Она служила продавщицей в большом универмаге Чурина на углу Китайской улицы — харбинской Гинзы.
Универмаг принадлежал старой торговой фирме, во главе которой стояли русские. В этом универмаге можно бьио найти все: от мехов, драгоценностей и дамской одежды новейших моделей до лучших сортов водки и шоколада. На работу продавщиц тут подбирались только красивые женщины.
Хотя дело явно шло к военному разгрому, в магазине Чурипа можно бьио увидеть такие товары, о которых в Японии успели уже забыть. Однако за год до окончания войны сотрудники русского отдела японской военной миссии в Харбине совершили на фирму Чурина налет, произвели обыск и аресты, сам управляющий едва спасся бегством.
Новый управляющий приехал из Шанхая. Это был немец, член нацистской партии, которого поставила во главе фирмы японская военная миссия. Считалось, что это ограничит деятельность русских белоэмитрантов и поможег усилите японскую разведку в Совегском Союзе.
Убуката, находившийся в то время на основной базе 731-го отряда, встрегил гам одного молодого русского — очень красивого юношу. Собственно, это была обычная встреча с подопытным заключенным. Но можно сказать, что Убуката встретился тогда со своей судьбой.
Этот юноша бьш переведен из харбинской тюрьмы, которую русские эмигранты прозвали "приютом" и которой они страшились больше, чем смерти. Это была специальная тюрьма японской военной миссии, предназначенная для советских разведчиков, тайно перешедших границу, и для русских белоэмигрантов, подозреваемых в шпионаже.
Для тех, кого переводили в 731-й отряд, всякое общение с внешним миром, в том числе и с "приютом", полностью прекращалось. Ни писем, ни передач... Время от времени Убуката заходил в камеру к русскому юноше. И однажды тот сказал ему:
— Господин поручик, позвольте мне обратиться к вам с просьбой. У меня есть невеста. Зовут ее Оля, она работает продавщицей у Чурина...
Судя по рассказу молодого человека, он тоже служил в этой фирме, там его арестовали и увезли в "приют". Незадолго до этого он был помолвлен с Олей. Просьба сводилась к тому, чтобы Убуката передал ей от него весточку. Обратился он именно к Убукате потому, что тот учился в Маньчжурии и немного знал русский язык. Молодой человек, когда работал в фирме Чурина, обслуживал японских клиентов и довольно сносно говорил по-японски. Благодаря этому между ними сразу установилась какая-то близость.
Убуката согласился выполнить просьбу русского; выбрав удобный момент, он во время служебной поездки в Харбин отыскал дом неподалеку от греко-православной церкви, где жила со своей матерью невеста русского юноши. Он решил явиться к ней прямо домой, потому что разыскивать се в универмаге, находившемся под неусыпным надзором японской секретной службы, для него, японского офицера, было делом небезопасным.
Оля считалась русской эмигранткой, но по матери она была еврейкой. Когда управляющим фирмы Чурина стал немец-нацист, над ней нависла опасность увольнения.
Увидев перед собой японскою офицера, Оля сначала испугалась, но, когда Убуката сказал, что пришел по поручению ее жениха, она впустила его в дом. Матери дома не было.
— Как это ни печально, но я должен вам сообщить... — начал Убуката. Он рассказал о том, что жених ее заболел тяжелой инфекционной болезнью и умер. Это известие ногрясло Олю. От ужаса она не могла произнести ни слова. Убуката передал^ ей каштановую прядь волос.
Сжимая в руке волосы, она упала на колени и зарыдала. Это был душераздирающий плач, от рыданий содрогалось все ее юное тело. Казалось, скорбь тяжелым грузом навалилась на ее плечи и не давала ей разогнуться.
На самом же деле жених Оли был еще жив. Но заключенные, попадавшие в 731-й отряд, никогда оттуда живыми не выходили. Это знал Убуката и решил, что будет лучше, если она заранее примирится с мыслью о смерти жениха и, возможно, найдет себе нового возлюбленного.
С тех пор каждый раз, бывая в Харбине, Убуката навещал Олю. Он привозил ей сладости и всячески старался, чтобы она как можно скорее забыла свое горе. Наступило лего. Последнее лето перед окончанием войны. Убуката стал брать с собой Олю на прогулки. Они ездили на Солнечный остров на реке Сунгари. В отпускные дни он имел право носить гражданскую одежду, в ней он чувствовал себя свободнее. Они ездили на этот остров, который словно, был создан для удовольствий, купачись там, катались на яхте. Вскоре они сблизились.
Когда война подошла к концу, Убуката не захотел, чтобы эти быстро промелькнувшие летние дни остались просто забавой. Воспользовавшись паникой, поднявшейся в отряде, Убуката бежал и укрылся у Оли. Ее старая мать к этому времени умерла.
Выслушав рассказ приятеля, Тэрада сказал:
— Я все понял, постараюсь вам помочь.
Он почувствовал, что просто обязан помочь скрыться Убукате и Оле, которых судьба спела в столь необычное время. Вместе с Убукатой он отправился на квартиру к Оле. Когда Тэрада увидел ее, ему еще сильнее захотелось им помочь — она была на четвертом месяце беременности. Было очевидно, что долго они оставаться здесь не смогут.
Многие русские эмигранты получили советское гражданство. Тех же, кто сотрудничал с японцами и маньчжурскими властями, предавал своих соотечественников, интернировали и вместе с японскими военнослужащими Квантунской армии отправляли в Сибирь.
И тут Тэраде вспомнилось одно обстоятельство. В Мукдене начиналась эпидемия чумы, и в харбинский Комитет помощи беженцам приезжал оттуда представитель вербовать людей для борьбы с эпидемией. Если им втроем удастся добраться до Мукдена, где у Тэрады много знакомых и друзей, там-то уж они как-нибудь выпутаются.
Через несколько дней группа сотрудников противоэпидемического отделения, получив разрешение советских военных властей, погрузилась в санитарный вагон в эшелоне, направлявшемся в Мукден. В составе этой группы были Тэрада, Убуката и Оля, одетая в белый халат и ехавшая под видом медсестры. Из Мукдена Убуката с Олей вскоре перебрались: в
Дальний. Дело было в том, что у Убукаты появилась возможность устроиться судовым врачом на санитарный транспорт, который должен был отплыть из Дальнею в Японию раньше, чем пароход с репатриируемыми японцами. Тэрада оставался в Мукдене. Здесь он под руководством бывшего профессора Мукдеиского университета вел работу по борьбе с эпидемическими заболеваниями, в том числе и с чумой. Однако спустя некоторое время он был пойман как скрывавшийся японский офицер и отправлен в Сибирь.
В Дальнем, родив дочку, жена Убукаты заболела родильной горячкой. Ни сульфамидных препаратов, ни антибиотиков тут не было, и она умерла. Убуката с новорожденной в санитарном транспорте отправился на родину.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
Универмаг принадлежал старой торговой фирме, во главе которой стояли русские. В этом универмаге можно бьио найти все: от мехов, драгоценностей и дамской одежды новейших моделей до лучших сортов водки и шоколада. На работу продавщиц тут подбирались только красивые женщины.
Хотя дело явно шло к военному разгрому, в магазине Чурипа можно бьио увидеть такие товары, о которых в Японии успели уже забыть. Однако за год до окончания войны сотрудники русского отдела японской военной миссии в Харбине совершили на фирму Чурина налет, произвели обыск и аресты, сам управляющий едва спасся бегством.
Новый управляющий приехал из Шанхая. Это был немец, член нацистской партии, которого поставила во главе фирмы японская военная миссия. Считалось, что это ограничит деятельность русских белоэмитрантов и поможег усилите японскую разведку в Совегском Союзе.
Убуката, находившийся в то время на основной базе 731-го отряда, встрегил гам одного молодого русского — очень красивого юношу. Собственно, это была обычная встреча с подопытным заключенным. Но можно сказать, что Убуката встретился тогда со своей судьбой.
Этот юноша бьш переведен из харбинской тюрьмы, которую русские эмигранты прозвали "приютом" и которой они страшились больше, чем смерти. Это была специальная тюрьма японской военной миссии, предназначенная для советских разведчиков, тайно перешедших границу, и для русских белоэмигрантов, подозреваемых в шпионаже.
Для тех, кого переводили в 731-й отряд, всякое общение с внешним миром, в том числе и с "приютом", полностью прекращалось. Ни писем, ни передач... Время от времени Убуката заходил в камеру к русскому юноше. И однажды тот сказал ему:
— Господин поручик, позвольте мне обратиться к вам с просьбой. У меня есть невеста. Зовут ее Оля, она работает продавщицей у Чурина...
Судя по рассказу молодого человека, он тоже служил в этой фирме, там его арестовали и увезли в "приют". Незадолго до этого он был помолвлен с Олей. Просьба сводилась к тому, чтобы Убуката передал ей от него весточку. Обратился он именно к Убукате потому, что тот учился в Маньчжурии и немного знал русский язык. Молодой человек, когда работал в фирме Чурина, обслуживал японских клиентов и довольно сносно говорил по-японски. Благодаря этому между ними сразу установилась какая-то близость.
Убуката согласился выполнить просьбу русского; выбрав удобный момент, он во время служебной поездки в Харбин отыскал дом неподалеку от греко-православной церкви, где жила со своей матерью невеста русского юноши. Он решил явиться к ней прямо домой, потому что разыскивать се в универмаге, находившемся под неусыпным надзором японской секретной службы, для него, японского офицера, было делом небезопасным.
Оля считалась русской эмигранткой, но по матери она была еврейкой. Когда управляющим фирмы Чурина стал немец-нацист, над ней нависла опасность увольнения.
Увидев перед собой японскою офицера, Оля сначала испугалась, но, когда Убуката сказал, что пришел по поручению ее жениха, она впустила его в дом. Матери дома не было.
— Как это ни печально, но я должен вам сообщить... — начал Убуката. Он рассказал о том, что жених ее заболел тяжелой инфекционной болезнью и умер. Это известие ногрясло Олю. От ужаса она не могла произнести ни слова. Убуката передал^ ей каштановую прядь волос.
Сжимая в руке волосы, она упала на колени и зарыдала. Это был душераздирающий плач, от рыданий содрогалось все ее юное тело. Казалось, скорбь тяжелым грузом навалилась на ее плечи и не давала ей разогнуться.
На самом же деле жених Оли был еще жив. Но заключенные, попадавшие в 731-й отряд, никогда оттуда живыми не выходили. Это знал Убуката и решил, что будет лучше, если она заранее примирится с мыслью о смерти жениха и, возможно, найдет себе нового возлюбленного.
С тех пор каждый раз, бывая в Харбине, Убуката навещал Олю. Он привозил ей сладости и всячески старался, чтобы она как можно скорее забыла свое горе. Наступило лего. Последнее лето перед окончанием войны. Убуката стал брать с собой Олю на прогулки. Они ездили на Солнечный остров на реке Сунгари. В отпускные дни он имел право носить гражданскую одежду, в ней он чувствовал себя свободнее. Они ездили на этот остров, который словно, был создан для удовольствий, купачись там, катались на яхте. Вскоре они сблизились.
Когда война подошла к концу, Убуката не захотел, чтобы эти быстро промелькнувшие летние дни остались просто забавой. Воспользовавшись паникой, поднявшейся в отряде, Убуката бежал и укрылся у Оли. Ее старая мать к этому времени умерла.
Выслушав рассказ приятеля, Тэрада сказал:
— Я все понял, постараюсь вам помочь.
Он почувствовал, что просто обязан помочь скрыться Убукате и Оле, которых судьба спела в столь необычное время. Вместе с Убукатой он отправился на квартиру к Оле. Когда Тэрада увидел ее, ему еще сильнее захотелось им помочь — она была на четвертом месяце беременности. Было очевидно, что долго они оставаться здесь не смогут.
Многие русские эмигранты получили советское гражданство. Тех же, кто сотрудничал с японцами и маньчжурскими властями, предавал своих соотечественников, интернировали и вместе с японскими военнослужащими Квантунской армии отправляли в Сибирь.
И тут Тэраде вспомнилось одно обстоятельство. В Мукдене начиналась эпидемия чумы, и в харбинский Комитет помощи беженцам приезжал оттуда представитель вербовать людей для борьбы с эпидемией. Если им втроем удастся добраться до Мукдена, где у Тэрады много знакомых и друзей, там-то уж они как-нибудь выпутаются.
Через несколько дней группа сотрудников противоэпидемического отделения, получив разрешение советских военных властей, погрузилась в санитарный вагон в эшелоне, направлявшемся в Мукден. В составе этой группы были Тэрада, Убуката и Оля, одетая в белый халат и ехавшая под видом медсестры. Из Мукдена Убуката с Олей вскоре перебрались: в
Дальний. Дело было в том, что у Убукаты появилась возможность устроиться судовым врачом на санитарный транспорт, который должен был отплыть из Дальнею в Японию раньше, чем пароход с репатриируемыми японцами. Тэрада оставался в Мукдене. Здесь он под руководством бывшего профессора Мукдеиского университета вел работу по борьбе с эпидемическими заболеваниями, в том числе и с чумой. Однако спустя некоторое время он был пойман как скрывавшийся японский офицер и отправлен в Сибирь.
В Дальнем, родив дочку, жена Убукаты заболела родильной горячкой. Ни сульфамидных препаратов, ни антибиотиков тут не было, и она умерла. Убуката с новорожденной в санитарном транспорте отправился на родину.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45