Пока отец заведовал местным парком из своей хижины в густой хвойной роще чуть в стороне от шоссе, мать управляла ранчо.
«Гэлликрафтер» был самым ценным приобретением моего отца. Это удивительное радио могло принимать не только кантри-музыку местной станции в Джексон-Хоул, но и полинезийские мелодии с его излюбленных Гавайев – надо было лишь перевести стрелку на большой зеленой шкале с левого боку и покрутить крошечную ручку с надписью «Чувствительность».
Еще в детстве он обучил меня, как настраиваться на мир – от пожарной башни на вершине горы до «Би-би-си» из Гонконга. Мне нравилось смотреть, как на индикаторе растет уровень сигнала, а электронные лампы начинают светиться ярче. Это, конечно, было само по себе красиво, но главное – это означало, что скоро музыка заиграет громче и исчезнут неприятные потрескивания.
Покончив с обязанностями на ранчо, я слушал радио и читал заметки в «Попьюлар Сайенс» о людях, принимавших радиосигналы золотыми пломбами в зубах. Я мечтал стать одним из них – этакой «радиоголовой». Увы, этого не произошло. Мои коренные зубы продолжают молчать, но радиоприемник отца я храню до сих пор. Именно по нему я услышал о сходе лавины. Она погребла его под собой, когда он пытался спасти выживших в авиакатастрофе в горах Биттеррут.
Несколько следующих дней отчаяния и оцепенения я засыпал взрослых вопросами, на которые они не могли или не хотели отвечать. Что произошло? Где он? Что мне делать?
Так и не дождавшись помощи, я решил вызвать отца по радио. Нужно мне было одно – высокая башня, откуда бы я мог послать сигнал на небо. Если бы у меня была достаточно высокая башня, рассуждал я, я бы до него добрался. Тогда единственный раз я убежал из дома. Мне было восемь лет, и хотя я жутко тосковал по отцу, я не злился; я просто старался оставаться на связи.
Я взял радиоприемник и отправился в путь, передвигаясь где автостопом, где пешком, где на лодке. Я побывал на всех высотных зданиях в штате Вайоминг. В итоге на секретной радиобашне Стратегического авиационного командования близ Шеридана меня схватила военная полиция. Удостоверившись, что я не иностранец, не шпион коммунистов, а просто маленький мальчик, потерявший папу, они отправили меня домой.
Моей матери ничего не оставалось, как рассказать всю правду: отец больше не вернется. Несколько недель я рыдал без остановки. Но однажды утром, лежа в своей комнате и слушая гавайские гитары на волнах из Гонолулу, я вдруг понял одну вещь. Радио по-прежнему оставалось для меня окном в мир – даже в тот, где папа был жив. Жизнь непредсказуема; есть множество вещей, которые можно увидеть и сделать, достаточно лишь настроиться на нужную волну.
Электронные лампы старого приемника жужжали и светились еще много лет, прежде чем я выдернул вилку из розетки и сказал себе, что настало время передавать, а не принимать.
Я жил в своем маленьком трейлере и работал ковбоем. Но в одни прекрасные выходные со стороны Альберты с грохотом пришел слепящий снежный буран. Когда на следующее утро буря двинулась дальше, я занялся расчисткой тропинки от трейлера к загону. Разгребая снег, я почти не обращал внимания на то, что делаю, как вдруг увидел раковину моллюска. Она вылетела из-под лопаты и упала в сугроб.
Я отшвырнул лопату и принялся аккуратно раскапывать снег руками – находка была редкой удачей и к тому же очень хрупкой.
– Будь я проклят, – пробормотал я, вытащив маленькую ракушку. Я осмотрел ее в лучах утреннего солнца и поднес к уху. Так учил меня делать старый шаман, подаривший мне ее еще в детстве. Лицо мое разгладилось улыбкой.
Раковина была моим талисманом удачи, но месяц назад она исчезла. В мой трейлер ворвалась банда енотов – они перевернули все вверх дном и удрали, прихватив из кухни связку радужной форели. Осмотрев место преступления, я с грустью обнаружил, что вместе с рыбой пропала с подоконника и моя раковина. Я рассвирепел; это недобрый знак.
Человека, подарившего ее мне, звали Джонни Красная Пыль. Он был старым приятелем моего отца. Они вместе воевали с японцами на Аляске во время конфликта, позже названного «Забытой войной», пережили пули и страшный мороз, а в награду за свои старания получили назначение на Гавайи, где и провели остаток военных лет.
После войны отец возвратился домой в Вайоминг, а Джонни отправился в резервацию в Восточной Монтане и взялся за свое старое ремесло шамана. Мы с отцом навещали индейца каждую осень во время ежегодной «Ярмарки Кроу» в Литл-Бигхорне, на которую собираются все племена. Папа верил в магию индейцев и передал эту веру мне.
– Талли, городские жители каждый год ходят к доктору на обследование, а парни из семьи Марсов подзаряжают свою полосу везения у Джонни Красной Пыли.
Больше всего мне запомнился наш с отцом последний визит. Мне только что исполнилось восемь, и до несчастного случая оставалось всего несколько недель.
Обычно в гостях у Джонни мы только и делали, что ели, рыбачили и смотрели ритуальные танцы. Но в тот год все было иначе. Однажды поздно вечером, когда смолк барабанный бой, Джонни Красная Пыль присел к тлеющему костру, взглянул на моего отца и сказал:
– Время пришло.
Следующее, что я помню, – я оказался в самой середине какой-то церемонии. Папа с Джонни курили длинную трубку. Джонни что-то пробормотал на неведомом языке, потряс своей сумкой вокруг моей головы и высыпал ее содержимое на землю.
Из нее вывалились деревянный геккон, хвосты гремучей змеи, когти медведя, наконечники для стрел, волчьи зубы, лунные камни и полосатая фиолетово-белая раковина моллюска. Ракушка упала прямо мне под ноги. Джонни взглянул на меня, улыбнулся и сказал:
– Подними ее.
Я подчинился.
– То, что ты сейчас держишь в руках, называется Strombus Listen, или раковина Листера.
Я посмотрел на прекрасную маленькую ракушку с фиолетовыми и белыми полосами вдоль всей поверхности до самого острия.
– Эту ракушку достали со дна Индийского океана, и как она попала в Вайоминг, по-прежнему остается загадкой, которую даже я не в силах разрешить. Но я знаю одно: если ты поднесешь ее к уху, произойдет нечто волшебное.
Дальше меня можно было не подначивать. Я приложил ракушку к уху и слушал дольше минуты.
– Что ты слышишь?
– Кажется, я слышу музыку.
– Я тоже такдумаю, – сказал Джонни Красная Пыль. – Это песня океана.
– Что-что? – переспросил я.
Старый индеец оторвал ракушку от моего уха и положил ее в карман моей рубашки.
– Когда придет время, поймешь, – ответил он.
Мы с папой вернулись на ранчо. Я тогда понятия не имел, о чем он говорит, и все же каждый вечер подносил раковину к уху и засыпал под ее песню, словно она была спасательным жилетом, а я тонул в море.
Все свои детство и юность я хранил эту раковину и за всю жизнь потерял ее лишь однажды.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104
«Гэлликрафтер» был самым ценным приобретением моего отца. Это удивительное радио могло принимать не только кантри-музыку местной станции в Джексон-Хоул, но и полинезийские мелодии с его излюбленных Гавайев – надо было лишь перевести стрелку на большой зеленой шкале с левого боку и покрутить крошечную ручку с надписью «Чувствительность».
Еще в детстве он обучил меня, как настраиваться на мир – от пожарной башни на вершине горы до «Би-би-си» из Гонконга. Мне нравилось смотреть, как на индикаторе растет уровень сигнала, а электронные лампы начинают светиться ярче. Это, конечно, было само по себе красиво, но главное – это означало, что скоро музыка заиграет громче и исчезнут неприятные потрескивания.
Покончив с обязанностями на ранчо, я слушал радио и читал заметки в «Попьюлар Сайенс» о людях, принимавших радиосигналы золотыми пломбами в зубах. Я мечтал стать одним из них – этакой «радиоголовой». Увы, этого не произошло. Мои коренные зубы продолжают молчать, но радиоприемник отца я храню до сих пор. Именно по нему я услышал о сходе лавины. Она погребла его под собой, когда он пытался спасти выживших в авиакатастрофе в горах Биттеррут.
Несколько следующих дней отчаяния и оцепенения я засыпал взрослых вопросами, на которые они не могли или не хотели отвечать. Что произошло? Где он? Что мне делать?
Так и не дождавшись помощи, я решил вызвать отца по радио. Нужно мне было одно – высокая башня, откуда бы я мог послать сигнал на небо. Если бы у меня была достаточно высокая башня, рассуждал я, я бы до него добрался. Тогда единственный раз я убежал из дома. Мне было восемь лет, и хотя я жутко тосковал по отцу, я не злился; я просто старался оставаться на связи.
Я взял радиоприемник и отправился в путь, передвигаясь где автостопом, где пешком, где на лодке. Я побывал на всех высотных зданиях в штате Вайоминг. В итоге на секретной радиобашне Стратегического авиационного командования близ Шеридана меня схватила военная полиция. Удостоверившись, что я не иностранец, не шпион коммунистов, а просто маленький мальчик, потерявший папу, они отправили меня домой.
Моей матери ничего не оставалось, как рассказать всю правду: отец больше не вернется. Несколько недель я рыдал без остановки. Но однажды утром, лежа в своей комнате и слушая гавайские гитары на волнах из Гонолулу, я вдруг понял одну вещь. Радио по-прежнему оставалось для меня окном в мир – даже в тот, где папа был жив. Жизнь непредсказуема; есть множество вещей, которые можно увидеть и сделать, достаточно лишь настроиться на нужную волну.
Электронные лампы старого приемника жужжали и светились еще много лет, прежде чем я выдернул вилку из розетки и сказал себе, что настало время передавать, а не принимать.
Я жил в своем маленьком трейлере и работал ковбоем. Но в одни прекрасные выходные со стороны Альберты с грохотом пришел слепящий снежный буран. Когда на следующее утро буря двинулась дальше, я занялся расчисткой тропинки от трейлера к загону. Разгребая снег, я почти не обращал внимания на то, что делаю, как вдруг увидел раковину моллюска. Она вылетела из-под лопаты и упала в сугроб.
Я отшвырнул лопату и принялся аккуратно раскапывать снег руками – находка была редкой удачей и к тому же очень хрупкой.
– Будь я проклят, – пробормотал я, вытащив маленькую ракушку. Я осмотрел ее в лучах утреннего солнца и поднес к уху. Так учил меня делать старый шаман, подаривший мне ее еще в детстве. Лицо мое разгладилось улыбкой.
Раковина была моим талисманом удачи, но месяц назад она исчезла. В мой трейлер ворвалась банда енотов – они перевернули все вверх дном и удрали, прихватив из кухни связку радужной форели. Осмотрев место преступления, я с грустью обнаружил, что вместе с рыбой пропала с подоконника и моя раковина. Я рассвирепел; это недобрый знак.
Человека, подарившего ее мне, звали Джонни Красная Пыль. Он был старым приятелем моего отца. Они вместе воевали с японцами на Аляске во время конфликта, позже названного «Забытой войной», пережили пули и страшный мороз, а в награду за свои старания получили назначение на Гавайи, где и провели остаток военных лет.
После войны отец возвратился домой в Вайоминг, а Джонни отправился в резервацию в Восточной Монтане и взялся за свое старое ремесло шамана. Мы с отцом навещали индейца каждую осень во время ежегодной «Ярмарки Кроу» в Литл-Бигхорне, на которую собираются все племена. Папа верил в магию индейцев и передал эту веру мне.
– Талли, городские жители каждый год ходят к доктору на обследование, а парни из семьи Марсов подзаряжают свою полосу везения у Джонни Красной Пыли.
Больше всего мне запомнился наш с отцом последний визит. Мне только что исполнилось восемь, и до несчастного случая оставалось всего несколько недель.
Обычно в гостях у Джонни мы только и делали, что ели, рыбачили и смотрели ритуальные танцы. Но в тот год все было иначе. Однажды поздно вечером, когда смолк барабанный бой, Джонни Красная Пыль присел к тлеющему костру, взглянул на моего отца и сказал:
– Время пришло.
Следующее, что я помню, – я оказался в самой середине какой-то церемонии. Папа с Джонни курили длинную трубку. Джонни что-то пробормотал на неведомом языке, потряс своей сумкой вокруг моей головы и высыпал ее содержимое на землю.
Из нее вывалились деревянный геккон, хвосты гремучей змеи, когти медведя, наконечники для стрел, волчьи зубы, лунные камни и полосатая фиолетово-белая раковина моллюска. Ракушка упала прямо мне под ноги. Джонни взглянул на меня, улыбнулся и сказал:
– Подними ее.
Я подчинился.
– То, что ты сейчас держишь в руках, называется Strombus Listen, или раковина Листера.
Я посмотрел на прекрасную маленькую ракушку с фиолетовыми и белыми полосами вдоль всей поверхности до самого острия.
– Эту ракушку достали со дна Индийского океана, и как она попала в Вайоминг, по-прежнему остается загадкой, которую даже я не в силах разрешить. Но я знаю одно: если ты поднесешь ее к уху, произойдет нечто волшебное.
Дальше меня можно было не подначивать. Я приложил ракушку к уху и слушал дольше минуты.
– Что ты слышишь?
– Кажется, я слышу музыку.
– Я тоже такдумаю, – сказал Джонни Красная Пыль. – Это песня океана.
– Что-что? – переспросил я.
Старый индеец оторвал ракушку от моего уха и положил ее в карман моей рубашки.
– Когда придет время, поймешь, – ответил он.
Мы с папой вернулись на ранчо. Я тогда понятия не имел, о чем он говорит, и все же каждый вечер подносил раковину к уху и засыпал под ее песню, словно она была спасательным жилетом, а я тонул в море.
Все свои детство и юность я хранил эту раковину и за всю жизнь потерял ее лишь однажды.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104