— Ах, мамочка, прошу тебя! Я же сто раз говорила, что...
— Конечно, ты всегда твердишь, что, когда плаваешь, на тебе одежды еще меньше. Если встретишь на прогулке лагерь нудистов, наверно, тоже все с себя сбросишь, и потому только, что все они голые. Я ведь старалась воспитать тебя доброй христианкой, а ты ходишь так, чтоб покрасоваться и вызвать у мужчин мерзкие мысли.
— Мамочка, я же не могу отвечать за чужие мысли.
— И приходишь на двадцать минут позже, и заговариваешь мне зубы, а откуда мне знать, что ты не валялась в кустах и не занималась дьявольскими забавами, не предавалась плотским утехам?
— Мама, мы с Алмой, Дженни и Стефани, как обычно, зашли к Эрни, взяли сандвичи и заболтались, возможно, дольше, чем всегда.
— Опять о мерзостях?
— Мамочка!
— Знаю я этих конторских вертихвосток. И не возражай!
— Мам, а мы выиграли.
— Опять? Замечательно, Энджи!
— Во второй игре я взяла двести одиннадцать очков, и Дженни тоже везло как никогда.
Она притворно зевнула, похлопывая себя по губам.
— Устала я сегодня, мамочка. И не надо за меня беспокоиться. — Обойдя стол, она поцеловала мать. — Никогда не сделаю ничего такого, за что тебе бы пришлось краснеть.
— Ты хорошая девочка, Энджи. Но я все равно за тебя волнуюсь. Дьявол подстерегает на каждом шагу. Парень наговорит сладких слов; если им поверишь, тут же окажется, что на уме у него одно — уложить тебя на спину и творить с тобой те мерзости. Таков уж мир с тех пор, как нас изгнали из рая. Я не эгоистка. Сто раз говорила тебе: лучше обойдусь без внучат, лишь бы тебе не пришлось терпеть постыдные супружеские обязанности, когда жена вообще не имеет никаких прав, а какой-то мерзавец превращает ее в сосуд скверны для своих животных потребностей. А она из ночи в ночь засыпает в слезах, оттого что он ее опозорил и осквернил.
— Тебе нечего опасаться, мамочка. Я готова лучше умереть.
— Ты моя милочка, Энджи.
Приняв душ и натянув пижаму, Энджи скользнула в постель. Минут через пятнадцать встала и, тихонько прошмыгнув к приоткрытой двери материнской спальни, с минуту слушала громкое, раскатистое храпенье. Постояла у дверей отца, но оттуда не доносилось ни звука. Вернувшись в свою комнату, быстро надела серый, в полоску комбинезон, синие теннисные туфли. Волосы стянула повязкой, сунула в карман нитяные перчатки и вылезла через окно наружу. Осторожно стянула вниз поднятые жалюзи. Чтобы попасть на Тайлер-стрит, ей нужно было только перебежать через школьную площадку.
Пригнувшись, она перемахнула через открытое пространство, остановилась, прислушиваясь. Убедившись, что вокруг безлюдно и тихо, подошла к качелям и, охватив одну стальную опору, сделав глубокий вдох, быстро перебирая руками и ногами, полезла вверх. Достигнув вершины, сделав рывок, правой рукой ухватилась за вторую опору и перенесла туда все тело. Несколько секунд провисела, ощущая упругость, силу каждой мышцы. Затем скользнула вниз, посидела на корточках, обретая равновесие.
Она встала, распрямила плечи, положив руки на бедра. Снова стала сама собой, могучей и неуязвимой. Чувствовала себя Орлеанской Девой — с ее улыбкой, копьем, латами, в отблесках пламени. И к этому чувству примешивались ощущение красной кобылицы, и она выгнула спину, отставив зад: у нее крепкие копыта, чтобы рассекать траву в поле, мелкий, приятный пот от усилий, и она способна напрячь любую клеточку гнедого тела, чтобы отдаться безудержному бегу.
Джес припарковался у тротуара рядом с обгоревшим скелетом мебельного магазина. Сам стоял возле темной машины — она видела красную точку его сигары. Энджи неслышно подошла к нему сзади, постояла, разглядывая его, а потом дотронулась до плеча. С глухим блеяньем тот подскочил и повернулся, воскликнув:
— Черт побери!
Энджи сурово произнесла:
— Извинись перед Господом небесным.
— Что?
— Ты выругался, Джес.
— Ах да. Верно, сожалею.
— Скажи это не мне.
— Господи, прости. Аминь. Правду сказать, Энджи, у меня чуть сердце не разорвалось.
Увидев издалека проезжавшую запоздалую машину, Энджи пригнулась за Джесовым авто.
— Что с тобой, Энджи?
— Я же тебе сказала. Представь, если кто-нибудь донесет мистеру Сэму, что я с тобой встретилась поздно вечером.
— Представляю. Как ты с ним ладишь? Он-то ведь чертыхается через слово.
— Только не при мне. Никогда. Знает, что меня это расстраивает.
— Ты говорила, что мы поездим по городу...
— Думаю, можно поговорить и здесь, так даже лучше. Давай пройдемся.
Вдали за перекрестком сквозь придорожные кусты мелькали огни машин, проносящихся по шоссе номер двадцать семь. У задней стены обгоревшего здания высилась груда досок, прикрытых толем, высотой около полутора метров. Легко вскочив на нее и усевшись, она протянула Джесу руку. Упершись ногой в угол кадки, он вскарабкался наверх и, вздохнув, сказал:
— Я тебе прямо скажу, Энджи, впервые в жизни чувствую себя настолько паршиво. Понимаешь, всегда у меня были только деловые отношения, ничего личного. Но после этих пяти лет появилось чувство, что помимо бизнеса сложилась и более крепкая связь. С тех пор как кончил школу, никто не осмеливался поднять на меня руку, и после того шока я весь день не могу прийти в себя. Понимаю, какая трагедия на него свалилась, но все равно он мог бы вести себя... с большим тактом, не при тебе и постороннем человеке.
— Ты его страшно разозлил, Джес.
— Это деловая операция, а он все перевел на личности. Не представляю, с чего ты решила, будто сможешь смягчить его.
— А если не получится, что будешь делать?
— Не знаю, Энджи. В конце концов должен ведь я подумать и о себе. Как я удержусь в своей профессии, если все знают, как обошелся со мной Сэм? Я еще как последний идиот спустился вниз, весь в крови, напрочь оглушенный, и объяснял направо и налево, что произошло. Полгорода уже в курсе. И как я теперь взгляну в глаза остальным клиентам? Что мне остается говорить? Только одно: Сэм потребовал, чтобы я сжульничал в его налоговом конфликте, а когда я отказался, он меня вышвырнул.
— Это же все неправда, Джес.
— Я должен защищать свой бизнес. А с чего мне защищать человека, выбросившего меня за дверь? Я должен оберегать и свои джэксонвиллские связи. Могу хорошо потрудиться к выгоде своих клиентов, но только если они меня уважают. Ему следовало об этом помнить, когда распускал руки. Если тебе удастся наладить наши отношения, выгадает и Сэм, и я.
— Есть у меня кое-какие мысли, но сначала мне нужно побольше узнать, из-за чего, собственно, вы поругались?
Джес откусил кончик новой сигары, выплюнув его в темноту.
— Он хотел, чтобы я провернул для него отличную операцию, а сам кое-что скрыл от меня, мне пришлось самому выяснять. Вот он и взбесился. Что она — принцесса или еще кто?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47