Я высунулся дальше, полоснул факелом по чешуйчатым головам. Раздался хоровой визг, передние карлики отпрянули, но некоторые из ползущих сзади еще не поняли, что происходит, и рвались дальше. Началась неразбериха, они покатились по скату, сшибая собратьев.
Когда на крыше не осталось ни одного мутанта, я подбежал к Кате, но ей помощь не требовалась. По вертикальной стене взобраться труднее, все бюреры попадали, как только рыжая начала молотить верхних факелом.
Под зданием корчились несколько бюреров, остальные отбежали дальше, жалобно чирикая, окружили ведьм. Одна, не обращая внимания на неразбериху вокруг, пялилась на нас, вторая вдруг развернулась и поползла в туман.
– Надо потушить факелы, – сказала Катя, ежась под пристальным взглядом нечеловеческих глаз. – Чтобы не прогорели совсем. Там осталось масло? Если они еще раз попробуют…
– Масло осталось. – Положив на пол факел, я наступил на него, взял у рыжей второй и тоже погасил. – Вряд ли ведьмы смогут заставить бюреров повторить это. Слишком те огня боятся. Меня сейчас другое волнует: куда она поползла?
Катя покачала головой и спросила:
– Откуда они берутся, Алекс? Бюреры эти, ведьмы – откуда?
– Мутанты ведь размножаются, – ответил я.
– Но ведьмы… или у них есть самцы?
– Болотные бюреры – детеныши ведьм, ты что, не знала? Но те не рожают их, а… У ведьмы в определенный сезон под грудью появляется куча мутных пузырей, внутри – зародыши бюреров. Еще без чешуи, голые, розовые, навроде новорожденных крысят. Мамаша их забирается глубоко в топь, выпускает слюнную паутину, плетет кокон вокруг себя и засыпает надолго. Паутина медленно растворяется в воде. Пузыри на теле в конце концов лопаются, как раз когда паутина окончательно исчезнет, и бюреры вылезают в виде головастиков. Говорят, из каждого выводка получается одна ведьма и где-то с два десятка бюреров.
– А тот человек внизу? Монолитовец в пузыре?
– Девочка, тебе будет неприятно узнать это. Она поморщилась.
– Нет уж, говори. Я хочу знать все.
– Человек – будущая пища для головастиков. Когда самка уплывет делать себе кокон, она захватит его с собой. К тому времени он уже затихнет.
– Умрет?
– Кокон полностью его в себя втянет. Когда вылупятся головастики, первое время тело будет для них пищей.
Снаружи ничего не менялось: немного успокоившиеся бюреры все так же сновали вокруг ведьмы, а она торчала на месте и мрачно пялилась на мастерскую. Вторая все не показывалась, как и та, что пыталась открыть люк.
– Ты был прав, – сказала наконец Катя. – Лучше бы я не знала этого.
На самом деле я не сказал ей всю правду. Пища для головастиков оставалась живой – водянистый кокон состоял из каких-то особых веществ и консервировал тело. Человек или животное впадали в транс, но не гибли. Не знаю, может, жертва не чувствовала боли, хотя все еще оставалась жива, когда головастики начинали жрать ее, – и, возможно, понимала свое положение. Это вызывало омерзение даже у меня, привыкшего к извращениям Зоны, что уж говорить о Кате, знавшей про них куда меньше.
– Почему так темно? – спросила она, высовываясь в окно. – Посмотри, до сих пор сумерки! Ведь уже за полдень. Это из-за тумана?
Я пожал плечами, глянул в окно, убедившись, что на скате пусто, пошел за шаром с шипами и цепью. Что они там затевают, куда делась ведьма? И где та, что отвлекала нас, пытаясь открыть люк? Хотя она-то могла погибнуть под обвалившейся лестницей, либо обломки придавили ее, ранили, и ведьма лежит в жиже, затопившей первый этаж, приходит в себя… но вот куда уползла вторая?
– Ведь мы ничего не можем сделать, наемник, – сказала Катя, будто прочла мои мысли.
Я опять стал наемником? Чем я теперь не угодил девчонке, из-за чего она опять изменила отношение ко мне? Наверное, это не зависело от моих поступков и слов, настроение рыжей менялось по каким-то неподвластным для мужчины внутренним женским законам.
– Ты слышишь? Мы ничего не можем сделать, да?
– Ничего, – сказал я, возвращаясь.
– Мы в ловушку попали, оружия нет, и с теми, кто нас окружает, справиться не можем.
– А этот твой артефакт? – спросил я, показывая на необычный контейнер, висящий на ее боку. – Какие у него свойства? Может, он как-то поможет…
– Нет, – резко ответила она. – Я не знаю, какие у него свойства.
– Так доставай, узнаем.
– Нет! Мне нужно передать его в целости и сохранности.
Для этого самим надо оставаться в целости и сохранности, – проворчал я, поигрывая цепью, прикованной к шару с шипами. Рыжая, переступив с ноги на ногу, сдула с лица прядь волос. Чего это она так занервничала при упоминании артефакта? Что-то странное с ним связано, тайна какая-то, нутром чую…
– Вообще-то есть еще один способ, – произнес я задумчиво. – Хотя… Нет, на самом деле нет у нас никакого выхода.
– Какой способ?
– Огонь.
– Огонь? При чем тут… Я взглянул на нее.
– Красавица, если ты в Зоне хочешь выжить, то должна тактике учиться.
– Я и учусь! – огрызнулась она. – Постоянно учусь. Ну так что, наемник?
– Ты называешь меня то наемником, то Алексом. Выбери наконец что-то одно. Мы можем поджечь дом.
– Поджечь? – растерянно повторила она.
– Да. Бюреры сразу разбегутся при виде такого сильного огня. Да и ведьмы не полезут в него. Надо будет ждать на чердаке до последнего, когда уже невозможно дышать станет, а тогда вылезать в люк или в окна. Спрыгивать, факелами махать и прорываться сквозь толпу. Ну и бежать к той насыпи, которую ты в тумане углядела.
– Но они за нами погонятся.
– Конечно.
– По болоту, то есть по своей территории. Где они знают, наверное, каждую травинку. И двигаются быстрее людей, ловчее. Тьфу! Глупый план, наемник. Во-первых, можем сгореть. Во-вторых, нам не пробиться сквозь них, хотя бы и с факелами. В-третьих, даже если не сгорим и пробьемся – они скоро догонят нас и…
– Вот потому-то я и сказал, что на самом деле выхода нет.
Катя стояла возле окна, озаренная тусклым холодным светом, сжимая и разжимая кулаки… И я не выдержал. Так уж на меня женщины действуют, особенно молодые и симпатичные, пусть и злые. Особенно если я их долго не видел, женщин, не общался с ними. Выпустив цепь, я шагнул к ней, обнял, прижал к себе так, что она сдавленно охнула. Рыжая ударила меня по плечу, в спину… а потом тонкие руки обвили мои плечи. Мы замерли, приникнув друг к другу, но не целуясь – просто прижавшись, закрыв глаза, и стояли так долго, пока снаружи не донеслось пронзительное «Квауууа-аа!», а следом – взволнованное чириканье карликов.
Я отстранил ее, несколько мгновений мы смотрели в глаза друг другу, потом я спросил:
– Что за медальон у тебя на шее?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93
Когда на крыше не осталось ни одного мутанта, я подбежал к Кате, но ей помощь не требовалась. По вертикальной стене взобраться труднее, все бюреры попадали, как только рыжая начала молотить верхних факелом.
Под зданием корчились несколько бюреров, остальные отбежали дальше, жалобно чирикая, окружили ведьм. Одна, не обращая внимания на неразбериху вокруг, пялилась на нас, вторая вдруг развернулась и поползла в туман.
– Надо потушить факелы, – сказала Катя, ежась под пристальным взглядом нечеловеческих глаз. – Чтобы не прогорели совсем. Там осталось масло? Если они еще раз попробуют…
– Масло осталось. – Положив на пол факел, я наступил на него, взял у рыжей второй и тоже погасил. – Вряд ли ведьмы смогут заставить бюреров повторить это. Слишком те огня боятся. Меня сейчас другое волнует: куда она поползла?
Катя покачала головой и спросила:
– Откуда они берутся, Алекс? Бюреры эти, ведьмы – откуда?
– Мутанты ведь размножаются, – ответил я.
– Но ведьмы… или у них есть самцы?
– Болотные бюреры – детеныши ведьм, ты что, не знала? Но те не рожают их, а… У ведьмы в определенный сезон под грудью появляется куча мутных пузырей, внутри – зародыши бюреров. Еще без чешуи, голые, розовые, навроде новорожденных крысят. Мамаша их забирается глубоко в топь, выпускает слюнную паутину, плетет кокон вокруг себя и засыпает надолго. Паутина медленно растворяется в воде. Пузыри на теле в конце концов лопаются, как раз когда паутина окончательно исчезнет, и бюреры вылезают в виде головастиков. Говорят, из каждого выводка получается одна ведьма и где-то с два десятка бюреров.
– А тот человек внизу? Монолитовец в пузыре?
– Девочка, тебе будет неприятно узнать это. Она поморщилась.
– Нет уж, говори. Я хочу знать все.
– Человек – будущая пища для головастиков. Когда самка уплывет делать себе кокон, она захватит его с собой. К тому времени он уже затихнет.
– Умрет?
– Кокон полностью его в себя втянет. Когда вылупятся головастики, первое время тело будет для них пищей.
Снаружи ничего не менялось: немного успокоившиеся бюреры все так же сновали вокруг ведьмы, а она торчала на месте и мрачно пялилась на мастерскую. Вторая все не показывалась, как и та, что пыталась открыть люк.
– Ты был прав, – сказала наконец Катя. – Лучше бы я не знала этого.
На самом деле я не сказал ей всю правду. Пища для головастиков оставалась живой – водянистый кокон состоял из каких-то особых веществ и консервировал тело. Человек или животное впадали в транс, но не гибли. Не знаю, может, жертва не чувствовала боли, хотя все еще оставалась жива, когда головастики начинали жрать ее, – и, возможно, понимала свое положение. Это вызывало омерзение даже у меня, привыкшего к извращениям Зоны, что уж говорить о Кате, знавшей про них куда меньше.
– Почему так темно? – спросила она, высовываясь в окно. – Посмотри, до сих пор сумерки! Ведь уже за полдень. Это из-за тумана?
Я пожал плечами, глянул в окно, убедившись, что на скате пусто, пошел за шаром с шипами и цепью. Что они там затевают, куда делась ведьма? И где та, что отвлекала нас, пытаясь открыть люк? Хотя она-то могла погибнуть под обвалившейся лестницей, либо обломки придавили ее, ранили, и ведьма лежит в жиже, затопившей первый этаж, приходит в себя… но вот куда уползла вторая?
– Ведь мы ничего не можем сделать, наемник, – сказала Катя, будто прочла мои мысли.
Я опять стал наемником? Чем я теперь не угодил девчонке, из-за чего она опять изменила отношение ко мне? Наверное, это не зависело от моих поступков и слов, настроение рыжей менялось по каким-то неподвластным для мужчины внутренним женским законам.
– Ты слышишь? Мы ничего не можем сделать, да?
– Ничего, – сказал я, возвращаясь.
– Мы в ловушку попали, оружия нет, и с теми, кто нас окружает, справиться не можем.
– А этот твой артефакт? – спросил я, показывая на необычный контейнер, висящий на ее боку. – Какие у него свойства? Может, он как-то поможет…
– Нет, – резко ответила она. – Я не знаю, какие у него свойства.
– Так доставай, узнаем.
– Нет! Мне нужно передать его в целости и сохранности.
Для этого самим надо оставаться в целости и сохранности, – проворчал я, поигрывая цепью, прикованной к шару с шипами. Рыжая, переступив с ноги на ногу, сдула с лица прядь волос. Чего это она так занервничала при упоминании артефакта? Что-то странное с ним связано, тайна какая-то, нутром чую…
– Вообще-то есть еще один способ, – произнес я задумчиво. – Хотя… Нет, на самом деле нет у нас никакого выхода.
– Какой способ?
– Огонь.
– Огонь? При чем тут… Я взглянул на нее.
– Красавица, если ты в Зоне хочешь выжить, то должна тактике учиться.
– Я и учусь! – огрызнулась она. – Постоянно учусь. Ну так что, наемник?
– Ты называешь меня то наемником, то Алексом. Выбери наконец что-то одно. Мы можем поджечь дом.
– Поджечь? – растерянно повторила она.
– Да. Бюреры сразу разбегутся при виде такого сильного огня. Да и ведьмы не полезут в него. Надо будет ждать на чердаке до последнего, когда уже невозможно дышать станет, а тогда вылезать в люк или в окна. Спрыгивать, факелами махать и прорываться сквозь толпу. Ну и бежать к той насыпи, которую ты в тумане углядела.
– Но они за нами погонятся.
– Конечно.
– По болоту, то есть по своей территории. Где они знают, наверное, каждую травинку. И двигаются быстрее людей, ловчее. Тьфу! Глупый план, наемник. Во-первых, можем сгореть. Во-вторых, нам не пробиться сквозь них, хотя бы и с факелами. В-третьих, даже если не сгорим и пробьемся – они скоро догонят нас и…
– Вот потому-то я и сказал, что на самом деле выхода нет.
Катя стояла возле окна, озаренная тусклым холодным светом, сжимая и разжимая кулаки… И я не выдержал. Так уж на меня женщины действуют, особенно молодые и симпатичные, пусть и злые. Особенно если я их долго не видел, женщин, не общался с ними. Выпустив цепь, я шагнул к ней, обнял, прижал к себе так, что она сдавленно охнула. Рыжая ударила меня по плечу, в спину… а потом тонкие руки обвили мои плечи. Мы замерли, приникнув друг к другу, но не целуясь – просто прижавшись, закрыв глаза, и стояли так долго, пока снаружи не донеслось пронзительное «Квауууа-аа!», а следом – взволнованное чириканье карликов.
Я отстранил ее, несколько мгновений мы смотрели в глаза друг другу, потом я спросил:
– Что за медальон у тебя на шее?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93