— Семьдесят второй, «газон»! Освободите дорогу оперативной машине!
Через десять минут сорок секунд «Волга» остановилась перед огромными железными воротами, под которые ловко подползала узкоколейка: людской ствол шахты «Три-Новая».
«Ствол» и «шахтный ствол» в обиходе горняка понятия разные. Шахтный ствол — это железобетонный колодец, который ведет в недра, опускаясь порою на тысячу с лишним метров. Короче — вход в шахту. А эмоциональное понятие «ствол» — своеобразная дверь к этому входу, точнее: основание громады — копра, наверху которого установлена подъемная машина, тягающая на четырех канатах шахтерский лифт — клети. Одна клеть, иногда двухэтажная, человек на семьдесят, со скоростью 8 метров в секунду опускается в шахту, вторая — ее противовес — поднимается в это же время на-гора. В перерывах между спуском и подъемом смены людской ствол «качает» груз. За сутки вагонов пятьсот с лесом и оборудованием в шахту и столько же с породой и старым хламом на-гора. Таким образом, спуститься в шахту или выйти из нее когда тебе вздумается — невозможно, это не заводская - проходная.
Через людской ствол шахта живится воздухом — вдыхает его. Где-то в конце шахтного поля (на «Три-Но-пой» оно тянется на пять километров) есть второй ствол, вентиляционный. Его задача «выдыхать» отработанный воздух, насыщенный пылью и газом. Калиточка в широких воротах, которые распахиваются только тогда, когда подают но узкоколейке груз к стволу, была прикрыта. Ее
засосало воздухом, и теперь просто так не откроешь. Зная это, Иван Иванович ухватился за массивную ручку обеими руками. «Не пообедав — не управишься»,— подумал он. Возле клети толпилось человек сто, если не больше, горняков, готовых к спуску. Веселые, озорные ребята, полные сил и здоровья. Передние, те, что стояли ближе к запертому на специальные воротца подходу к месту посадки в клеть, перекидывались шутками с рукоятчицей, одетой в ватные брюки и фуфайку. Тетка (или девчонка — укутана платком — лишь нос торчит, не сразу и возраст определишь) привычно отвечала зубоскалам. Она многих знала по имени.
Подъем Клети, момепт, когда двухэтажная махина, по-лязгивая и нервно подрагивая, выходит из земных глубин,— зрелище впечатляющее. Автомат раскрывает дверцы, и семьдесят черных от пыли и потому похожих друг на друга горняков гурьбой спешат из клети. Здесь фактически и происходит сдача смены.
— Ну как? — спрашивает входящий в клеть.
— Согнали полоску,— отвечает на ходу выходящий.— Комбайн в нише. На сопряжении давит. Пробили пару ремонтных. Надо выкладывать клеть. Леса нет. Горный обещал пригнать пару вагонеток.
Это значит, что сменное задание по добыче угля выполнено («согнали полоску»). Комбайн подготовлен для работы в очередном цикле («завели в пишу»). Но беспокойно ведут себя пласты на сопряжении двух выработок. Возникла опасность. Надо бы подстраховаться, выложить сруб из бревен. Но кто-то не учел обстановки п лапе и тте заготовил вовремя нужного леса. Проходчики на своих плечах припесли откуда-то издалека несколько стоек («пробили ремонтные») и установили их. По этого недостаточно. Нужен сруб! Горный мастер, который «вкалывал» с ними смену, остался и после работы. Он мечется по шахте, ищет тех, кто порасторопнее, и заблаговременно заказал себе нужный лес. Даже с запасом. Так пот, за счет этого «запаса» берет взаймы. Чтобы новая смена не простаивала. Он заказал лес, по пачался осмотр состояния ствола перед спуском новой смены (па «коромысле» — в клетях — «катается» одновременно полторы сотни человек две сметш, так что контроль за техническим состоянием механизмов жесточайший).
Это Саня учил отца понимать жизнь шахты. Три года только и было в доме разговоров: «обурили забой», «отпалили», «качнули», «забурилась колымага», «вкинули рештак»...
Где-то глубоко в душе жила гордость за сына, который избрал себе настоящую мужскую профессию: трудную, опасную, но почетную. А через сына и он, вчерашний майор милиции, чувствовал себя причастным к мужественному племени горняков.
Здесь же, в помещении ствола, расположена важнейшая служба шахты — табельная. Горняк спускается в шахту, имея при себе специальный жетон. Выехал — и бросил его в урночку. Затем девчонки из табельной разбирают жетоны, возвращая каждый на свое место. Строжайший учет, кто и когда спустился в шахту и когда поднялся на-гора, продиктованный спецификой шахтерского труда.
Табельная на «Три-Новой» напоминала огромный аквариум, в котором обитали четыре премилые девчушки в пестрых нарядных платьицах. На фоне удручающе серых тонов, господствовавших в помещении ствола, эти молодые, озорные девчата в залитом потоком света невидимых ламп помещении воспринимались как добрые феи. Иван Иванович почувствовал их влияние на себе. Многие из горняков, судя по всему, хорошо знали табельщиц. И те, которые спешили в шахту, и те, которые выбирались из-под земли, радостно приветствовали их. Причем делали это каждый на свой лад. Одни помахивали светильниками, подготовленными к сдаче (кабель связан петлей), другие вскидывали сжатый кулак, как это делали когда-то республиканцы в Испании. Давно канули в историю испанские события 1936 года, а приветствие республиканцев осталось, хотя и потеряло свой первоначальный смысл.
Иван Иванович, постучав ладошкой по двери, вошел в табельную. Приветливо поздоровался.
— Девчата, кто из вас понравился нашему дежурному? Дал мне задание: разыскать, дескать, самая симпатичная и говорливая. А он у нас — холостяк.
Орач внимательно посмотрел на девушек. Трое молоденьких, лет по девятнадцать-двадцать. Невесты. Четвертой — уже за тридцать. «Старшая»,— решил Иван Иванович и подошел к ней, представился: кто он, откуда. Для пущей убедительности показал удостоверение.
Девчонки с нескрываемым любопытством рассматривали его.
— Меня интересует бригадир проходчиков четырнадцатого участка Лазня. С кем из вас беседовал о нем наш дежурный? — обратился Иван Иванович к табельщицам.
- Со мною,— призналась курносая девчушка. Веснуш-ки на щеках придавали ее широкому деревенскому лицу свежесть и особое обаяние. Табельщица вдруг раскраснелась и вся преобразилась, только веснушки и остались в натуральном цвете, а яйцо пылало жарой. Девушка спешила рассказать о случившемся, разволновалась.— Обманула я вашего дежурного. Богдан-то Андреевич, оказывается, был все время в шахте. Только он спускался утром не по нашему стволу, а по вентиляционному. Он там рядом живет... Да и к залога от вентиляционного много ближе...
Людской ствол — главный. Это — махина, его ковер тянется в небеса, словно Вавилонская башня. Когда фотографы снимают шахту для газет и журналов, копер людского ствола — основная окраса кадра.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102