поправлялся. Доктор разрешил поставить у постели видеофон, телеэкран и пускать посетителей. До позднего вечера с радиостанции поступали пленки с сигналами «Хиуса» и донесениями Ермакова. Приходили и уходили инженеры, мастера, начальники служб. После ужина Краюхин просмотрел газеты, включил стереоскопическую телепрограмму Москвы, поговорил с Верой и Ляховым и, привычно усталый, а потому окончательно успокоившийся, улегся спать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83