Пусть они сплотятся здесь вокруг меня! К тому времени, когда я отойду от власти – через много лет, когда я буду совсем седым и старым, – они будут творить великие дела на этих северных островках.
* * *
Проститутки прибыли на рыболовецком траулере. С виду они очень походили на обычных проституток из самой быстро растущей в мире экономики проституции России. Они вполне могли сойти за женщин из стран Балтии. Во всяком случае, внешне они были славянки. С борта траулера они спустились потрепанные качкой, но, похоже, преисполненные решимости. Не паникующие, не ошеломленные, не раздавленные ужасом. Просто группа из пятнадцати более или менее молодых женщин в микроюбках и спандексе, которым предстоит тяжкий труд заниматься сексом с незнакомыми людьми.
Старлитц был вовсе не удивлен, увидев, что проституток пасет Хохлов. Хохлова сопровождали два новеньких телохранителя. В силу необходимости число людей, посвященных в тайну местонахождения Рафа, было очень невелико.
– Ненавижу работу сутенера, – простонал Хохлов. На борту траулера он пил. – В такие дни я точно знаю, что стал преступником.
– Раф сказал, эти девушки – рабская рабочая сила из Боснии. Какая тут сенсация?
Хохлов даже вздрогнул от удивления:
– Что ты имеешь в виду? За кого ты меня принимаешь? Это эстонские шлюхи. Я сам привез их из Таллинна.
Старлитц внимательно наблюдал за тем, как телохранители гонят своих подопечных в сторону улюлюкающих скотов в сауне.
– Но, судя по речи, говорят они на сербо-хорватском, ас.
– Ерунда. Это эстонский. Не делай вид, что понимаешь эстонский. Никто не понимает этой финно-угорской тарабарщины.
– Раф уверял меня, что эти женщины боснийки. Сказал, что купил их и собирается при себе оставить. Зачем ему говорить такое?
– Раф над тобой подшутил.
– Что ты имеешь в виду этим «подшутил»? Он говорил, они жертвы гулага насильников! Ничего в этом нет смешного. Просто никак не выставить такое смешным.
Хохлов воззрился на Старлитца в скорбном удивлении:
– Леха, почему ты хочешь, чтобы гулаги были «смешными»? Гулаги – это не смешно. Погромы – это не смешно. Война – это не смешно. Изнасилование – это совсем не смешно. Человеческая жизнь, знаешь ли, очень трудна. Мужчины и женщины действительно страдают в этом мире.
– Это я знаю, приятель.
Хохлов оглядел его с головы до ног, потом медленно покачал головой:
– Нет, Леха, ты этого не знаешь. Ты не можешь этого знать так, как знает это русский.
Старлитц задумался. Это казалось неизбежной и неотвратимой правдой.
– Ты спросил этих девушек, из Боснии ли они?
– С чего мне их об этом спрашивать? Ты знаешь официальное отношение Кремля к конфликту в Югославии. Ельцин говорит, что наши братья, православные славяне, не способны на подобные преступления. А рассказы о насилии в лагерях – паникерская клевета, распространяемая католиками-хорватами и боснийскими мусульманами. Расслабься, Леха. Все женщины, кого я привез, – эстонские профессионалки. Даю тебе слово.
– Раф только что дал мне свое слово, что все обстоит иначе.
Хохлов поглядел ему в глаза:
– Леха, кому ты веришь? Какому-то хиппи-террористу – или бывалому закаленному офицеру КГБ, который на хорошем счету в русской мафии?
Старлитц поглядел на усыпанный цветами аландский луг:
– Ладно, Булат Романович... Я тут было... я действительно подумывал... ну знаешь, может, мне следует что-то предпринять... Ладно, не важно. Теперь к делу. Наша операция с банком разваливается на части.
Хохлов был неподдельно поражен.
– О чем ты говоришь? Ты это не всерьез. Все у нас идет отлично, в Петербурге нас любят.
– Я имею в виду, что старую даму нельзя купить. Она просто вне досягаемости. Сделка провалена, ас. Не знаю, как и когда выдохся драйв, когда мы потеряли темп, но уж поверь, запах гнили я чую. Эту ситуацию не вытянуть, приятель. Думаю, настало время нам с тобой к чертям отсюда убираться.
– Ты не смог провести свою рекламную сделку? Очень жаль, Леха. Но это не важно. Я уверен, мы сможем отыскать другую схему добывания капитала, такую же дешевую и быструю. Всегда остаются «наркотики и оружие».
– Нет, сам расклад тут смердит. Это затея с видео меня на это навела. Булат, я когда-нибудь говорил тебе о том факте, что я лично никогда не появляюсь на видео?
– То есть как, Леха?
– По крайней мере раньше так было. Если б на меня тогда, в восьмидесятые, направили видеокамеру, она бы треснула или раскололась или плата бы сгорела. Меня просто нельзя заснять на видеопленку.
Медленно-медленно Хохлов вынул из внутреннего кармана пиджака серебряную фляжку. Он сделал долгий задумчивый глоток, потом скривился, лицо у него дернулось.
Наконец взгляд его с усталой неторопливостью сосредоточился на Старлитце.
– Прошу прощения. Не мог бы ты это повторить?
– Все дело в видео. Вот почему я и занялся онлайн-бизнесом. Первоначально я был самым что ни на есть обычным агентом, образцовым «никем». Но это видеонаблюдение начало серьезно действовать мне на нервы.
Я не мог даже дойти до забегаловки на углу за пачкой сигарет, чтоб не забили тревогу с полдюжины, черт бы их побрал, камер. Но потом я обнаружил онлайн-анонимность. Онлайн-шифрование. Онлайн-псевдонимы.
Лично мне это действительно было на руку. Теперь у меня появился способ оставаться в подполье, оставаться совершенно никому не известным, даже если за мной наблюдали и отслеживали двадцать четыре часа в сутки. Я нашел способ быть самим собой.
– Леха, ты что, пьян?
– Нет. Слушай внимательно, ас. Я все начистоту выкладываю.
– Тебя что, Раф чем-нибудь напоил?
– Конечно. Мы кофе пили.
– Леха, ты на наркотиках. У тебя есть ствол? Отдай его мне немедленно.
– Раф роздал все пушки детишкам из АИЯС. Они придерживают оружие, пока наемники не протрезвеют. Простая мера предосторожности.
– Может, ты еще не акклиматизировался. Трудно спать, если солнце никогда не садится. Тебе следует прилечь.
– Послушай, ас. Я не какой-то там паршивый слабак, который не знает, когда он на кислоте. Правила обычных людей просто ко мне неприменимы, вот и все. Я не обычный мужик. Я – Легги Старлитц, я – очень, очень странный парень. Вот почему я обычно оказываюсь в подобных ситуациях. – Старлитц провел ладонью по потному скальпу. – Помнишь ту мафиозную цыпочку, какую ты закадрил в Азербайджане?
Хохлов помедлил, чтобы порыться в памяти.
– Ты имеешь в виду милую и очаровательную Тамару Ахмедовну?
– Ее самую. Жену секретаря обкома. Я был откровенен с Тамарой ровно в такой же ситуации. Я ей прямо сказал, что ее мирок разваливается на части. Я не мог сказать ей почему, я просто знал. В то время она мне тоже не поверила. Точно так же, как ты не веришь мне сейчас. Знаешь, где сейчас Тамара Ахмедовна? Торгует подержанными автомашинами в Лос-Анджелесе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16
* * *
Проститутки прибыли на рыболовецком траулере. С виду они очень походили на обычных проституток из самой быстро растущей в мире экономики проституции России. Они вполне могли сойти за женщин из стран Балтии. Во всяком случае, внешне они были славянки. С борта траулера они спустились потрепанные качкой, но, похоже, преисполненные решимости. Не паникующие, не ошеломленные, не раздавленные ужасом. Просто группа из пятнадцати более или менее молодых женщин в микроюбках и спандексе, которым предстоит тяжкий труд заниматься сексом с незнакомыми людьми.
Старлитц был вовсе не удивлен, увидев, что проституток пасет Хохлов. Хохлова сопровождали два новеньких телохранителя. В силу необходимости число людей, посвященных в тайну местонахождения Рафа, было очень невелико.
– Ненавижу работу сутенера, – простонал Хохлов. На борту траулера он пил. – В такие дни я точно знаю, что стал преступником.
– Раф сказал, эти девушки – рабская рабочая сила из Боснии. Какая тут сенсация?
Хохлов даже вздрогнул от удивления:
– Что ты имеешь в виду? За кого ты меня принимаешь? Это эстонские шлюхи. Я сам привез их из Таллинна.
Старлитц внимательно наблюдал за тем, как телохранители гонят своих подопечных в сторону улюлюкающих скотов в сауне.
– Но, судя по речи, говорят они на сербо-хорватском, ас.
– Ерунда. Это эстонский. Не делай вид, что понимаешь эстонский. Никто не понимает этой финно-угорской тарабарщины.
– Раф уверял меня, что эти женщины боснийки. Сказал, что купил их и собирается при себе оставить. Зачем ему говорить такое?
– Раф над тобой подшутил.
– Что ты имеешь в виду этим «подшутил»? Он говорил, они жертвы гулага насильников! Ничего в этом нет смешного. Просто никак не выставить такое смешным.
Хохлов воззрился на Старлитца в скорбном удивлении:
– Леха, почему ты хочешь, чтобы гулаги были «смешными»? Гулаги – это не смешно. Погромы – это не смешно. Война – это не смешно. Изнасилование – это совсем не смешно. Человеческая жизнь, знаешь ли, очень трудна. Мужчины и женщины действительно страдают в этом мире.
– Это я знаю, приятель.
Хохлов оглядел его с головы до ног, потом медленно покачал головой:
– Нет, Леха, ты этого не знаешь. Ты не можешь этого знать так, как знает это русский.
Старлитц задумался. Это казалось неизбежной и неотвратимой правдой.
– Ты спросил этих девушек, из Боснии ли они?
– С чего мне их об этом спрашивать? Ты знаешь официальное отношение Кремля к конфликту в Югославии. Ельцин говорит, что наши братья, православные славяне, не способны на подобные преступления. А рассказы о насилии в лагерях – паникерская клевета, распространяемая католиками-хорватами и боснийскими мусульманами. Расслабься, Леха. Все женщины, кого я привез, – эстонские профессионалки. Даю тебе слово.
– Раф только что дал мне свое слово, что все обстоит иначе.
Хохлов поглядел ему в глаза:
– Леха, кому ты веришь? Какому-то хиппи-террористу – или бывалому закаленному офицеру КГБ, который на хорошем счету в русской мафии?
Старлитц поглядел на усыпанный цветами аландский луг:
– Ладно, Булат Романович... Я тут было... я действительно подумывал... ну знаешь, может, мне следует что-то предпринять... Ладно, не важно. Теперь к делу. Наша операция с банком разваливается на части.
Хохлов был неподдельно поражен.
– О чем ты говоришь? Ты это не всерьез. Все у нас идет отлично, в Петербурге нас любят.
– Я имею в виду, что старую даму нельзя купить. Она просто вне досягаемости. Сделка провалена, ас. Не знаю, как и когда выдохся драйв, когда мы потеряли темп, но уж поверь, запах гнили я чую. Эту ситуацию не вытянуть, приятель. Думаю, настало время нам с тобой к чертям отсюда убираться.
– Ты не смог провести свою рекламную сделку? Очень жаль, Леха. Но это не важно. Я уверен, мы сможем отыскать другую схему добывания капитала, такую же дешевую и быструю. Всегда остаются «наркотики и оружие».
– Нет, сам расклад тут смердит. Это затея с видео меня на это навела. Булат, я когда-нибудь говорил тебе о том факте, что я лично никогда не появляюсь на видео?
– То есть как, Леха?
– По крайней мере раньше так было. Если б на меня тогда, в восьмидесятые, направили видеокамеру, она бы треснула или раскололась или плата бы сгорела. Меня просто нельзя заснять на видеопленку.
Медленно-медленно Хохлов вынул из внутреннего кармана пиджака серебряную фляжку. Он сделал долгий задумчивый глоток, потом скривился, лицо у него дернулось.
Наконец взгляд его с усталой неторопливостью сосредоточился на Старлитце.
– Прошу прощения. Не мог бы ты это повторить?
– Все дело в видео. Вот почему я и занялся онлайн-бизнесом. Первоначально я был самым что ни на есть обычным агентом, образцовым «никем». Но это видеонаблюдение начало серьезно действовать мне на нервы.
Я не мог даже дойти до забегаловки на углу за пачкой сигарет, чтоб не забили тревогу с полдюжины, черт бы их побрал, камер. Но потом я обнаружил онлайн-анонимность. Онлайн-шифрование. Онлайн-псевдонимы.
Лично мне это действительно было на руку. Теперь у меня появился способ оставаться в подполье, оставаться совершенно никому не известным, даже если за мной наблюдали и отслеживали двадцать четыре часа в сутки. Я нашел способ быть самим собой.
– Леха, ты что, пьян?
– Нет. Слушай внимательно, ас. Я все начистоту выкладываю.
– Тебя что, Раф чем-нибудь напоил?
– Конечно. Мы кофе пили.
– Леха, ты на наркотиках. У тебя есть ствол? Отдай его мне немедленно.
– Раф роздал все пушки детишкам из АИЯС. Они придерживают оружие, пока наемники не протрезвеют. Простая мера предосторожности.
– Может, ты еще не акклиматизировался. Трудно спать, если солнце никогда не садится. Тебе следует прилечь.
– Послушай, ас. Я не какой-то там паршивый слабак, который не знает, когда он на кислоте. Правила обычных людей просто ко мне неприменимы, вот и все. Я не обычный мужик. Я – Легги Старлитц, я – очень, очень странный парень. Вот почему я обычно оказываюсь в подобных ситуациях. – Старлитц провел ладонью по потному скальпу. – Помнишь ту мафиозную цыпочку, какую ты закадрил в Азербайджане?
Хохлов помедлил, чтобы порыться в памяти.
– Ты имеешь в виду милую и очаровательную Тамару Ахмедовну?
– Ее самую. Жену секретаря обкома. Я был откровенен с Тамарой ровно в такой же ситуации. Я ей прямо сказал, что ее мирок разваливается на части. Я не мог сказать ей почему, я просто знал. В то время она мне тоже не поверила. Точно так же, как ты не веришь мне сейчас. Знаешь, где сейчас Тамара Ахмедовна? Торгует подержанными автомашинами в Лос-Анджелесе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16