Если бы он сам нашел комнату в таком виде, ему наверняка бы бросились в глаза капли крови на ковре и на шкуре овцы, расстеленной на нем. Но какой-то умник запихнул шкуру под кровать, изменив тем самым подлинную картину места преступления. Такое, конечно, могло случиться, но для него это все равно было слабым утешением.
Он твердо решил признаться в ошибке профессору Фаберу, хотя предвидел, что разговор будет не из легких.
Уик-энд прошел спокойно, без новых уголовных преступлений, так что молодой человек увиделся с шефом только в понедельник утром.
Разговор состоялся в кабинете профессора Фабера.
Седовласый профессор выслушал его, ни на секунду не теряя самообладания. Он сидел, полуприкрыв глаза, за письменным столом, опершись на него локтями и задумчиво касаясь кончиками пальцев тонких губ.
Михаэль Штурм не мог спокойно усидеть на месте – он шагал по большому кабинету взад-вперед и энергично жестикулировал в такт своим словам.
– Да, мой дорогой коллега, – произнес, наконец, профессор Фабер, – конечно, очень, даже очень неприятная история, и я отлично понимаю, что она вас беспокоит, но… – он откинулся назад, – прошлого не вернешь, изменить сейчас ничего уже нельзя и поэтому я думаю…
Михаэль Штурм прервал его.
– Нет! Кое-что можно сделать! Исследовать пятна на шкуре степной овцы!
– Смотрите, не обожгитесь! – предостерег его профессор.
Штурм не обратил внимания на его слова.
– В свое время я распорядился приобщить шкуру к вещественным доказательствам, поскольку ее собирались использовать в качестве улики для доказательства вины. По всей вероятности, она до сих пор хранится в Управлении полиции среди других вещественных доказательств по уголовным делам.
– И там, мой дорогой, – вежливо, но решительно изрек профессор Фабер, – она и останется.
Михаэль Штурм уставился на него, не веря своим ушам.
– Вы не можете говорить такое серьезно! Нам достаточно только провести экспертизу капель крови на шкуре и установить, идентична ли их группа с группой крови Лилиан Хорн, чтобы с уверенностью утверждать действительно ли она убийца.
– Мы и сегодня это знаем. Лилиан Хорн осуждена с соблюдением требований закона.
– Но осуждена только потому, что мы допустили логическую ошибку! – Михаэль Штурм почти выкрикнул эти слова.
– Вы, мой дорогой, а не мы, – поправил его профессор холодно, – надеюсь, вы помните, что именно вы составляли заключение! Вы в свое время так гордились этим, и вам очень хотелось лично обнародовать его на процессе.
– Чему вы сумели воспрепятствовать, профессор! И посему разделяете со мной ответственность!
– Вы совершенно справедливо оцениваете ситуацию, мой дорогой, – сказал профессор Фабер, и на его тонких губах заиграла слабая улыбка, – а теперь давайте внесем полную ясность; я не подумаю подставлять свою голову ради ваших глупостей. Вы ведь скоро сами станете руководителем одного из Институтов судебной медицины. Вот тогда и поступайте, как сочтете нужным, – пишите заключение, опровергайте его, если вам так угодно. Боюсь только, что, действуя подобным образом, вы не задержитесь надолго на своем посту с подобающим тому достоинством и честью!
– Пусть вас не тревожит моя карьера! Речь идет о другом: о конкретном деле, о судьбе человека!
Профессор Фабер слегка покачал головой.
– Не только. Речь идет о пагубном влиянии ваших признаний на авторитет судебной медицины как науки, а для меня как служителя этой науки нет ничего более важного на свете.
– Не пудрите мне мозги. – Михаэль Штурм так разозлился, что больше не выбирал слов. – На самом деле для вас важно только одно – ваша собственная репутация! – Он сам испугался, выпалив это.
Профессор Фабер молча выслушал его дерзкую тираду.
– Я не отказываюсь от этого, мой дорогой. Было бы противоестественно, если бы я вел себя иначе. Всю жизнь я работал, исследовал, брал на себя ответственность ради того, чтобы сделать себе имя. Вы не можете ожидать от меня, чтобы я сам уничтожил его своими руками ради ваших безумных идей!
– Нет! Это неправда! – Михаэль Штурм уперся кулаками в крышку стола, нависая над профессором Фабером. – Невозможно, чтобы вы были начисто лишены совести! Вы обманываете себя, профессор! Вы не сможете спать ни одной ночи спокойно, если будете постоянно думать о том, что кто-то невинный сидит пожизненно в каторжной тюрьме только из-за того, что вы струсили сознаться в допущенной ошибке!
Профессор Фабер вздохнул.
– Ни вы, ни я… мы не отвечаем за приговор, мой дорогой, – пояснил он терпеливо, – а исключительно суд. Трое профессиональных судей и шестеро присяжных вынесли обвинительный приговор.
– Но только потому, что мы ошиблись!
– Не только. Тут сошлось много других моментов – плохое впечатление, произведенное в суде Лилиан Хорн, фальшивое алиби, которое она себе состряпала, чрезвычайно убедительный мотив преступления. Мы же составили свое заключение добросовестно и честно. Мы выполнили свой долг и больше не несем никаких обязательств. И все так и останется без изменений в этом вопросе, какие бы сомнения ни одолевали вас в данный момент.
Михаэль Штурм сделал глубокий вдох, чтобы не утратить самообладания и не оскорбить ненароком профессора Фабера, – он только хотел убедить его в необходимости исправить ошибку следствия.
– Это больше чем сомнения. Я установил, что существует возможность доказать виновность или невиновность Лилиан Хорн, ведь в конце концов суд остался в долгу – он так и не добыл доказательств ее вины. Согласен, все улики были против нее, но этого недостаточно.
Профессор Фабер поднялся.
– Вот это как раз и есть то, о чем я говорил. Я так и знал, что мы придем к единому мнению. Обвинительный приговор не был достаточно подкреплен вещественными доказательствами – частично он даже явился следствием предубежденности суда, но за это нельзя возлагать ответственность на судебную медицину!
– Нельзя? Теперь я вообще ничего не понимаю!
– Ах, прошу вас. – Профессор Фабер положил ему руку на плечо. – Вы упрекаете себя, что не подумали о том, что и убийца могла оставить там следы своей крови. Но разве вы были там единственным, кто должен был сделать такое логическое заключение? Да, да, я знаю, и я в ваших глазах был не на высоте. А что же тогда сказать про защитника Лилиан Хорн? Разве не он должен был поднять этот вопрос? Он задумывался об этом также мало, как и мы. И ни один из трех судей не обратил на это внимания, и даже прокурор, и тот нет. Так что ни вам, ни мне – нет, нет! – определенно не грозят бессонные ночи.
– Господин профессор, разрешите мне затребовать шкуру степной овцы…
– Нет!
– А вдруг выяснится, что капли крови действительно принадлежат Лилиан Хорн!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49