Едва ли последняя фраза оказалась удачной. Если кто-то из членов комиссии все еще симпатизировал Колону, то после нее он потерял последних союзников. Даже глаза Десы посуровели. Сантанхель и Кинтанилья старались не смотреть на него.
— Вы вот сказали, что были при дворе короля Жуана, когда получили карту и письмо, — напомнил доминиканец Варгас. — Вы показывали их королю?
— Да.
Брови доминиканца взметнулись вверх.
— И тем не менее король Жуан не счел нужным дать вам корабли?
— Благодаря этому, — ответствовал Колон, — владыкам Испании представился шанс получить в свое распоряжение богатства новых земель.
Фрей Хустино Варгас лишь презрительно улыбнулся.
Талавера подождал еще немного, но так как желающих выступить не нашлось, откашлялся.
— Если вам нечего добавить, сеньор, позвольте нам перейти к обсуждению. Вы можете удалиться.
Но даже в атмосфере всеобщего недоверия Колон решился на последнее слово.
— Я вынужден повторить, мой господин, что все сказанное мною о документах Тосканелли — истинная правда, и я призываю в свидетели Господа Бога. Я благодарю вас, господа, за Терпение, с которым вы выслушали меня, и целую ваши руки.
Он поклонился и направился к двери.
Но прежде чем Колон закрыл за собой дверь, он услышал голос Фонсеки: «Мне думается, господин мой епископ, нам не стоит терять время на подобные пустяки. Совершенно ясно, что нас собрали понапрасну. К счастью, мы вовремя это выяснили».
Глава 19. ДОКЛАД
Гордость поддерживала Колона до тех пор, пока взгляды упирались в его спину, но не секундой больше.
Как только двери зала заседаний захлопнулись, голова его поникла, спина согнулась под свалившейся на него непосильной ношей, и, ослепленный обидой и злобой, Колон, волоча ноги, еле доплелся до скамьи у стены.
Два пажа шептались в углу. Охранник застыл у дверей. Они не обращали на него ни малейшего внимания, а кроме них, в полутемной приемной не было ни души. Никто не видел его жестокого поражения. И оставался он в приемной не потому, что в нем еще теплилась надежда на успех. Просто не мог уйти, не объяснившись с Сантанхелем.
Глубоко задумавшись, он не замечал бега времени. И вздрогнул от неожиданности, когда раскрылись двери, выпуская из зала заседаний членов комиссии. Ему показалось, что не прошло и пяти минут, как он вышел в приемную. На самом же деле комиссии потребовалось полчаса, чтобы прийти к единому мнению.
Талавера шел первым, за ним — Мальдонадо и Ресенде.
Инстинктивно Колон встал. Их взгляды, привлеченные его движением, тут же скользнули в сторону, едва они увидели, кто поднимается со скамьи.
Четвертым показался Деса с низко опущенной головой. Деса, который верил ему, которого он убедил в своей правоте, который защищал его перед владыками Испании. Деса тоже увидел его и тоже прошел, не сказав ни слова, не подав ни знака, из которых он мог бы понять, принимают ли его за бесчестного шарлатана, не останавливающегося ни перед какой низостью.
Фонсека не удостоил Колона и взгляда, оживленно беседуя о чем-то с одним из доминиканцев, и Колон уже проклинал себя за то, что сразу же не покинул приемную, а остался, подвергаясь новым унижениям.
Наконец появился Сантанхель, молча шагающий рядом с Кинтанильей. По телу Колона пробежала дрожь. Неужели и этот верный друг, которому он стольким обязан, покинет его? Но нет, Сантанхель, заметив Колона, прямиком направился к нему. На лице его отражалась тревога. Он тяжело вздохнул и покачал седой головой, прежде чем заговорить.
— Пока не могу обещать вам ничего хорошего, мой дорогой Кристобаль.
Но все еще можно поправить. Мы должны приложить все силы, чтобы вернуть карту.
— Спасибо и за то, что вы хоть верите в ее существование. Другие-то сразу решили, что карты никогда и не было. Эти господа… Рука Сантанхеля легла на его плечо.
— Чем дольше я живу, дорогой Кристобаль, тем больше убеждаюсь, сколь мало в человеке милосердия.
— Тогда мне все ясно. Комиссия приняла меня за шарлатана, а предложение мое, как искренне полагает Фонсека, — за сплошной обман.
— Поменьше думайте об этом наглом священнике, да и вообще постарайтесь успокоиться. Сегодня я загляну к вам. А теперь идите.
Он похлопал Колона по плечу, чтобы подбодрить, но едва ли вдохнул в него хоть каплю надежды. Домой тот ушел в отчаянии, потрясенный совершившимся.
С трудом преодолевая каждую ступеньку, он поднялся по лестнице, открыл дверь и оцепенел, увидев Беатрис, сидящую у стола.
Она метнулась ему навстречу; черная, обшитая кружевами мантилья осталась на спинке стула.
— Я не могла не прийти, Кристобаль. Хотела дождаться тебя и сразу узнать обо всем. Я не находила себе места от волнения. Ты победил, дорогой мой?! Я знаю, что ты победил!
Он шагнул к окну, и Беатрис увидела, как печально его лицо. В ужасе она отшатнулась.
— Кристобаль!
Улыбка его более всего напоминала гримасу боли. Он усадил ее на стул, сам опустился перед ней на колени, уткнулся лицом в ее платье.
— Все кончено, — простонал он. — Я лишился всего: надежды, доверия, собственной чести. До наступления вечера королю и королеве доложат, что я обыкновенный лгун и обманщик. Если они проявят милосердие, мне просто прикажут покинуть Испанию, если же король Фердинанд решит, что я должен расплатиться за жалкие гроши, которые выдавались мне, меня бросят в тюрьму.
Руки ее нежно гладили Колона по волосам. Наконец он поднял голову, посмотрел на Беатрис.
— Меня ограбили.
— Ограбили? — От внезапно нахлынувшего страха Беатрис осипла. — Что? Что у тебя украли?
— Все! — Он поднялся. — Все, кроме жизни. Оставили только отчаяние и стыд, которые будут меня преследовать до последнего часа. У меня украли оружие, которым я мог сокрушить этих твердолобых ученых из Сала-манки, этих священников, которые не видят дальше собственного носа.
И Колон закружил по комнате, как разъяренная пантера, передавая Беатрис все насмешки, все намеки, которые пришлось ему выслушать.
Она сидела не дыша, побелев как полотно, ее глаза не отрывались от лица Колона. А потом он остановился перед ней, горько улыбнулся.
— Таков конец всех моих грез, моя Беатрис. Я должен идти в другие края, предлагать мои услуги кому-то еще, но едва ли меня захотят слушать, потому что, как выяснилось сегодня, бумажкам поверят куда больше, чем человеку.
Беатрис уперлась локтями о стол, обхватила голову руками. Она пыталась в точности вспомнить, какие слова удалось вырвать из нее Галлино. А вспомнив, поняла, как много сказала, сколь важные сведения узнал от нее венецианец.
И заставила себя заговорить.
— Когда ты в последний раз видел эти документы?
— Когда? Откуда мне знать? У меня и мысли не было проверять, на месте ли они. Даже в среду, когда я положил в жестянку письмо для Сантанхеля, о котором я тебе говорил, я не стал перетряхивать содержимое, уверенный, что документы в полной сохранности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87