Ссориться, злиться друг на друга... Это не для серьезных людей. Как ты думаешь?
— Я думаю, что ты человек серьезный и все понимаешь правильно, ~ сказал Едиге.
— Ну, вот, и давно бы, — сказал Бердибек, снова обнимая Едиге. — Уж мы-то с тобой всегда общий язык найдем, верно?
...Гульшат только-только вернулась и едва успела переодеться. Лицо ее было еще розовым с мороза, и глаза — как черные угольки... Он боялся, что она не захочет с ним разговаривать, не выйдет к нему, как раньше... Но она встретила Едиге как ни в чем не бывало. На катке ей понравилось, даже очень, и погода — просто чудо, и вообще давно она так не веселилась, одно досадно — штанину на брюках порвала, когда упала... На каком катке? Это секрет. Нет, не на университетском стадионе, конечно, стала бы она туда ходить... И не к чему было ее искать, зря тратить драгоценное время, тем более — на коньках он не катается... Не искал? И хорошо. Все равно бы не нашел. Она собирается в следующее воскресенье в горы, на лыжах кататься, — интересно, в каком ущелье Алатау он станет ее разыскивать?.. Напрасное занятие. Вот вместе бы пойти — другое дело... Много времени?.. Ну, что же, его никто не принуждает... Ему виднее, как использовать свое время... Кстати, сегодня познакомилась с одним парнем, он такой... Что? Не смеет?.. Это еще почему?* Вот новости!.. Захочет — и не с одним парнем, а с целым десятком познакомится! Он-то сам раньше гулял, сколько у него было девушек?.. Нет, вовсе она не портится. Взрослеет, ума набирается, вот и все. Она уже не ребенок, летом ей восемнадцать стукнет, вот так!.. И что тут плохого, если он красивый, да... И умный, и образованный... Это ведь только сам Едиге считает себя пупом земли. Если девушке кто не понравится, так ей нипочем и его ум, и образованность... Правда, тот парень, с которым она познакомилась, не выдает себя за гения, как некоторые, зато когда с ним говоришь, тебя страх не мучает — вдруг что не так, вдруг не угодила... Уже за одно это понравился, и очень... Нет-нет, ничего она не выдумывает, все так и есть... Честное-пречестное?.. Ну, ладно, она пошутила... А зачем он поверил?.. Кто любит, тот в такую чепуху не поверит. А он ее не любит, и вот еще одно доказательство... Нет, сегодня уже нет времени. Она устала. И спать пора. Завтра? Нет, и завтра нет времени. И послезавтра, и послепослезавтра тоже нет. Надоело — и оперу слушать, и кино смотреть. Она ведь не старуха, чтобы только и знать, что... Нет. И потом — скоро зимняя сессия. Надо готовиться, она и без того боится, что экзамены завалит. Надо заниматься... И лучше будет, если он пореже станет заходить, пореже ее беспокоить... До свиданья. Нет, слишком поздно. Уже половина двенадцатого. Надо ложиться спать. И завтра. И послезавтра, ведь она уже сказала... И на будущей неделе. И через неделю. Весь месяц. Если придет, это ей помешает заниматься. Отвлечет... Не знает... Возможно, и выкроит как-нибудь время. Подумает. Кстати, все, что она сказала про того парня — правда. Спокойной ночи...
26
На следующий день Едиге позвонил профессору — пришло время ему вернуться, а если он приехал, то, возможно, уже и разыскивает Едиге.
В трубке телефона-автомата послышался ломкий, с металлическим привкусом, голос:
— Да-а! Я слушаю!..
— Мне нужен профессор Бекмухамедов, —- сказал Едиге, решив, что перепутал номер.
— Я Бекмухамедов, но не профессор. К сожалению. К величайшему сожалению... И, увы, никогда не стану профессором. Хотя, по всей вероятности, это весьма приятно...
Конечно, он ошибся, не то набрал, не туда попал... Порылся в карманах, выудил еще монетку. Не спеша, без суеты набрал положенные шесть цифр.
— Слушаю вас... Опять тот же голос.
— Простите... — Он назвал номер. — Я правильно звоню?
— Абсолютно.
— Это квартира профессора?
— Абсолют-тно... Профессора Бекмухамедова и его сына, тоже Бекмухамедова, стыд и срам на его непутевую голову...
— Ваш отец дома?
— К величайшему... К величайшему сожалению, его нет. И его жены тоже... Я в п-полном, аб-бсолютном одиночестве. Поэтому мне скучно, и я выпил... А?.. Вы меня осуждаете?.. Что вы молчите?.. — Едиге казалось, в ноздри ему так и разит из трубки винным перегаром. — Эй, послушайте, вас как зовут?.. Вы не одолжите мне денег?.. Немного — сотню-полторы?.. Я вам верну! Очень бы меня выруч-чили... А? Нет?.. Тогда положи трубку, дурак, и не смей звонить, если ты такой нищий...
Краем уха Едиге что-то слышал про сынка профессора — студент, не удержался ни в Москве, ни в Ленинграде, болтается теперь в Алма-Ате, кочует из института в институт. Говорили еще, будто бросил жену с ребенком... Едиге не слишком-то интересовали эти сплетни. Зато иные преподаватели с кафедры, тот же Бакен, кстати, частенько шушукались, обсуждая семейные дела профессора, и охали, ахали, винили его жену — не воспитала, не углядела за единственным сыночком... Бедная тетушка Алима! Бедный профессор! И осчастливит же бог таким золотцем! — Бакен вздыхал, сочувствуя старикам.
Едиге так и не выяснил, между прочим, вернулся ли профессор... Но не звонить же было еще раз! При одной мысли об этом Едиге плюнул себе под ноги и направился к университету.
На кафедре он застал одного Бакена. Словно черная птица, широко распростершая крылья, восседал он за профессорским столом, занимая весь угол в глубине комнаты. Перед ним были разложены бумаги, короткие толстые пальцы сжимали красный шестигранный карандаш. И. О. — исполняющий обязанности заведующего кафедрой. Не шутка!.. Ну и жирную же холку он отрастил за три последних месяца...
— А-а, это вы, юноша... -^ Бакен покровительственно протянул ему руку. — А мы тут совсем вас потеряли. Где это вы бродите?..
— Поблизости, Бакен-ага.
— Поблизости?.. Помню, покойный Мухтар Ауэзов любил повторять: упаси нас бог от непризнанных Толстых и непонятых Шекспиров...
— Мухтар Ауэзов говорил немного иначе. Бакен поморщился.
— Не будем спорить. Кому из нас двоих лучше знать Ауэзова?.. Мы изучали его не по лекциям — я имею в виду близких друзей, соратников по общему делу... Мы беседовали, бывало, лицом к лицу, делились... Он с нами, мы с ним... — Бакен вздохнул, откинулся на спинку стула. — Да, еще не скоро появится у нас такой великий человек... Такой мастер слова! Чем больше думаешь, тем больше удивляешься, что за титаны — и Сакен Сейфуллин, и Ильяс Джансугуров, и Беимбет Майлин, и Габит Мусрепов, и Сабит Мука-нов — а?.. Вот оно, поколение, пришедшее в литературу с революции! Вот они, наши истинные писатели, поэты! А нынче?.. Не на кого пальцем указать...
Бакен сокрушенно развел руками, понурился.
— А вы? — сказал Едиге.
Бакен шевельнул бровями, подозрительно всматриваясь в лицо Едиге, но не уловил на нем и следа насмешки.
— Э, что там говорить о нас, — устремив глаза в потолок; произнес он. ~ Мы скромные, незаметные труженики науки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60
— Я думаю, что ты человек серьезный и все понимаешь правильно, ~ сказал Едиге.
— Ну, вот, и давно бы, — сказал Бердибек, снова обнимая Едиге. — Уж мы-то с тобой всегда общий язык найдем, верно?
...Гульшат только-только вернулась и едва успела переодеться. Лицо ее было еще розовым с мороза, и глаза — как черные угольки... Он боялся, что она не захочет с ним разговаривать, не выйдет к нему, как раньше... Но она встретила Едиге как ни в чем не бывало. На катке ей понравилось, даже очень, и погода — просто чудо, и вообще давно она так не веселилась, одно досадно — штанину на брюках порвала, когда упала... На каком катке? Это секрет. Нет, не на университетском стадионе, конечно, стала бы она туда ходить... И не к чему было ее искать, зря тратить драгоценное время, тем более — на коньках он не катается... Не искал? И хорошо. Все равно бы не нашел. Она собирается в следующее воскресенье в горы, на лыжах кататься, — интересно, в каком ущелье Алатау он станет ее разыскивать?.. Напрасное занятие. Вот вместе бы пойти — другое дело... Много времени?.. Ну, что же, его никто не принуждает... Ему виднее, как использовать свое время... Кстати, сегодня познакомилась с одним парнем, он такой... Что? Не смеет?.. Это еще почему?* Вот новости!.. Захочет — и не с одним парнем, а с целым десятком познакомится! Он-то сам раньше гулял, сколько у него было девушек?.. Нет, вовсе она не портится. Взрослеет, ума набирается, вот и все. Она уже не ребенок, летом ей восемнадцать стукнет, вот так!.. И что тут плохого, если он красивый, да... И умный, и образованный... Это ведь только сам Едиге считает себя пупом земли. Если девушке кто не понравится, так ей нипочем и его ум, и образованность... Правда, тот парень, с которым она познакомилась, не выдает себя за гения, как некоторые, зато когда с ним говоришь, тебя страх не мучает — вдруг что не так, вдруг не угодила... Уже за одно это понравился, и очень... Нет-нет, ничего она не выдумывает, все так и есть... Честное-пречестное?.. Ну, ладно, она пошутила... А зачем он поверил?.. Кто любит, тот в такую чепуху не поверит. А он ее не любит, и вот еще одно доказательство... Нет, сегодня уже нет времени. Она устала. И спать пора. Завтра? Нет, и завтра нет времени. И послезавтра, и послепослезавтра тоже нет. Надоело — и оперу слушать, и кино смотреть. Она ведь не старуха, чтобы только и знать, что... Нет. И потом — скоро зимняя сессия. Надо готовиться, она и без того боится, что экзамены завалит. Надо заниматься... И лучше будет, если он пореже станет заходить, пореже ее беспокоить... До свиданья. Нет, слишком поздно. Уже половина двенадцатого. Надо ложиться спать. И завтра. И послезавтра, ведь она уже сказала... И на будущей неделе. И через неделю. Весь месяц. Если придет, это ей помешает заниматься. Отвлечет... Не знает... Возможно, и выкроит как-нибудь время. Подумает. Кстати, все, что она сказала про того парня — правда. Спокойной ночи...
26
На следующий день Едиге позвонил профессору — пришло время ему вернуться, а если он приехал, то, возможно, уже и разыскивает Едиге.
В трубке телефона-автомата послышался ломкий, с металлическим привкусом, голос:
— Да-а! Я слушаю!..
— Мне нужен профессор Бекмухамедов, —- сказал Едиге, решив, что перепутал номер.
— Я Бекмухамедов, но не профессор. К сожалению. К величайшему сожалению... И, увы, никогда не стану профессором. Хотя, по всей вероятности, это весьма приятно...
Конечно, он ошибся, не то набрал, не туда попал... Порылся в карманах, выудил еще монетку. Не спеша, без суеты набрал положенные шесть цифр.
— Слушаю вас... Опять тот же голос.
— Простите... — Он назвал номер. — Я правильно звоню?
— Абсолютно.
— Это квартира профессора?
— Абсолют-тно... Профессора Бекмухамедова и его сына, тоже Бекмухамедова, стыд и срам на его непутевую голову...
— Ваш отец дома?
— К величайшему... К величайшему сожалению, его нет. И его жены тоже... Я в п-полном, аб-бсолютном одиночестве. Поэтому мне скучно, и я выпил... А?.. Вы меня осуждаете?.. Что вы молчите?.. — Едиге казалось, в ноздри ему так и разит из трубки винным перегаром. — Эй, послушайте, вас как зовут?.. Вы не одолжите мне денег?.. Немного — сотню-полторы?.. Я вам верну! Очень бы меня выруч-чили... А? Нет?.. Тогда положи трубку, дурак, и не смей звонить, если ты такой нищий...
Краем уха Едиге что-то слышал про сынка профессора — студент, не удержался ни в Москве, ни в Ленинграде, болтается теперь в Алма-Ате, кочует из института в институт. Говорили еще, будто бросил жену с ребенком... Едиге не слишком-то интересовали эти сплетни. Зато иные преподаватели с кафедры, тот же Бакен, кстати, частенько шушукались, обсуждая семейные дела профессора, и охали, ахали, винили его жену — не воспитала, не углядела за единственным сыночком... Бедная тетушка Алима! Бедный профессор! И осчастливит же бог таким золотцем! — Бакен вздыхал, сочувствуя старикам.
Едиге так и не выяснил, между прочим, вернулся ли профессор... Но не звонить же было еще раз! При одной мысли об этом Едиге плюнул себе под ноги и направился к университету.
На кафедре он застал одного Бакена. Словно черная птица, широко распростершая крылья, восседал он за профессорским столом, занимая весь угол в глубине комнаты. Перед ним были разложены бумаги, короткие толстые пальцы сжимали красный шестигранный карандаш. И. О. — исполняющий обязанности заведующего кафедрой. Не шутка!.. Ну и жирную же холку он отрастил за три последних месяца...
— А-а, это вы, юноша... -^ Бакен покровительственно протянул ему руку. — А мы тут совсем вас потеряли. Где это вы бродите?..
— Поблизости, Бакен-ага.
— Поблизости?.. Помню, покойный Мухтар Ауэзов любил повторять: упаси нас бог от непризнанных Толстых и непонятых Шекспиров...
— Мухтар Ауэзов говорил немного иначе. Бакен поморщился.
— Не будем спорить. Кому из нас двоих лучше знать Ауэзова?.. Мы изучали его не по лекциям — я имею в виду близких друзей, соратников по общему делу... Мы беседовали, бывало, лицом к лицу, делились... Он с нами, мы с ним... — Бакен вздохнул, откинулся на спинку стула. — Да, еще не скоро появится у нас такой великий человек... Такой мастер слова! Чем больше думаешь, тем больше удивляешься, что за титаны — и Сакен Сейфуллин, и Ильяс Джансугуров, и Беимбет Майлин, и Габит Мусрепов, и Сабит Мука-нов — а?.. Вот оно, поколение, пришедшее в литературу с революции! Вот они, наши истинные писатели, поэты! А нынче?.. Не на кого пальцем указать...
Бакен сокрушенно развел руками, понурился.
— А вы? — сказал Едиге.
Бакен шевельнул бровями, подозрительно всматриваясь в лицо Едиге, но не уловил на нем и следа насмешки.
— Э, что там говорить о нас, — устремив глаза в потолок; произнес он. ~ Мы скромные, незаметные труженики науки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60