- Вы понимаете, какие последствия для вас может иметь этот материал?
- Вполне.
- Готовы к противостоянию?
- Не придется, я оперирую фактами.
- Ну-ну.
...Это было поздно вечером 14 октября, через час после того, как почтальон вручил мне конверт, а я расписался в получении "экспресс-почты" о продолжающемся хищении культурных ценностей.
...Я перезвонил в Бонн, попросил перенести встречу еще на час и сел к пишущей машинке, - письмо стоило того, чтобы над ним серьезно подумать, а я привык думать словесно - фиксируя мысль на машинке.
(Вообще-то, когда я только начинал работать в журналистике, моими "орудиями производства" были карандаш и ручка; однако с годами приходит особая требовательность, необходимо видеть, что получилось, что надобно перелопатить; слово, написанное рукою, отличается от слова, напечатанного на пишущей машинке, а уж когда читаешь корректуру, то набор выявляет совершенно новое качество написанного, никаких иллюзий, некое отделение твоих мыслей от тебя самого, смотришь со стороны, сердце рвет порою: "Ах, если бы можно было еще раз переписать все наново!" Потому-то я и перешел на пишущую машинку, - она дисциплинирует тебя, учит краткости и четкости.)
Меня потянуло написать эти несколько страничек, потому что закольцевались события лета сорок пятого в Калининграде с тем, что происходит и по сей день, когда преступники, сориентированные на мафию, продолжают свое черное дело грабежа и укрывательства культурных ценностей, принадлежащих Родине.
Действительно, история таинственной смерти доктора Роде накануне того дня, когда профессор Виктор Барсов должен был получить "исповедь" немецкого специалиста, отвечавшего перед высшими бонзами рейха за сохранность Янтарной комнаты, до сих пор до конца не разгадана: хоронили доктора никому не известные люди, могила его не обнаружена, врач, подтвердивший под присягой факт смерти Роде и его жены от "острого желудочного заболевания", исчез вскоре после этого из города, словно в воду канул, как его ни искали.
Действительно, поведение профессора Роде, особенно в последние недели перед смертью, казалось тем людям, которые его знали, необычным, он словно бы постоянно кого-то страшился, жил под мечом, ждал чего-то.
Действительно, профессор Роде знал вес о судьбе Янтарной комнаты, но молчал, не говорил ни слова, хотя люди, помнившие его в те месяцы, утверждали, что он был на грани признания; что-то мешало ему открыться, тяготило изнутри, страшило, он хранил в себе тайну, метался...
Его гибель была угодна тем, кто обрубает следы, тем, кто и по сей день занят укрывательством краденого.
Кто эти люди?
Действительно, загадочно сообщение о том, что в шахте "Б" "Виттекинд" по прошествии трех месяцев после окончания воины жили "бывшие узники". Отчего они не ушли из подземелья? Да и потом, чья это версия, что те, кого увидали офицеры английского представителя Этткинда, были "узниками"? Не есть ли это дезинформация? А кто был в ней - тогда еще, в августе сорок пятого заинтересован?
А взрывы, засыпавшие шахту? Произошли-то ведь они после того, как часть ящиков была тайком поднята и вывезена из Фольприхаузена англичанами.
Кем? Куда?
(Доктор Колер передал мне фотографии, сделанные в марте - апреле сорок пятого: нацисты прячут ящики с награбленными ценностями в лесу, неподалеку от маленького городка в Саксонии или Тюрингии. Адъютант гауляйтера Мучмана, здравствующий и поныне нацист Саксе из Кобленца, знает, что это за город, но он не сказал, да и не скажет правды. А ведь это так важно узнать: в Тюрингии или Саксонии прятали награбленное, ибо тогда версия о том, что машины швейцарского Красного Креста вывезли нечто из Саксонии, которая, согласно Ялтинскому соглашению, становилась советской зоной оккупации, в Ганновер, который отходил англичанам, перестает быть версией, но становится абсолютной правдой. Идти на такого рода рискованную акцию нацисты могли только во имя чего-то крайне важного, во имя высшей тайны рейха.)
Молчал комендант Кенигсберга генерал фон Лаш, когда фельдмаршал Паулюс спрашивал его о судьбе Янтарной комнаты, молчал наглухо, а ведь прошло много месяцев с того дня, когда советский народ спас мир от коричневой чумы.
Молчал на процессе в Варшаве гауляйтер Восточной Пруссии и Украины гитлеровец Эрих Кох.
Но ведь живы наши герои-ветераны, герои штурма Кенигсберга, которые первыми ворвались в королевскую крепость, туда, где была депонирована Янтарная комната.
Может быть, кто-то из ветеранов отзовется? Дорога каждая мелочь, любая подробность...
Надо бы постараться исследовать путь, который прошла икона, похищенная нацистами в Тихвине и оказавшаяся затем в молельне кардинала Спэлмана в Нью-Йорке. Как она попала туда? Через какие перевалочные базы? Кто отвечал за ее транспортировку? Сколько лет продолжался ее мученический путь за океан?
А то, что пишет Уманский? Правда это? Или хорошо сделанная подстава? Если правда, то каким путем, кто, с чьей помощью продолжает грабеж и торговлю произведениями искусства, похищенными в Советском Союзе?
Здесь есть кому сбывать награбленное. Мафия служит сильным мира сего, бизнес хорошо оплачивают, сделка стоит риска.
А те люди, с которыми меня сводила жизнь за два года, что я прожил на Западе? Штайн есть Штайн, он человек убежденный, а потому - бесстрашный, но ведь сколько моих собеседников замыкались, боязливо оглядывались, переходили на шепот, начинав отвечать полунамеками, как только речь заходила о Янтарной комнате, да и вообще обо всем том культурном богатстве, которое было у нас похищено.
Страх. Здесь умеют делать страх, а что может быть ужаснее и въедливее, чем страх перед прошлым, особенно таким, какой принес с собою в мир нацизм?! Но если бы нацизм был в прошлом! Я сидел на съезде новых нацистов, на сборище НДП, в маленьком городе Кертче, съезде, который пикетировали узники нацистских концлагерей и заботливо охраняли огромные наряды полиции. Я видел и слышал, как аккуратные молодчики в черных пиджаках, белых рубашках и красных галстуках (цвета гитлеровского флага) изрыгали слова ненависти к миру, прогрессу, гуманизму, я видел и слышал, как ревело это сборище, когда докладчики взывали к "единству крови", к "почтительной памяти к прошлому", к "изоляции людей чужой национальности", к "беспощадной борьбе против коммунизма", к "походу против мирового интернационала". Это ферменты страха, который готовят загодя, но сейчас, в наши дни, словно бы кто незримый, но могущественный, грозит пальцем: "Смотрите мне! Тихо! Не высовываться! Черно-бело-красные наготове! Забыли Гитлера? Напомним! Все готово на крайний случай, все слажено и отрепетировано!"
Я помню, как на границе Австрии и Лихтенштейна остановились огромные туристские автобусы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128