Вы говорите об этом, когда белые войска разгромили ваши армии под Хабаровском?
– Именно.
– Вы говорите, как верующий.
– Довольно сложно объяснить разницу между понятиями «верующий» и «уверенный». Тем не менее запишите это себе в книжечку и порасспросите ваших русских друзей из нашей эсеровской оппозиции.
– Благодарю вас, мистер Блюхер.
– Всего хорошего, мистер Кэбб.
...Через пять минут после того, как Кэбб покинул здание штаба, Блюхер пригласил к себе сотрудников особого отдела разведупра и предложил разработать тщательный план по дезинформации противника, с тем чтобы у белых создалось впечатление о новой переброске погранвойск с китайской границы к Хабаровску.
РАСПОЛОЖЕНИЕ КАВАЛЕРИЙСКОЙ БРИГАДЫ
Блюхер в сопровождении командиров быстро идет через плац к конюшням, огороженным высоким забором. Оттуда доносится тоскливое ржание. Блюхер – злой и хмурый, на лбу – складки, глаза спрятаны под бровями. В громадный огороженный двор, где сейчас стоит добрая сотня лошадей, купленных для бригады у крестьян, он почти вбегает.
– Почему кони не в конюшнях?
– Полно, ставить некуда.
– Почему не построили временных?
– Завтра переведем конский запас в Балку, там есть пустые помещения.
– Почему завтра? Почему не сегодня?
Он не слушает ответа, досадливо машет рукой и начинает осматривать лошадей. Делает он это медленно, близко заглядывает в конские морды, щупает мускулатуру груди и нос. Он переходит от одной лошади к другой и очень вдумчиво, тщательно изучает каждую. Коннице белых надо противопоставить красную конницу, иначе пехоте не выдержать. И орудиям надо придать лошадей – они мертвы без конницы.
– Куда вы думаете определить эту, каурую? – спрашивает Блюхер сопровождающих его командиров.
– В пятую батарею.
– Понятно... Извольте сказать, каковы требования к вьючным лошадям для артиллерии?
– Какие требования?
– Те, которые разосланы по частям неделю назад. Вы их видели?
– Так точно.
– Помните?
– Да.
– Извольте повторить.
– Я помню в общих чертах...
– Придется напомнить частности. Вьючная лошадь для артчастей должна быть с широкой грудью, на коротких ногах, плотного склада, круторебрая, с крепким копытным рогом, с прямой короткой спиной, без старых ссадин на спине и с невысокой правильной холкой, – вдалбливая каждое слово в собеседников, отчеканил Блюхер. – А разве эта лошадь в артиллерию годится? На ней хоронить хорошо, а не воевать. Определите ее в обоз.
Блюхер идет дальше, осматривая коней.
– А это что такое? – спрашивает он. – Каких лошадей мы вообще не берем в армию?
– С порчеными копытами.
– Еще?
– С сжатой пяткой.
– Еще?
– Вислоухих.
– Еще?
Молчат командиры, смотрят под ноги, мнутся.
– Ай-яй-яй, – качает головой Василий Константинович, – нехорошо иметь девичью память, граждане комэски и комкавполками. А если у коня передние ноги значительно выгнуты назад в коленях?
– Не годится, если гнуты в коленях, – гудят командиры.
– Да я знаю, что не годится. А вот этот конь? У него ноги, как луки. Зачем его взяли?
– Недоглядка.
– Прошляпили, гражданин министр.
– Люблю самокритику, – говорит Блюхер хмуро, – только не в военных организациях, а в лавках головных уборов. Этого коня выбраковать.
Главком идет дальше. Он придирчиво осматривает каждую лошадь, смотрит, как подкована, заглядывает в зубы, пробует на ощупь мышцы ног. И вдруг возле забора он видит кобылу с огромными страдальческими глазами, а возле нее рыженького жеребенка. Тот жмется к матери, испуганно смотрит молочными еще, с голубизной, глазенками на людей, которые приближаются. Кобыла притирает сына к забору, стараясь спрятать его от людских взоров.
– Ах ты, маленький, – ласково говорит Василий Константинович. – Ах ты, красавец мой нежный...
Он осторожно тянет руку к жеребенку. Кобыла настороженно следит за его рукой и переступает задними ногами – часто-часто, словно собираясь взбрыкнуть.
– Василий Константинович, – опасливо говорят командиры, – как бы она не зашибла...
– Да разве она зашибет, – по-прежнему ласково говорит Блюхер, – она ж видит, что мы к нему с лаской, она только жестоких будет шибать...
Он дотрагивается до головы жеребенка и легонько начинает почесывать его лоб, поглаживать за ушами, что-то тихое и нежное говорит ему, угощает четвертью сахарного кусочка. Жеребенок делает шаг от матери к Блюхеру и начинает тереться об его руку тоненькой шеей. Мать теперь уже не переступает задними ногами так часто, только все время опускает голову и трогает сына губами за спину. Жеребенок оглядывается на нее, не отходя от Блюхера, и тихонько покачивает головой, будто успокаивая ее.
Василий Константинович берет лошадь за узду и ведет ее среди ржания и копытного перестука в конюшню. Следом за кобылой идет жеребенок.
– Разве можно брать лошадей с сосунками? – спрашивает Блюхер командиров после того, как поставил мать с сыном в стойло и насыпал им вволю сена. – Разве ж можно, дорогие граждане командиры?
– В приказе про это не сказано.
– Гражданин министр, там только сказано, чтоб явно жеребых маток не брать.
– Если б там было запрещено, разве б мы стали? Тоже ведь не звери, а люди.
– Эх-хе-хе, – задумчиво и грустно тянет Блюхер. – Ладно, впредь имейте в виду, люди... Пойдемте к вам в штаб, посмотрим, как обстоят дела с фуражом и боеприпасами.
ШТАБ КАВБРИГАДЫ
– Дайте мне список телефонов, – просит Блюхер, зажав телефонную трубку плечом возле уха, – надо позвонить в типографию.
– Пожалуйста, гражданин министр.
– Спасибо.
Блюхер быстро листает напечатанную на гектографе телефонную книжку штабных телефонов.
– Что такое инфористот? – удивленно спрашивает Блюхер.
– Информационно-исторический отдел, гражданин министр, – со снисходительной улыбкой объясняют Блюхеру.
– Вот в чем дело... А изопу? Что-нибудь связанное с художниками?
– Это фельдшерский изоляционный пункт.
– А что такое ВПН?
– Военный помощник начальника железной дороги.
– Ага... Ясно... – Блюхер называет номер телефона, ждет, пока ответят, и говорит: – Это Блюхер. Да, товарищ начальник телефонной станции, да, тот самый. У меня к вам просьба. Пожалуйста, переведите на русский язык все обозначения вроде инфористот, изопу, пертелстан и так далее. Научитесь уважать родной язык.
Блюхер кладет трубку на рычаг, качает головой.
– «Изопу»! В типографию я позвоню позже, давайте посмотрим, что к вам поступало в последние дни из боеприпасов.
Ему приносят пачку приказов и рапортов. Он просматривает бумаги, шевелит губами, подсчитывая что-то, гремит костяшками на счетах. То и дело ему попадаются бумаги, перечеркнутые размашистыми резолюциями. Написаны резолюции громадными, но абсолютно стертыми буквами – карандаш раскрошен, поэтому понять, что написано в самом документе, нет никакой возможности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86
– Именно.
– Вы говорите, как верующий.
– Довольно сложно объяснить разницу между понятиями «верующий» и «уверенный». Тем не менее запишите это себе в книжечку и порасспросите ваших русских друзей из нашей эсеровской оппозиции.
– Благодарю вас, мистер Блюхер.
– Всего хорошего, мистер Кэбб.
...Через пять минут после того, как Кэбб покинул здание штаба, Блюхер пригласил к себе сотрудников особого отдела разведупра и предложил разработать тщательный план по дезинформации противника, с тем чтобы у белых создалось впечатление о новой переброске погранвойск с китайской границы к Хабаровску.
РАСПОЛОЖЕНИЕ КАВАЛЕРИЙСКОЙ БРИГАДЫ
Блюхер в сопровождении командиров быстро идет через плац к конюшням, огороженным высоким забором. Оттуда доносится тоскливое ржание. Блюхер – злой и хмурый, на лбу – складки, глаза спрятаны под бровями. В громадный огороженный двор, где сейчас стоит добрая сотня лошадей, купленных для бригады у крестьян, он почти вбегает.
– Почему кони не в конюшнях?
– Полно, ставить некуда.
– Почему не построили временных?
– Завтра переведем конский запас в Балку, там есть пустые помещения.
– Почему завтра? Почему не сегодня?
Он не слушает ответа, досадливо машет рукой и начинает осматривать лошадей. Делает он это медленно, близко заглядывает в конские морды, щупает мускулатуру груди и нос. Он переходит от одной лошади к другой и очень вдумчиво, тщательно изучает каждую. Коннице белых надо противопоставить красную конницу, иначе пехоте не выдержать. И орудиям надо придать лошадей – они мертвы без конницы.
– Куда вы думаете определить эту, каурую? – спрашивает Блюхер сопровождающих его командиров.
– В пятую батарею.
– Понятно... Извольте сказать, каковы требования к вьючным лошадям для артиллерии?
– Какие требования?
– Те, которые разосланы по частям неделю назад. Вы их видели?
– Так точно.
– Помните?
– Да.
– Извольте повторить.
– Я помню в общих чертах...
– Придется напомнить частности. Вьючная лошадь для артчастей должна быть с широкой грудью, на коротких ногах, плотного склада, круторебрая, с крепким копытным рогом, с прямой короткой спиной, без старых ссадин на спине и с невысокой правильной холкой, – вдалбливая каждое слово в собеседников, отчеканил Блюхер. – А разве эта лошадь в артиллерию годится? На ней хоронить хорошо, а не воевать. Определите ее в обоз.
Блюхер идет дальше, осматривая коней.
– А это что такое? – спрашивает он. – Каких лошадей мы вообще не берем в армию?
– С порчеными копытами.
– Еще?
– С сжатой пяткой.
– Еще?
– Вислоухих.
– Еще?
Молчат командиры, смотрят под ноги, мнутся.
– Ай-яй-яй, – качает головой Василий Константинович, – нехорошо иметь девичью память, граждане комэски и комкавполками. А если у коня передние ноги значительно выгнуты назад в коленях?
– Не годится, если гнуты в коленях, – гудят командиры.
– Да я знаю, что не годится. А вот этот конь? У него ноги, как луки. Зачем его взяли?
– Недоглядка.
– Прошляпили, гражданин министр.
– Люблю самокритику, – говорит Блюхер хмуро, – только не в военных организациях, а в лавках головных уборов. Этого коня выбраковать.
Главком идет дальше. Он придирчиво осматривает каждую лошадь, смотрит, как подкована, заглядывает в зубы, пробует на ощупь мышцы ног. И вдруг возле забора он видит кобылу с огромными страдальческими глазами, а возле нее рыженького жеребенка. Тот жмется к матери, испуганно смотрит молочными еще, с голубизной, глазенками на людей, которые приближаются. Кобыла притирает сына к забору, стараясь спрятать его от людских взоров.
– Ах ты, маленький, – ласково говорит Василий Константинович. – Ах ты, красавец мой нежный...
Он осторожно тянет руку к жеребенку. Кобыла настороженно следит за его рукой и переступает задними ногами – часто-часто, словно собираясь взбрыкнуть.
– Василий Константинович, – опасливо говорят командиры, – как бы она не зашибла...
– Да разве она зашибет, – по-прежнему ласково говорит Блюхер, – она ж видит, что мы к нему с лаской, она только жестоких будет шибать...
Он дотрагивается до головы жеребенка и легонько начинает почесывать его лоб, поглаживать за ушами, что-то тихое и нежное говорит ему, угощает четвертью сахарного кусочка. Жеребенок делает шаг от матери к Блюхеру и начинает тереться об его руку тоненькой шеей. Мать теперь уже не переступает задними ногами так часто, только все время опускает голову и трогает сына губами за спину. Жеребенок оглядывается на нее, не отходя от Блюхера, и тихонько покачивает головой, будто успокаивая ее.
Василий Константинович берет лошадь за узду и ведет ее среди ржания и копытного перестука в конюшню. Следом за кобылой идет жеребенок.
– Разве можно брать лошадей с сосунками? – спрашивает Блюхер командиров после того, как поставил мать с сыном в стойло и насыпал им вволю сена. – Разве ж можно, дорогие граждане командиры?
– В приказе про это не сказано.
– Гражданин министр, там только сказано, чтоб явно жеребых маток не брать.
– Если б там было запрещено, разве б мы стали? Тоже ведь не звери, а люди.
– Эх-хе-хе, – задумчиво и грустно тянет Блюхер. – Ладно, впредь имейте в виду, люди... Пойдемте к вам в штаб, посмотрим, как обстоят дела с фуражом и боеприпасами.
ШТАБ КАВБРИГАДЫ
– Дайте мне список телефонов, – просит Блюхер, зажав телефонную трубку плечом возле уха, – надо позвонить в типографию.
– Пожалуйста, гражданин министр.
– Спасибо.
Блюхер быстро листает напечатанную на гектографе телефонную книжку штабных телефонов.
– Что такое инфористот? – удивленно спрашивает Блюхер.
– Информационно-исторический отдел, гражданин министр, – со снисходительной улыбкой объясняют Блюхеру.
– Вот в чем дело... А изопу? Что-нибудь связанное с художниками?
– Это фельдшерский изоляционный пункт.
– А что такое ВПН?
– Военный помощник начальника железной дороги.
– Ага... Ясно... – Блюхер называет номер телефона, ждет, пока ответят, и говорит: – Это Блюхер. Да, товарищ начальник телефонной станции, да, тот самый. У меня к вам просьба. Пожалуйста, переведите на русский язык все обозначения вроде инфористот, изопу, пертелстан и так далее. Научитесь уважать родной язык.
Блюхер кладет трубку на рычаг, качает головой.
– «Изопу»! В типографию я позвоню позже, давайте посмотрим, что к вам поступало в последние дни из боеприпасов.
Ему приносят пачку приказов и рапортов. Он просматривает бумаги, шевелит губами, подсчитывая что-то, гремит костяшками на счетах. То и дело ему попадаются бумаги, перечеркнутые размашистыми резолюциями. Написаны резолюции громадными, но абсолютно стертыми буквами – карандаш раскрошен, поэтому понять, что написано в самом документе, нет никакой возможности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86