Что он мне ответит и что я ему. Я вела с ним бесконечный мысленный диалог, от этого начинала болеть голова. Не помогали даже таблетки, которые глотала теперь без всякой меры. Все старалась подыскать слова — спокойные, точные и тяжелые, как свинец. Я должна сказать всю правду, хоть и понимала, что это ничего не изменит, но все-таки пускай услышит, думала, пускай почувствует. Наконец-то...
— Это я, Криста,— робко проговорил он, замолк и, как Индре, когда она провинится, покорно ждал, чтобы я начала ругаться.
Куда подевались слова, которые я подбирала и выстраивала из них фразы?
Швырнула трубку и, может, только через полчаса подумала: почему я не выложила ему всей правды?
Как-то, вернувшись с работы, увидела, что на Индре новые джинсы.
— Откуда взяла?
Она стояла, опустив голову, кончики пальцев засунуты в карманы джинсов. МОКТАЫА — плясали желтыми змейками буквы на медной нашлепке.
— Отец дал?
Индре виновато улыбнулась.
Я прошла мимо, не сказав больше ни слова, непослушными руками сняла одежду, принялась выгружать из сумки, которую с трудом дотащила, бутылки с молоком, хлеб, сметану. В дверях кухни торчала Индре, следила за мной, за моими нервными движениями.
— Если хочешь, мама, я их не буду носить.
Рассыпались крошки творожного сыра. Я нагнулась,
чтобы собрать их, голова кружилась, я ухватилась за открытую дверцу шкафчика. Выпрямилась, окинула взглядом дочь.
— Почему, носи. Джинсы тебе в самый раз.
В тот же миг лицо Индре расплылось от счастья. Она была еще ребенком, хоть и переросла меня.
Когда мы сели ужинать, я спросила:
— Заходил?
Индре кивнула, с опаской поглядела на меня.
— Хорошо, что проведал,— заставила я себя сказать.— Он же твой отец.
Вдруг словно кто-то развязал Индре язык: рассказывала, что нового в школе, как ей везло сегодня, вчера, как понравился спектакль, который видела еще месяц назад. Я не могла вспомнить, когда она так беззаботно щебетала. Даже помыла посуду. Мыла, поглядывала на меня и все трещала как заведенная. Ах ты господи, как хорошо, что я не одна, подумала я, обняла девочку, поцеловала. Мы растерянно переглянулись, потом рассмеялись.
— Ты будь такой всегда, мама.
— Какой? Ну какой?
— Такой...
Снова смеялись.
За эти полгода после женитьбы Марцелинаса я впервые так радостно смеялась, однако едва легла в постель, как на меня опять навалились грустные мысли.
)
Я все спрашивала себя, тысячу раз спрашивала: как жить дальше? Неужто все надежды на лучшую жизнь, на счастье рассеялись как дым? Неужто и впрямь остались одни вздохи? Конечно, я пыталась как-то утешить себя, успокоить. Ведь я еще не старуха и не уродина, есть у меня и смелость, и хватка... Сколько женщин разводится (и впрямь, мало ли знакомых), и не одна не пропала, находят себе друга, снова выходят замуж (Габия с третьим мужем живет). Однако при мысли, что я снова могла бы выйти замуж, меня просто передергивало. Нет, нет, твердила я, никогда больше не свяжу руки, дочке себя отдам, внукам. Еще несколько лет и я, как знать, может, стану бабушкой. И все? И ничего больше? Мужская рука не обнимет, не привлечет, губы не прошепчут на ухо: «Криста, ты такая... огонь так не обжигает...» Ах, почему мне вспомнились слова Марцелинаса... Прочь! Надо все забыть, забыть... выбросить из головы, ведь все, что было,— фальшь в исполнении Марцелинаса. Сыгранная любовь и верность, сыгранные обещания.
— Ты его все еще любишь? — спросила Марта По- дерене, когда мы сидели в углу маленькой кофейни.
Я оторопела.
— Нет.
— Любила, Криста.
— Нет, нет!
— Если бы ты его не любила...
— Перестань, Марта.
Я не преувеличиваю, Марта была хорошей подругой, понимала меня, сочувствовала всем своим добрым сердцем.
— Выкинь прошлое из головы. Все выкинь, золотце.
— Хорошо советовать.
— Это необходимо. Ведь по-другому не будет.— Марта выпустила дым, прищурила глаз.— Вот что я скажу, знаю точно. У Марцелинаса сын.
Я выдержала устремленный на меня взгляд Марты, даже сумела желчно усмехнуться.
— Этого надо было ждать.
— Два месяца назад родился. Хоть тебе и неинтересно, но подсчитай, Криста... Ведь поженились они совсем недавно. Видать, бойкая была девица, сразу на мужика короткую узду надела. Ты их ни разу не встретила?
— Кого? — Я словно проснулась, отпила кофейной гущи.— Не хочу. Не хочу ни видеть, ни слышать.
Когда мы вышли на улицу, Марта Подерене поинтересовалась, как я собираюсь провести отпуск. Я ответила, что еще ничего не решила. Подерене-то уже переговорила с председателем месткома Руткаускасом, тот обещал ей путевку на юг. Хороший мужик, бывший однокашник. Но она может и насчет Кристины... И впрямь, завтра, долго не откладывая, замолвит словечко.
— Нет, лучше давай вместе зайдем. К красивым женщинам Руткаускас неравнодушен.
В конце мая мы с Мартой, приткнувшись к иллюминатору самолета, смотрели, как удаляются зеленые холмы Вильнюса, сизой мглой окутываются поблескивающие в раннем утреннем солнце крыши домов и острые башни костелов. Я летела, надеясь там, далеко, у Черного моря, найти забытье, спокойствие, хотя бы передохнуть.
— Как после долгой болезни учись снова ходить, делать первый шаг,— добра, только добра желала мне Марта Подерене.
Вдвоем получили комнатушку, вдвоем ходили в столовую и к морю, вдвоем купались, валялись на солнце, карабкались по горам, а по вечерам бродили по набережной, усевшись на белую скамью под платанами, долго глядели на мерцающие воды, на какое-то тяжелое черное небо. В основном трепались о всякой чепухе, и эта трепотня вскоре нам самим надоела, особенно Марте. Не секрет — она любила общество, не избегала знакомств и сама отлично умела завязывать их. К нам присоединились две женщины, каждая со своей, откровенно рассказанной историей, пристроились мужчины, и мы проводили вечера уже всей компанией, а однажды отправились в ресторан, и Марта сказала: «Не будь дурой, Кристина. Развлечемся...» За мной ухаживал некто Виктор, мужчина уже в годах, инженер из Риги.
— Завидую тебе, Кристина,— сказала Марта, объявившись где-то за полночь.
— Чего ты мне завидуешь?
— Еще спрашиваешь. Этот... твой партнер.
— Какая чушь.
— Я на полном серьезе. Красивый, интеллигентный, с виду несчастный. Разведен?
— Не знаю.
— Мой-то — хвастун. С женой не в ладах. Сумасшедший какой-то, в первый же вечер многого захотел.
— Они все такие.
— И твой? Как это его... а, Виктор.
— Проводил. Я уже давно дома.
— И все? Золотце!
— Давай спать, Марта.
Однако Марта легко заснуть не могла. Рассмеялась уже на койке, подняла голову.
— Слыхала, Криста, говорят, курортных мужиков можно разделить на три группы. Первая группа — мужики-волки, которые сразу же кидаются на женщин;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67