Обмирая от ужаса, жду, когда распахнется дверь… В дверном проеме возникает черная физиономия Спуна. Уф! Слава Богу…
При виде моей реакции Спун даже пришел в замешательство: «Ты что? Я ведь не монстр какой!» — убеждал меня он. Я с серьезным видом выслушала его оправдания. Как же я люблю его!
В тот день он принес какой-то толстенный конверт, очень меня заинтриговавший. Вообще-то я была сильно занята — подбирала песню на вечер в моем ночном клубе, и поэтому в комнате с утра до ночи звучал джаз. Ну почему у джазовых певиц всегда такие низкие, с хрипотцой, голоса — как у Марии? Мой тоненький голосок не тянет блюз — вот я и мучаюсь, выбирая мелодию…
— Зато для любви он просто супер! — утешил меня Спун. Я подумала, что если я с успехом исполняю такие мелодии, то все в порядке. Мне сразу же расхотелось быть выдающейся джазовой певицей. Ну, не больно-то и надо. Буду петь свои дурацкие шлягеры.
— Что в конверте?
— Да так, ничего. Наклевывается одно денежное дельце.
— Дай посмотреть!
Я попыталась залезть в конверт. Но Спун вытолкал меня на кухню, а сам принялся названивать по телефону. Мне не оставалось ничего другого, как покорно колоть лед для бурбона с содовой.
— Oh, shit! Тащи скорее гребаную выпивку, сука! — Спун грохнул трубку на рычаг, повернулся ко мне и витиевато выругался. Его матерная тирада показалась мне весьма музыкальной. Теперь чопорно-правильный английский без матерных «украшений» звучал для меня ужасно пресно — ну прямо выдохшееся пиво, которое пьют одни слабаки-импотенты. Когда же он называл меня «сукой», я испытывала чувство настоящей товарищеской близости. Потому что Спун и сам чертов сукин сын.
— Давай оттянемся, пока ты не сбежала на работу!
Высыпав на черную обложку журнала белый порошок кокаина, Спун аккуратно отмерил дозу.
Я стояла в сторонке, рассеянно наблюдая, как он отделяет аккуратные белые «дорожки» своим военным билетом. Ну да, он же вырос в Гарлеме, так что, конечно, знаком с наркотиками не понаслышке.
— Мой конь застоялся! Он хочет киску. А киска на диско. В кафе его киска…
Приняв дозу, Спун развеселился и принялся выдавать что-то ритмичным речитативом, даже не разберешь — не то поет, не то декламирует:
— Это настоящий нью-йоркский рэп! Я был в Бронксе рэппер круче всех! Я пел веселые песни о самых мрачных сторонах жизни! Мою сестренку в четырнадцать лет изнасиловал наш родимый папаша! И потом она родила ребенка! Вот тогда я научился всему — трахаться с проститутками! А вот целоваться так и не научился!
Я ошеломленно смотрела на кружившего по комнате Спуна. Потом залпом выпила свой бурбон, поднесла к ноздрям кокаин — и вдохнула свою первую дозу. Но тут же зашлась от кашля и от соплей, дыхание перехватило, и я рухнула на колени.
— Эй, ты в порядке? Нужно вдыхать очень медленно, зажав одну ноздрю! А в первый раз всегда тяжело…
Это верно. В первый раз все тяжело. Наконец меня отпустило, и я подняла голову. Спун с беспокойством посмотрел на меня — и рассмеялся.
Да, Спун — он действительно искушенный, опытный человек. А я — я опять просто маленькая девочка. Меня захлестнула любовь и нежность к самой себе. И тут я услышала многообещающий шепот Спуна: «Я стану твоим учителем…» Это было форменное безумие.
— Спун, — время от времени роняла я, — ты должен написать книгу. О том, как правильно принимать дозу… как хладнокровно, с бандитским видом шататься по улицам… как сводить с ума невинных хорошеньких девушек своим бесподобным телом… Знаешь, такое Писание для чокнутых!
Тут я заметила в руке у Спуна невесть откуда взявшийся баллончик с масляной краской. Он явно намеревался изгадить мне ванную.
— Не смей! Нас же выселят отсюда!
— О'кей! Усек! — И Спун направил баллончик на моего любимого кота Осборна. Когда палец его уже коснулся клапана, я успела подхватить Осборна на руки… Какое-то время я не могла уразуметь, что же, собственно, произошло. Спун корчился от смеха, схватившись за живот. Взглянув в зеркало, небрежно прислоненное к стене, я наконец поняла: вместо Осборна жертвой пала я!
Мои волосы сделались цвета красного перца и встали дыбом, слипшись от масляной краски. И вообще мне, наверное, посочувствовал бы даже мальчик из известного романа Ренара.
Спун валялся на полу, продолжая ржать.
— Моя бэбичка превратилась в морковку! В морковку!
Я представила, как сегодня вечером на сцене в клубе будет петь существо с ярко-красной львиной гривой, и совсем загрустила.
Пианист едва сдерживает смех, стиснув зубы. Улюлюканье подвыпившей публики… А может, до этого и не дойдет: управляющий выгонит меня сразу, как только я войду в заведение… Я стану безработной. В обнимку с моим обожаемым Спуном побреду по улицам Токио. И настанет день, когда придется одалживать киску не только Спуну, но и другим мужчинам.
Спун умолк и, подняв голову, посмотрел на меня. Наши глаза встретились, и тут Спун снова заржал и стал кататься по полу.
Это тип насмехается над моим горем! Хотя сам подстроил все это! Тут меня просто накрыло. Одним глотком прикончив бурбон, я завизжала:
— Fuck y-o-o-o-u!
Я впервые в жизни произнесла непристойность. Спун вдруг перестал ржать и поднялся.
— Ты становишься девушкой в моем вкусе, бэби. Наконец-то!
— Чтоб ты сдох, ублюдок!
— Молодец, Ким! Продолжай в том же духе!
Спун медленно подкрадывался ко мне. Я замерла, как лань, преследуемая хищником. Нашарив на раковине за спиной губку для мытья посуды, я швырнула ее в Спуна. Губка шмякнула ему прямо по физиономии и полетела на пол. Видя такое дело, Осборн быстро смылся под кровать, дабы избегнуть еще одного покушения. Даже не взглянув на валявшуюся на полу губку, Спун с силой схватил меня за руки. Я молча делала вид, будто сопротивляюсь, чем еще сильнее распалила Спуна. Он крепко прижался губами к моим губам, не оставляя сомнений в своих истинных намерениях, — и тут силы покинули меня, я сдалась на милость победителя.
Потом Спун положил меня на пол и принялся раздевать. Но я еще дулась на него и была холодна. Потом мне захотелось показать, что все эти штучки — только притворство. И я, обвив шею Спуна, куснула его за мочку уха. В его глазах сверкнул огонек: он оценил мою игру. Спун и правда становился моим наставником.
После любовной сцены на кухонном полу Спун назвал меня «своим перчиком». Потом «перчик», войдя во вкус, позвонил на работу и сказал, что не может выйти на сцену по причине смерти папеньки. Управляющий выразил соболезнование и разрешил взять отпуск на несколько дней. Я не испытывала никакого раскаяния, поскольку папеньки у меня не было отродясь, он сбежал еще до моего появления на свет божий. Я решила оттягиваться и дальше.
Много выпивки, немного кокаина, травка — и в этот вечер сценой стала моя квартира.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
При виде моей реакции Спун даже пришел в замешательство: «Ты что? Я ведь не монстр какой!» — убеждал меня он. Я с серьезным видом выслушала его оправдания. Как же я люблю его!
В тот день он принес какой-то толстенный конверт, очень меня заинтриговавший. Вообще-то я была сильно занята — подбирала песню на вечер в моем ночном клубе, и поэтому в комнате с утра до ночи звучал джаз. Ну почему у джазовых певиц всегда такие низкие, с хрипотцой, голоса — как у Марии? Мой тоненький голосок не тянет блюз — вот я и мучаюсь, выбирая мелодию…
— Зато для любви он просто супер! — утешил меня Спун. Я подумала, что если я с успехом исполняю такие мелодии, то все в порядке. Мне сразу же расхотелось быть выдающейся джазовой певицей. Ну, не больно-то и надо. Буду петь свои дурацкие шлягеры.
— Что в конверте?
— Да так, ничего. Наклевывается одно денежное дельце.
— Дай посмотреть!
Я попыталась залезть в конверт. Но Спун вытолкал меня на кухню, а сам принялся названивать по телефону. Мне не оставалось ничего другого, как покорно колоть лед для бурбона с содовой.
— Oh, shit! Тащи скорее гребаную выпивку, сука! — Спун грохнул трубку на рычаг, повернулся ко мне и витиевато выругался. Его матерная тирада показалась мне весьма музыкальной. Теперь чопорно-правильный английский без матерных «украшений» звучал для меня ужасно пресно — ну прямо выдохшееся пиво, которое пьют одни слабаки-импотенты. Когда же он называл меня «сукой», я испытывала чувство настоящей товарищеской близости. Потому что Спун и сам чертов сукин сын.
— Давай оттянемся, пока ты не сбежала на работу!
Высыпав на черную обложку журнала белый порошок кокаина, Спун аккуратно отмерил дозу.
Я стояла в сторонке, рассеянно наблюдая, как он отделяет аккуратные белые «дорожки» своим военным билетом. Ну да, он же вырос в Гарлеме, так что, конечно, знаком с наркотиками не понаслышке.
— Мой конь застоялся! Он хочет киску. А киска на диско. В кафе его киска…
Приняв дозу, Спун развеселился и принялся выдавать что-то ритмичным речитативом, даже не разберешь — не то поет, не то декламирует:
— Это настоящий нью-йоркский рэп! Я был в Бронксе рэппер круче всех! Я пел веселые песни о самых мрачных сторонах жизни! Мою сестренку в четырнадцать лет изнасиловал наш родимый папаша! И потом она родила ребенка! Вот тогда я научился всему — трахаться с проститутками! А вот целоваться так и не научился!
Я ошеломленно смотрела на кружившего по комнате Спуна. Потом залпом выпила свой бурбон, поднесла к ноздрям кокаин — и вдохнула свою первую дозу. Но тут же зашлась от кашля и от соплей, дыхание перехватило, и я рухнула на колени.
— Эй, ты в порядке? Нужно вдыхать очень медленно, зажав одну ноздрю! А в первый раз всегда тяжело…
Это верно. В первый раз все тяжело. Наконец меня отпустило, и я подняла голову. Спун с беспокойством посмотрел на меня — и рассмеялся.
Да, Спун — он действительно искушенный, опытный человек. А я — я опять просто маленькая девочка. Меня захлестнула любовь и нежность к самой себе. И тут я услышала многообещающий шепот Спуна: «Я стану твоим учителем…» Это было форменное безумие.
— Спун, — время от времени роняла я, — ты должен написать книгу. О том, как правильно принимать дозу… как хладнокровно, с бандитским видом шататься по улицам… как сводить с ума невинных хорошеньких девушек своим бесподобным телом… Знаешь, такое Писание для чокнутых!
Тут я заметила в руке у Спуна невесть откуда взявшийся баллончик с масляной краской. Он явно намеревался изгадить мне ванную.
— Не смей! Нас же выселят отсюда!
— О'кей! Усек! — И Спун направил баллончик на моего любимого кота Осборна. Когда палец его уже коснулся клапана, я успела подхватить Осборна на руки… Какое-то время я не могла уразуметь, что же, собственно, произошло. Спун корчился от смеха, схватившись за живот. Взглянув в зеркало, небрежно прислоненное к стене, я наконец поняла: вместо Осборна жертвой пала я!
Мои волосы сделались цвета красного перца и встали дыбом, слипшись от масляной краски. И вообще мне, наверное, посочувствовал бы даже мальчик из известного романа Ренара.
Спун валялся на полу, продолжая ржать.
— Моя бэбичка превратилась в морковку! В морковку!
Я представила, как сегодня вечером на сцене в клубе будет петь существо с ярко-красной львиной гривой, и совсем загрустила.
Пианист едва сдерживает смех, стиснув зубы. Улюлюканье подвыпившей публики… А может, до этого и не дойдет: управляющий выгонит меня сразу, как только я войду в заведение… Я стану безработной. В обнимку с моим обожаемым Спуном побреду по улицам Токио. И настанет день, когда придется одалживать киску не только Спуну, но и другим мужчинам.
Спун умолк и, подняв голову, посмотрел на меня. Наши глаза встретились, и тут Спун снова заржал и стал кататься по полу.
Это тип насмехается над моим горем! Хотя сам подстроил все это! Тут меня просто накрыло. Одним глотком прикончив бурбон, я завизжала:
— Fuck y-o-o-o-u!
Я впервые в жизни произнесла непристойность. Спун вдруг перестал ржать и поднялся.
— Ты становишься девушкой в моем вкусе, бэби. Наконец-то!
— Чтоб ты сдох, ублюдок!
— Молодец, Ким! Продолжай в том же духе!
Спун медленно подкрадывался ко мне. Я замерла, как лань, преследуемая хищником. Нашарив на раковине за спиной губку для мытья посуды, я швырнула ее в Спуна. Губка шмякнула ему прямо по физиономии и полетела на пол. Видя такое дело, Осборн быстро смылся под кровать, дабы избегнуть еще одного покушения. Даже не взглянув на валявшуюся на полу губку, Спун с силой схватил меня за руки. Я молча делала вид, будто сопротивляюсь, чем еще сильнее распалила Спуна. Он крепко прижался губами к моим губам, не оставляя сомнений в своих истинных намерениях, — и тут силы покинули меня, я сдалась на милость победителя.
Потом Спун положил меня на пол и принялся раздевать. Но я еще дулась на него и была холодна. Потом мне захотелось показать, что все эти штучки — только притворство. И я, обвив шею Спуна, куснула его за мочку уха. В его глазах сверкнул огонек: он оценил мою игру. Спун и правда становился моим наставником.
После любовной сцены на кухонном полу Спун назвал меня «своим перчиком». Потом «перчик», войдя во вкус, позвонил на работу и сказал, что не может выйти на сцену по причине смерти папеньки. Управляющий выразил соболезнование и разрешил взять отпуск на несколько дней. Я не испытывала никакого раскаяния, поскольку папеньки у меня не было отродясь, он сбежал еще до моего появления на свет божий. Я решила оттягиваться и дальше.
Много выпивки, немного кокаина, травка — и в этот вечер сценой стала моя квартира.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41