..
Надина на миг сбросила маску очаровательной любезности, но тут же взяла себя в руки и улыбнулась: арендаторов много, главное — это поместье. Платамону подтвердил,— да, арендаторов действительно много, но вопрос в том, что они собой представляют. А кроме того, любой человек, мало-мальски разбирающийся в этом деле, не сможет предложить барыне и половины той арендной платы, которую он, Платамону, выплачивает ей по старой памяти. Правда, кое-где арендная плата чуть выросла. Но там крестьян так эксплуатируют, что доводят до отчаяния, и еще неизвестно, не приведет ли это к самым печальным последствиям. Крестьяне поумнели, сами хотят земли и не намерены безропотно переносить обманы и издевательства. Даже здесь, где они подряжаются на работу на хороших условиях и их не обсчитывают ни на грош, они волнуются, ропщут, чего-то требуют. А уж что происходит там, одному богу известно...
Надине скоро надоела болтовня арендатора. Платамону заметил это и оборвал себя на полуслове. Наступило продолжительное молчание. Надина пытливо емотрела на собеседника, словно пытаясь разгадать, что скрывается за красноречием арендатора, сидевшего теперь перед ней с покорным, почти униженным, но, главное, непроницаемым лицом.
— Значит, так! — вдруг воскликнула чуть раздраженно хозяйка, сделав такой жест, будто решила положить конец разговору.
Платамону подумал, что перегнул палку и что, наверное, пора пойти па попятный. Он знал, что Надина чрезвычайно самолюбива и впрямь способна подыскать себе другого арендатора. Это уж превзошло бы самые худшие его опасения,— вместо того чтобы купить поместье, он бы совсем его лишился.
Как раз в эту минуту в комнату вошел Григоре и сказал жене, что пришли какие-то крестьяне. Они просят барыню их принять и выслушать, так как они тоже хотят купить поместье. Надина удивленно поднялась:
— Но мы с господином Платамону даже не говорили об этом.
Она явно была в замешательстве, тем более что Григоре продолжал настаивать, чтобы она приняла ходоков. Крестьяне что-то подозревают, и если не получат ответа от нее лично, то будут считать, что их несправедливо обошли. Но Надина с крестьянами никогда не общалась и не желала общаться, считая их злобными дикарями. После короткого колебания она уступила, пожав плечами.
— Хорошо, раз ты считаешь это необходимым, Григ... Только как бы они здесь не наследили или не наполнили весь дом бог знает каким благоуханием! Действительно, резкий запах чеснока ворвался в комнату, как только в нее вошли крестьяне во главе с Лукой Талабэ.
— Не робейте,— подбодрил их Григоре,— выложите барыне все, что у вас на душе.
Незадолго до этого корчмарь Кристя Бусуйок дал зпать крестьянам, что арендатор поехал па барскую усадьбу, чтобы окончательно сторговать поместье Бабароагу. После вчерашнего разговора со старым барином крестьяне потолковали еще между собой и решили по отступаться, а пойти к самой барыне. Но сейчас опи растерялись, тем более что столкнулись лицом к лицу с арендатором. Лишь спустя некоторое время Луке Талабэ удалось побороть робость, и он заговорил, уставившись в глаза Надине:
— Вы уж, барыня, не гневайтесь на нас, на нашу смелость, только слыхали мы, что... вы желаете продать поместье... вот мы и пораскинули мозгами и так и этак, да подумали, что зачем вам его продавать кому чужому, мы ведь всегда на этой земле работали, вот нам бы его и купить...
Разговор с Платамону, резкий запах чеснока, косноязычный лепет Талабэ — все это вызвало раздражение Надипы. В действительности она и не собиралась продавать Бабароагу. Этой весной она, правда, говорила арендатору, что была бы не прочь избавиться от поместья, но, по существу, ничего не решила твердо и сказала это лишь для поддержания разговора, так как Платамону все не уходил и она не могла грубо указать ему на дверь после того, как он отсчитал ей крупную сумму денег. А оказалось, что из-за случайно брошенных слов заварилась каша. Вчера нежданно-негаданно завел разговор свекор, сегодня — крестьяне. Сейчас она поняла, почему только что Платамону жаловался на слишком высокую арендную плату, и, взглянув па него, не смогла скрыть иронической улыбки. Оп все еще сидел в кресле, на лице его застыло удивлеппое выражение, которым он пытался замаскировать свою тревогу, а в голове стучало: «Повезло, называется!»
Решив наконец, что крестьяне выговорились, Надина их перебила, заявив, что пока не намеревается продавать поместье и довольна Платамону, который честно платит ей и не обижает народ. Ходоки поспешили согласиться, опасаясь разгневать арендатора.
-— Что правда, то правда, с господином Платамону мы завсегда в согласии жили, грех иное говорить.
—- Если уж я решу продавать поместье,— продолжала Надина,— то обязательно выслушаю и вас, не забуду. Но сейчас не надо верить слухам: эти слухи распространяют либо заинтересованные лица, либо те, у кого совесть нечиста.
Платамону судорожно сглотнул слюну, хотя никто на него не смотрел — ни Надина, ни крестьяне.
Когда мужики ушли, арендатор угодливо спросил:
— Как же вы со мной решили, барыня?
— Я подумаю и посмотрю, что можно сделать,— равнодушно ответила Надина.
Платамону почудилось, что земля уходит у него из-под ног. Он попытался настаивать, уточнить, когда ему зайти еще раз, но Надина не ответила ничего определенного — она не знает, сколько времени тут задержится. ,
— Вы рассердились на меня, барыня? —- воскликнул в отчаянии арендатор.
— Что вы, что вы,— возразила Надина, протягивая ему руку.— Вы ведь ничего плохого мне не сделали. Почему же?
Спускаясь по лестнице, Платамону горестно бормотал про себя:
— Ну и влип же я, ничего не скажешь! Отличился!
8
Во вторник, во второй половине дня, начался мелкий холодный дождь и заладил надолго, по-осеппсму. Гогу Ионеску с Еуд-жепией приехали в гости в Амару. Обед прошел весело, а к концу все заговорили о планах возвращения в Бухарест. Гогу необходимо быть в столице к четвергу. Нельзя опоздать даже на час. Он ведь депутат, недели через две начпется сессия палаты депутатов, и ему надо предварительно встретиться со своими политическими единомышленниками. Гогу предложил Титу поехать с ним, но Григоре энергично запротестовал: он не разрешит похитить гостя. Ему хотелось отправить Титу в Бухарест вместе с Падиной, чтобы та не ехала одна с Раулем Брумару.
Перед тем как усесться за стол, Григоре отозвал Гогу и Титу в сторону, чтобы поговорить о делах Титу. Узнав о посулах Ба-лоляну, Гогу рассердился. Неужели Григоре думает, что Балоляну окажет какую-либо помощь, если лично в этом не заинтересован? По-видимому, Григоре плохо его знает, хоть они и друзья. Балоляну будет водить их за нос, пока им не осточертеет и они сами не отступятся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142
Надина на миг сбросила маску очаровательной любезности, но тут же взяла себя в руки и улыбнулась: арендаторов много, главное — это поместье. Платамону подтвердил,— да, арендаторов действительно много, но вопрос в том, что они собой представляют. А кроме того, любой человек, мало-мальски разбирающийся в этом деле, не сможет предложить барыне и половины той арендной платы, которую он, Платамону, выплачивает ей по старой памяти. Правда, кое-где арендная плата чуть выросла. Но там крестьян так эксплуатируют, что доводят до отчаяния, и еще неизвестно, не приведет ли это к самым печальным последствиям. Крестьяне поумнели, сами хотят земли и не намерены безропотно переносить обманы и издевательства. Даже здесь, где они подряжаются на работу на хороших условиях и их не обсчитывают ни на грош, они волнуются, ропщут, чего-то требуют. А уж что происходит там, одному богу известно...
Надине скоро надоела болтовня арендатора. Платамону заметил это и оборвал себя на полуслове. Наступило продолжительное молчание. Надина пытливо емотрела на собеседника, словно пытаясь разгадать, что скрывается за красноречием арендатора, сидевшего теперь перед ней с покорным, почти униженным, но, главное, непроницаемым лицом.
— Значит, так! — вдруг воскликнула чуть раздраженно хозяйка, сделав такой жест, будто решила положить конец разговору.
Платамону подумал, что перегнул палку и что, наверное, пора пойти па попятный. Он знал, что Надина чрезвычайно самолюбива и впрямь способна подыскать себе другого арендатора. Это уж превзошло бы самые худшие его опасения,— вместо того чтобы купить поместье, он бы совсем его лишился.
Как раз в эту минуту в комнату вошел Григоре и сказал жене, что пришли какие-то крестьяне. Они просят барыню их принять и выслушать, так как они тоже хотят купить поместье. Надина удивленно поднялась:
— Но мы с господином Платамону даже не говорили об этом.
Она явно была в замешательстве, тем более что Григоре продолжал настаивать, чтобы она приняла ходоков. Крестьяне что-то подозревают, и если не получат ответа от нее лично, то будут считать, что их несправедливо обошли. Но Надина с крестьянами никогда не общалась и не желала общаться, считая их злобными дикарями. После короткого колебания она уступила, пожав плечами.
— Хорошо, раз ты считаешь это необходимым, Григ... Только как бы они здесь не наследили или не наполнили весь дом бог знает каким благоуханием! Действительно, резкий запах чеснока ворвался в комнату, как только в нее вошли крестьяне во главе с Лукой Талабэ.
— Не робейте,— подбодрил их Григоре,— выложите барыне все, что у вас на душе.
Незадолго до этого корчмарь Кристя Бусуйок дал зпать крестьянам, что арендатор поехал па барскую усадьбу, чтобы окончательно сторговать поместье Бабароагу. После вчерашнего разговора со старым барином крестьяне потолковали еще между собой и решили по отступаться, а пойти к самой барыне. Но сейчас опи растерялись, тем более что столкнулись лицом к лицу с арендатором. Лишь спустя некоторое время Луке Талабэ удалось побороть робость, и он заговорил, уставившись в глаза Надине:
— Вы уж, барыня, не гневайтесь на нас, на нашу смелость, только слыхали мы, что... вы желаете продать поместье... вот мы и пораскинули мозгами и так и этак, да подумали, что зачем вам его продавать кому чужому, мы ведь всегда на этой земле работали, вот нам бы его и купить...
Разговор с Платамону, резкий запах чеснока, косноязычный лепет Талабэ — все это вызвало раздражение Надипы. В действительности она и не собиралась продавать Бабароагу. Этой весной она, правда, говорила арендатору, что была бы не прочь избавиться от поместья, но, по существу, ничего не решила твердо и сказала это лишь для поддержания разговора, так как Платамону все не уходил и она не могла грубо указать ему на дверь после того, как он отсчитал ей крупную сумму денег. А оказалось, что из-за случайно брошенных слов заварилась каша. Вчера нежданно-негаданно завел разговор свекор, сегодня — крестьяне. Сейчас она поняла, почему только что Платамону жаловался на слишком высокую арендную плату, и, взглянув па него, не смогла скрыть иронической улыбки. Оп все еще сидел в кресле, на лице его застыло удивлеппое выражение, которым он пытался замаскировать свою тревогу, а в голове стучало: «Повезло, называется!»
Решив наконец, что крестьяне выговорились, Надина их перебила, заявив, что пока не намеревается продавать поместье и довольна Платамону, который честно платит ей и не обижает народ. Ходоки поспешили согласиться, опасаясь разгневать арендатора.
-— Что правда, то правда, с господином Платамону мы завсегда в согласии жили, грех иное говорить.
—- Если уж я решу продавать поместье,— продолжала Надина,— то обязательно выслушаю и вас, не забуду. Но сейчас не надо верить слухам: эти слухи распространяют либо заинтересованные лица, либо те, у кого совесть нечиста.
Платамону судорожно сглотнул слюну, хотя никто на него не смотрел — ни Надина, ни крестьяне.
Когда мужики ушли, арендатор угодливо спросил:
— Как же вы со мной решили, барыня?
— Я подумаю и посмотрю, что можно сделать,— равнодушно ответила Надина.
Платамону почудилось, что земля уходит у него из-под ног. Он попытался настаивать, уточнить, когда ему зайти еще раз, но Надина не ответила ничего определенного — она не знает, сколько времени тут задержится. ,
— Вы рассердились на меня, барыня? —- воскликнул в отчаянии арендатор.
— Что вы, что вы,— возразила Надина, протягивая ему руку.— Вы ведь ничего плохого мне не сделали. Почему же?
Спускаясь по лестнице, Платамону горестно бормотал про себя:
— Ну и влип же я, ничего не скажешь! Отличился!
8
Во вторник, во второй половине дня, начался мелкий холодный дождь и заладил надолго, по-осеппсму. Гогу Ионеску с Еуд-жепией приехали в гости в Амару. Обед прошел весело, а к концу все заговорили о планах возвращения в Бухарест. Гогу необходимо быть в столице к четвергу. Нельзя опоздать даже на час. Он ведь депутат, недели через две начпется сессия палаты депутатов, и ему надо предварительно встретиться со своими политическими единомышленниками. Гогу предложил Титу поехать с ним, но Григоре энергично запротестовал: он не разрешит похитить гостя. Ему хотелось отправить Титу в Бухарест вместе с Падиной, чтобы та не ехала одна с Раулем Брумару.
Перед тем как усесться за стол, Григоре отозвал Гогу и Титу в сторону, чтобы поговорить о делах Титу. Узнав о посулах Ба-лоляну, Гогу рассердился. Неужели Григоре думает, что Балоляну окажет какую-либо помощь, если лично в этом не заинтересован? По-видимому, Григоре плохо его знает, хоть они и друзья. Балоляну будет водить их за нос, пока им не осточертеет и они сами не отступятся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142