.. Хочу, чтобы так было! И стало
так, как вздумалось Денису: заплескались низенькие дряблые волны, рябь на Неве,
как и положено реке, зарябила узорами, каждое мгновение разными... Силы, небось,
прорва ушла... А с точки зрения сопряженности физических законов... Ну и ладно,
дались тебе эти законы, подумаешь, летал же он, а крылья держали, тоже
вопреки... Он волшебник, маг, понятно... Сын, в конце концов!
- Это не ты сын... Не ты, пешка, слякоть, самозванец... Я-а-а, я Его Сын...
- Кто??? - Денис в панике развернулся.
Маленькая лысая голова - красные глаза выкачены из орбит - смотрела на него,
выглядывала из чего-то бесформенного, то ли неровного бревна, то ли
металлоконструкции на кривых опорах... Мор лениво взмахнул крыльями, облетел
вокруг головы и вернулся на плечо к Денису. И Ленька не выказывал тревоги... А
Денису жутковато... Неожиданность... Вот что помешало Денису рассмотреть ходячую
нелепицу... Нелепый, несуразный медный истукан, калека, волею своего
создателя...
Денис расслабился. Кстати, а зевать нельзя, враги могут быть очень опасны, он
видел, помнит...
- Странно. А я думал, что ваш батюшка - Михаил Шемякин. - Денис улыбался, но
тревога все ж точила сердце мелким надоедливым жучком...
- Я-а-а, я-а-а Его сын... Я нашел это место, я-а-а. Я принес первую жертву,
много, много душ... Я служил... я был истинный Сын... и слуга... Отдай, отдай
мне... Я-а-а...
- Не, ну ты нахал!.. Большой железный самозванец. - Денис на всякий случай
отступил на три шага. Истукан двигался медленно, выставляя вперед правую ногу,
и, осторожно перенося на нее вес корпуса, подтягивал левую...
- Это ты... самозванец... Я нашел это место... На краю мира... Где сходится
все... Отдай, отдай...
- Угу. Чего тебе отдать? Опера 'Жизнь за царя', ария Ивана Сусанина. Тебе не
кажется, чугунок, что красные глаза плохо сочетаются с синим гермошлемом... Твое
здоровье! - Денис вытянул правую руку и поманил указательным пальцем. Мощная,
чуть ли не в полено толщиной, синяя молния ослепила его, обожгла привычным,
сладостным уже холодом. Денис даже покачнулся - настолько велика оказалась
накопленная истуканом мощь.
Вместе с нею к Денису пришло знание: древний царь, Первый Император
Российский, не обрел покоя и после смерти, дух его жаждал продолжения земного
существования, алкал власти, поклонения, великих свершений... В этом городе,
созданном его волей, капризом и жаждой чуда, в городе, стоящем на границе двух
миров, земного и потустороннего, каждое из его десятков, сотен памятных
воплощений, в камне ли, в металле, каждое и все они - стремились возродить его,
воплощающего... А для этого годами, десятилетиями, веками, все они копили мощь,
силу, источаемую самим городом и сущими носителями ее, людьми и нелюдью...
Творению Шемякина в этом смысле повезло: он был среди людей; дни и годы
напролет, не зная усталости, новые и новые толпы туристов стояли с ним рядом,
хватали за длинные медные пальцы, стучали по лысине, фотографировались, сидели у
него на руках. И каждый оставлял ему в прибыток крохотную частичку зла и мрака,
частичку того, что таится в каждой человеческой душе, в детской ли,
старческой... И эти частицы текли и текли непересыхающим потоком, копились и
накапливались и претворялись в волшебную субстанцию, которая должна была однажды
оживить его и вновь дать возможность в полную силу служить Тому, чьим сыном он
считал себя...
- Стоп, хватит. Похоже, переборщил... Петра Ляксеич, слышишь меня чи нет?..
Истукан застыл в нелепой позиции: носки врозь, левая рука у горла, правая
потянулась к Денису, да замерла на полпути... Молчит, силы кончились, разве что
в глазах на самом донце осталось тусклое зарево... Денису было не по себе, слова
медного царя стучали в нем, били по сердцу: 'Я-а-а, не ты... отдай...' Вот тебе
и 'Ляксеич'... Шутилось глупо и через силу... Внезапно Дениса пробрала досада и
злость: да что он, в самом деле, на каждую шваль рефлектирует!..
- Так, Ваше Императорское, вот вам допинг в зубы - и галопом 'домой', в
кресло, чтобы завтра туристов не пугать и не разочаровывать. Продолжай копить, я
загляну при случае. Галопом, я сказал!
Подчиняясь воле Дениса, медный истукан с глухим звоном пал на четвереньки и,
не касаясь песка, помчался вдоль берега туда, к арке, внутри которой по старой
питерской традиции памятными досками отмечали уровни самых выдающихся наводнений
в истории Города...
Хорошо быть крутым. И живым.
Денис расправил плечи. А где... Крылья исчезли незаметно, так что Денис даже и
задним числом не мог вспомнить ощущение, в какую именно секунду это произошло.
Но чувства сожаления не было: появятся крылышки, как только в них случится нужда
или просто прихоть. Вот захочет он через Неву перемахнуть или постоять на шпиле
Петропавловской крепости... Сердцу, возмущенному злобствованиями уродливой
металлической куклы, хотелось радости и развлечений, которые бы смыли, стерли из
памяти скользкие и подлые надежды сумасшедшего фантома, убрали бы их без
специального пожелания 'забыть'. Ни в коем случае нельзя желать ничего
подобного, Диня! Можно научиться понимать эмоции и намерения животных, по типу
Леньки и Морки, а вот пожелаешь неосторожно 'понимать язык деревьев' или там
зданий... Или никогда не хотеть спать... И хрен его знает, какие будут
шизофренические последствия. Нет, можно, конечно, попробовать, но попозже:
сначала нужно семнадцать раз отмерить и сформулировать и предусмотреть
безущербный откат на прежние рубежи... А пока можно... просто прогуляться по
воде. Например, к Эрмитажу. Кеды хорошие, и их очень легко усилить на этот
случай: мои кеды - непромокаемые. Не пропускают... да, только снаружи. Паук
недовольно зашевелился: он понял намерение Дениса, и он недолюбливал воду.
- Спокойно, старенький, я же не под воду ухожу, а так... 'яко посуху'.
И Ленька внял доводам, притих, во всяком случае втянул обратно лапы, покрытые
грубой серебряной шерсткой. 'Как скажешь, Господин' - примерно так услышал Денис
паучье настроение.
И Морка в этом отношении такой же стал... Раньше, бывало, не унять
защитничков-нянечек, а теперь - сразу во фрунт... С одной стороны - вроде бы и
хорошо, бесхлопотно... Но зачем мне слуги вместо родных и близких?..
- Вот что, Морка и Ленька!.. Слушаться - слушайтесь с полуслова, это
правильно, но и бояться - не бойтесь. Что-то не нравится - дайте мне знать, не
обижу и не накажу. Ферштейн, господа-приятели? То-то же. Оба хорошие: и ты, в
перьях, и ты, шестиходик. А засим - прогулка по водам.
Денис решительно поставил левую ногу на водяной барханчик, наступил... Вода
поддержала, спружинила мягко и скользнула дальше, но Денис даже не покачнулся;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92
так, как вздумалось Денису: заплескались низенькие дряблые волны, рябь на Неве,
как и положено реке, зарябила узорами, каждое мгновение разными... Силы, небось,
прорва ушла... А с точки зрения сопряженности физических законов... Ну и ладно,
дались тебе эти законы, подумаешь, летал же он, а крылья держали, тоже
вопреки... Он волшебник, маг, понятно... Сын, в конце концов!
- Это не ты сын... Не ты, пешка, слякоть, самозванец... Я-а-а, я Его Сын...
- Кто??? - Денис в панике развернулся.
Маленькая лысая голова - красные глаза выкачены из орбит - смотрела на него,
выглядывала из чего-то бесформенного, то ли неровного бревна, то ли
металлоконструкции на кривых опорах... Мор лениво взмахнул крыльями, облетел
вокруг головы и вернулся на плечо к Денису. И Ленька не выказывал тревоги... А
Денису жутковато... Неожиданность... Вот что помешало Денису рассмотреть ходячую
нелепицу... Нелепый, несуразный медный истукан, калека, волею своего
создателя...
Денис расслабился. Кстати, а зевать нельзя, враги могут быть очень опасны, он
видел, помнит...
- Странно. А я думал, что ваш батюшка - Михаил Шемякин. - Денис улыбался, но
тревога все ж точила сердце мелким надоедливым жучком...
- Я-а-а, я-а-а Его сын... Я нашел это место, я-а-а. Я принес первую жертву,
много, много душ... Я служил... я был истинный Сын... и слуга... Отдай, отдай
мне... Я-а-а...
- Не, ну ты нахал!.. Большой железный самозванец. - Денис на всякий случай
отступил на три шага. Истукан двигался медленно, выставляя вперед правую ногу,
и, осторожно перенося на нее вес корпуса, подтягивал левую...
- Это ты... самозванец... Я нашел это место... На краю мира... Где сходится
все... Отдай, отдай...
- Угу. Чего тебе отдать? Опера 'Жизнь за царя', ария Ивана Сусанина. Тебе не
кажется, чугунок, что красные глаза плохо сочетаются с синим гермошлемом... Твое
здоровье! - Денис вытянул правую руку и поманил указательным пальцем. Мощная,
чуть ли не в полено толщиной, синяя молния ослепила его, обожгла привычным,
сладостным уже холодом. Денис даже покачнулся - настолько велика оказалась
накопленная истуканом мощь.
Вместе с нею к Денису пришло знание: древний царь, Первый Император
Российский, не обрел покоя и после смерти, дух его жаждал продолжения земного
существования, алкал власти, поклонения, великих свершений... В этом городе,
созданном его волей, капризом и жаждой чуда, в городе, стоящем на границе двух
миров, земного и потустороннего, каждое из его десятков, сотен памятных
воплощений, в камне ли, в металле, каждое и все они - стремились возродить его,
воплощающего... А для этого годами, десятилетиями, веками, все они копили мощь,
силу, источаемую самим городом и сущими носителями ее, людьми и нелюдью...
Творению Шемякина в этом смысле повезло: он был среди людей; дни и годы
напролет, не зная усталости, новые и новые толпы туристов стояли с ним рядом,
хватали за длинные медные пальцы, стучали по лысине, фотографировались, сидели у
него на руках. И каждый оставлял ему в прибыток крохотную частичку зла и мрака,
частичку того, что таится в каждой человеческой душе, в детской ли,
старческой... И эти частицы текли и текли непересыхающим потоком, копились и
накапливались и претворялись в волшебную субстанцию, которая должна была однажды
оживить его и вновь дать возможность в полную силу служить Тому, чьим сыном он
считал себя...
- Стоп, хватит. Похоже, переборщил... Петра Ляксеич, слышишь меня чи нет?..
Истукан застыл в нелепой позиции: носки врозь, левая рука у горла, правая
потянулась к Денису, да замерла на полпути... Молчит, силы кончились, разве что
в глазах на самом донце осталось тусклое зарево... Денису было не по себе, слова
медного царя стучали в нем, били по сердцу: 'Я-а-а, не ты... отдай...' Вот тебе
и 'Ляксеич'... Шутилось глупо и через силу... Внезапно Дениса пробрала досада и
злость: да что он, в самом деле, на каждую шваль рефлектирует!..
- Так, Ваше Императорское, вот вам допинг в зубы - и галопом 'домой', в
кресло, чтобы завтра туристов не пугать и не разочаровывать. Продолжай копить, я
загляну при случае. Галопом, я сказал!
Подчиняясь воле Дениса, медный истукан с глухим звоном пал на четвереньки и,
не касаясь песка, помчался вдоль берега туда, к арке, внутри которой по старой
питерской традиции памятными досками отмечали уровни самых выдающихся наводнений
в истории Города...
Хорошо быть крутым. И живым.
Денис расправил плечи. А где... Крылья исчезли незаметно, так что Денис даже и
задним числом не мог вспомнить ощущение, в какую именно секунду это произошло.
Но чувства сожаления не было: появятся крылышки, как только в них случится нужда
или просто прихоть. Вот захочет он через Неву перемахнуть или постоять на шпиле
Петропавловской крепости... Сердцу, возмущенному злобствованиями уродливой
металлической куклы, хотелось радости и развлечений, которые бы смыли, стерли из
памяти скользкие и подлые надежды сумасшедшего фантома, убрали бы их без
специального пожелания 'забыть'. Ни в коем случае нельзя желать ничего
подобного, Диня! Можно научиться понимать эмоции и намерения животных, по типу
Леньки и Морки, а вот пожелаешь неосторожно 'понимать язык деревьев' или там
зданий... Или никогда не хотеть спать... И хрен его знает, какие будут
шизофренические последствия. Нет, можно, конечно, попробовать, но попозже:
сначала нужно семнадцать раз отмерить и сформулировать и предусмотреть
безущербный откат на прежние рубежи... А пока можно... просто прогуляться по
воде. Например, к Эрмитажу. Кеды хорошие, и их очень легко усилить на этот
случай: мои кеды - непромокаемые. Не пропускают... да, только снаружи. Паук
недовольно зашевелился: он понял намерение Дениса, и он недолюбливал воду.
- Спокойно, старенький, я же не под воду ухожу, а так... 'яко посуху'.
И Ленька внял доводам, притих, во всяком случае втянул обратно лапы, покрытые
грубой серебряной шерсткой. 'Как скажешь, Господин' - примерно так услышал Денис
паучье настроение.
И Морка в этом отношении такой же стал... Раньше, бывало, не унять
защитничков-нянечек, а теперь - сразу во фрунт... С одной стороны - вроде бы и
хорошо, бесхлопотно... Но зачем мне слуги вместо родных и близких?..
- Вот что, Морка и Ленька!.. Слушаться - слушайтесь с полуслова, это
правильно, но и бояться - не бойтесь. Что-то не нравится - дайте мне знать, не
обижу и не накажу. Ферштейн, господа-приятели? То-то же. Оба хорошие: и ты, в
перьях, и ты, шестиходик. А засим - прогулка по водам.
Денис решительно поставил левую ногу на водяной барханчик, наступил... Вода
поддержала, спружинила мягко и скользнула дальше, но Денис даже не покачнулся;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92