- Потом он оборотился ко мне. - Извините, господин студент, но продолжать сегодня у меня нету желания-с. До следующего, более удачливого раза! - Он неуклюже поднялся, отвесил мне неуклюжий поклон и удалился.
Молодой человек скривил губы в усмешке.
- Надутый дурак, - молвил он небрежно. - Господи, сколько же на свете было дураков. А мне всегда казалось, что раньше их было меньше. - Он перемешал на доске фигуры. - Давайте сыграем... господин студент?
Он выиграл у меня партию моментально, с блеском. Я крайне удивился и ошарашенно посмотрел на моего партнера.
- Вы... шахматист? - спросил я глуповато.
- Нет, - покривился он. - Даже не любитель. Наивысшее достижение второе место на первенстве школы... - Он пристально посмотрел на меня. Послушайте, как, вас зовут?
- Анатолий Иванович...
- Меня зовут Павел Петрович... Просто Павел. Сколько вам лет?
- Двадцать пять, - ответил я, начиная удивляться этому допросу.
- Мне тоже двадцать пять, - сказал он. - Вы - студент?..
- Бывший студент, - печально поправил я.
- Ну хорошо, пусть бывший, - он заговорил горячо и страстно. - Вы молодой, образованный человек, не косный, не глупый, способны ли вы поверить в очень странную, необъяснимую историю?.. - глаза его горели странным огнем. - Способны?
- Не знаю, - сдержанно пожал я плечами.
Уж столько раз я сталкивался во время моих хождений по улицам и бедным трактирам, во время житья в нищих комнатах с подобными любителями рассказывать небывалые истории. Доведенные нуждой до отчаяния, люди пытались хоть этими историями как-то оправдать или же выставить себя в интересном, выгодном плане. Но чувствуя себя литератором, писателем, обязанным прислушиваться к боли человеческого сердца, я слушал эти небылицы и, видимо, доставлял большое облегчение рассказчикам, жаждавшим выговориться. Почему бы мне не выслушать и этого одинокого и жалкого человека?
- Ну что же, - вновь пожал я плечами. - Расскажите...
- Кто вы по профессии? - спросил быстро мой новый знакомый. Гуманитарий или техник?
- Я учился на юридическом, - начал я. - Родители мои, обедневшие дворяне, продали имение и переехали в Москву, но здесь батюшка умер, почти ничего нам не оставив. Вскоре умерла и моя бедная мать, и я вынужден был прервать занятия. - Я невесело усмехнулся. - Что ж, у меня нету средств, увы. Но я пишу, я много пишу, занимаюсь поэзией, прозой, также переводами. Пока, правда, я еще не нашел издателя, но со временем...
- Феноменально! - воскликнул Павел и улыбка появилась на его бледном лице. - Это же гениально, что вы литератор! Тогда давайте так, врубите все свое воображение и постарайтесь воспринимать все, что я скажу, как реальность... - Он нервно облизнул губы. - Слушайте. Представьте, что молодой человек, допустим я, живет в Москве, но только через восемьдесят лет. Не в Москве 1902 года, как вы, а в Москве конца двадцатого века. И этот человек... он тоже молодой литератор... этот человек выходит из своей квартиры, спускается в лифте вниз, выходит из подъезда... - Павел сделал паузу и страшно округлил глаза. - И выходит на восемьдесят лет раньше, в 1902 году!..
Я было поначалу подумал, что вот и еще один доведен жизнью до безумия, но потом посмотрел на него, заглянул в его глаза, и холодок прошел у меня вдоль позвоночника. Все-таки я литератор, человек чувствующий довольно тонко, и вот я всем своим существом почувствовал, что этот человек не врет. Он не безумен и он не врет! И, как ни похоже то, что он сейчас сказал, на бред умалишенного, но все это чистейшая правда. И надо мне решить, относиться с иронией к его рассказу или же поверить всерьез...
- Допустим, - медленно сказал я. - Пусть так, но... но это же все-таки сказка!
- Это не сказка! - грустно сказал он и улыбнулся. - Я вижу, вы мне поверили. Спасибо вам, ведь для меня главное, чтоб не смотрели на меня, как на идиота, а вправду поверили мне. А доказательств я могу найти тысячи...
- А вы кому-нибудь, рассказывали про это? - спросил я.
- Ну а как же! - воскликнул он. - Все смеются и крутят пальцем у виска!.. Милый мой Анатолий Иванович, Толя!.. Какое же счастье, что я тебя встретил! Какое счастье! - Он уже чуть не плакал и смахивал слезу с глаз грязным и драным рукавом своего армяка... - Ты только верь мне, верь, в то сойду с ума...
- Подождите, - прервал я его, подозвал полового, заказал штоф водки и какой-то закуски. Я чувствовал, ей-богу, чувствовал, что стою перед великой и важной тайной, и решил тут уж не высчитывать каждый грош. - Вы, наверное, голодны, Павел?
- Да, - сказал он радостно. - Я тут... у вас уже скоро две недели. Черт знает, как живу...
Половой принес заказ, мы разлили водку, чокнулись с ним, ничего не говоря, выпили и закусили. Приятная теплота разлилась по моему телу.
- А водка у вас лучше нашей, - весело сказал Павел. - У нас ее гонят черт знает из чего, говорят, даже из нефти.
- Из нефти?
- Ага, - он счастливо засмеялся. - Нет, это замечательно, что я тебя встретил. Это великолепно!
- Однако... как же ты? Рассказывай!
- Ну что ж, - он посерьезнел. - Так вот, я живу в Москве 198... года. Я работаю на радио, но тоже пишу стихи... Даже точнее не стихи, а тексты для песен.
- На радио? - переспросил я.
- Ах, да... - встрепенулся он. - Радио, это... впрочем, я тебе потом объясню... Так вот, я подхалтуриваю, пишу тексты для песен. Поэт я, конечно, никудышный, но публика и это кушает, а башли идут. В общем, все было в полном порядке. И вот я вышел из дому, собрался пойти к Вите Капустину, это молодой композитор, и отнести ему пару текстов. Спускаюсь в лифте... Да, у нас дома высокие, я живу на четырнадцатом этаже... вот, открываю дверь подъезда и сначала ничего не замечаю. Потом делаю несколько шагов, оглядываюсь, и - батюшки! - мимо меня едут сани, идут какие-то придурки в диких одеждах, какие-то хипари бородатые и все такое... - Он нервно передохнул. - В общем, сзади меня никакого моего подъезда, ничего нет, а на ближайшей афишной тумбе я читаю, что 12 марта 1902 года в Москве начинаются гастроли цирка Чинизелли. Вот так! Я, честно говоря, подумал, что сошел с ума. И щипал себя, и глаза закрывал... Да что уж там! Я и сейчас не соображу, на каком свете нахожусь.
- Как же ты живешь? - спросил я. - Где?
- Да сначала болтался, как это самое в проруби. Хотел в одном подъезде переночевать, так у вас тут дворники - зверюги. Полицейский меня в часть хотел доставить, а потом говорит: иди, бродяга, в ночлежку на Хитров рынок. А там набрел на какого-то чувака, он меня принял за своего коллегу, за безработного артиста, так с ним а ночлежке и живу... Ужас! Блохи, вонь, грязь. Прямо "На дне" Горького... Слава богу, мне этот актерик пятаки на еду дает, а то бы, знаешь... Ну, я на третий день немного пришел в себя, а то все как в бреду был. Думаю, надо что-то предпринимать. Пошел в милицию... то есть в полицию. Думаю, надо что-то.
1 2 3 4 5
Молодой человек скривил губы в усмешке.
- Надутый дурак, - молвил он небрежно. - Господи, сколько же на свете было дураков. А мне всегда казалось, что раньше их было меньше. - Он перемешал на доске фигуры. - Давайте сыграем... господин студент?
Он выиграл у меня партию моментально, с блеском. Я крайне удивился и ошарашенно посмотрел на моего партнера.
- Вы... шахматист? - спросил я глуповато.
- Нет, - покривился он. - Даже не любитель. Наивысшее достижение второе место на первенстве школы... - Он пристально посмотрел на меня. Послушайте, как, вас зовут?
- Анатолий Иванович...
- Меня зовут Павел Петрович... Просто Павел. Сколько вам лет?
- Двадцать пять, - ответил я, начиная удивляться этому допросу.
- Мне тоже двадцать пять, - сказал он. - Вы - студент?..
- Бывший студент, - печально поправил я.
- Ну хорошо, пусть бывший, - он заговорил горячо и страстно. - Вы молодой, образованный человек, не косный, не глупый, способны ли вы поверить в очень странную, необъяснимую историю?.. - глаза его горели странным огнем. - Способны?
- Не знаю, - сдержанно пожал я плечами.
Уж столько раз я сталкивался во время моих хождений по улицам и бедным трактирам, во время житья в нищих комнатах с подобными любителями рассказывать небывалые истории. Доведенные нуждой до отчаяния, люди пытались хоть этими историями как-то оправдать или же выставить себя в интересном, выгодном плане. Но чувствуя себя литератором, писателем, обязанным прислушиваться к боли человеческого сердца, я слушал эти небылицы и, видимо, доставлял большое облегчение рассказчикам, жаждавшим выговориться. Почему бы мне не выслушать и этого одинокого и жалкого человека?
- Ну что же, - вновь пожал я плечами. - Расскажите...
- Кто вы по профессии? - спросил быстро мой новый знакомый. Гуманитарий или техник?
- Я учился на юридическом, - начал я. - Родители мои, обедневшие дворяне, продали имение и переехали в Москву, но здесь батюшка умер, почти ничего нам не оставив. Вскоре умерла и моя бедная мать, и я вынужден был прервать занятия. - Я невесело усмехнулся. - Что ж, у меня нету средств, увы. Но я пишу, я много пишу, занимаюсь поэзией, прозой, также переводами. Пока, правда, я еще не нашел издателя, но со временем...
- Феноменально! - воскликнул Павел и улыбка появилась на его бледном лице. - Это же гениально, что вы литератор! Тогда давайте так, врубите все свое воображение и постарайтесь воспринимать все, что я скажу, как реальность... - Он нервно облизнул губы. - Слушайте. Представьте, что молодой человек, допустим я, живет в Москве, но только через восемьдесят лет. Не в Москве 1902 года, как вы, а в Москве конца двадцатого века. И этот человек... он тоже молодой литератор... этот человек выходит из своей квартиры, спускается в лифте вниз, выходит из подъезда... - Павел сделал паузу и страшно округлил глаза. - И выходит на восемьдесят лет раньше, в 1902 году!..
Я было поначалу подумал, что вот и еще один доведен жизнью до безумия, но потом посмотрел на него, заглянул в его глаза, и холодок прошел у меня вдоль позвоночника. Все-таки я литератор, человек чувствующий довольно тонко, и вот я всем своим существом почувствовал, что этот человек не врет. Он не безумен и он не врет! И, как ни похоже то, что он сейчас сказал, на бред умалишенного, но все это чистейшая правда. И надо мне решить, относиться с иронией к его рассказу или же поверить всерьез...
- Допустим, - медленно сказал я. - Пусть так, но... но это же все-таки сказка!
- Это не сказка! - грустно сказал он и улыбнулся. - Я вижу, вы мне поверили. Спасибо вам, ведь для меня главное, чтоб не смотрели на меня, как на идиота, а вправду поверили мне. А доказательств я могу найти тысячи...
- А вы кому-нибудь, рассказывали про это? - спросил я.
- Ну а как же! - воскликнул он. - Все смеются и крутят пальцем у виска!.. Милый мой Анатолий Иванович, Толя!.. Какое же счастье, что я тебя встретил! Какое счастье! - Он уже чуть не плакал и смахивал слезу с глаз грязным и драным рукавом своего армяка... - Ты только верь мне, верь, в то сойду с ума...
- Подождите, - прервал я его, подозвал полового, заказал штоф водки и какой-то закуски. Я чувствовал, ей-богу, чувствовал, что стою перед великой и важной тайной, и решил тут уж не высчитывать каждый грош. - Вы, наверное, голодны, Павел?
- Да, - сказал он радостно. - Я тут... у вас уже скоро две недели. Черт знает, как живу...
Половой принес заказ, мы разлили водку, чокнулись с ним, ничего не говоря, выпили и закусили. Приятная теплота разлилась по моему телу.
- А водка у вас лучше нашей, - весело сказал Павел. - У нас ее гонят черт знает из чего, говорят, даже из нефти.
- Из нефти?
- Ага, - он счастливо засмеялся. - Нет, это замечательно, что я тебя встретил. Это великолепно!
- Однако... как же ты? Рассказывай!
- Ну что ж, - он посерьезнел. - Так вот, я живу в Москве 198... года. Я работаю на радио, но тоже пишу стихи... Даже точнее не стихи, а тексты для песен.
- На радио? - переспросил я.
- Ах, да... - встрепенулся он. - Радио, это... впрочем, я тебе потом объясню... Так вот, я подхалтуриваю, пишу тексты для песен. Поэт я, конечно, никудышный, но публика и это кушает, а башли идут. В общем, все было в полном порядке. И вот я вышел из дому, собрался пойти к Вите Капустину, это молодой композитор, и отнести ему пару текстов. Спускаюсь в лифте... Да, у нас дома высокие, я живу на четырнадцатом этаже... вот, открываю дверь подъезда и сначала ничего не замечаю. Потом делаю несколько шагов, оглядываюсь, и - батюшки! - мимо меня едут сани, идут какие-то придурки в диких одеждах, какие-то хипари бородатые и все такое... - Он нервно передохнул. - В общем, сзади меня никакого моего подъезда, ничего нет, а на ближайшей афишной тумбе я читаю, что 12 марта 1902 года в Москве начинаются гастроли цирка Чинизелли. Вот так! Я, честно говоря, подумал, что сошел с ума. И щипал себя, и глаза закрывал... Да что уж там! Я и сейчас не соображу, на каком свете нахожусь.
- Как же ты живешь? - спросил я. - Где?
- Да сначала болтался, как это самое в проруби. Хотел в одном подъезде переночевать, так у вас тут дворники - зверюги. Полицейский меня в часть хотел доставить, а потом говорит: иди, бродяга, в ночлежку на Хитров рынок. А там набрел на какого-то чувака, он меня принял за своего коллегу, за безработного артиста, так с ним а ночлежке и живу... Ужас! Блохи, вонь, грязь. Прямо "На дне" Горького... Слава богу, мне этот актерик пятаки на еду дает, а то бы, знаешь... Ну, я на третий день немного пришел в себя, а то все как в бреду был. Думаю, надо что-то предпринимать. Пошел в милицию... то есть в полицию. Думаю, надо что-то.
1 2 3 4 5