Ведь сейчас, в предрассветных сумерках, я только у рельсов и мог спросить, где мне искать его. Завтра, второго сентября, Элаббас сам должен был прийти ко мне, но он был необходим мне немедленно: в этот час, в эту минуту.
Трамвайные рельсы тихо лежали, поблескивая в утреннем сумраке, и видели светлые, серебристые сны; по ним еще не прошли тяжелые трамваи, их не коснулась еще ничья нога, еще не тревожили их голоса людей и звонки трамваев - им можно было еще спать и видеть свои серебристые сны...
Не знаю, куда я шел, но я шел и шел, словно, шагая вот так, хотел дойти до самого конца жизни... Может быть, там, в последнее моем прибежище, ждало меня что-то, что заставило вскочить до рассвета и идти. Но где оно, это "там"? Может, надо вернуться? Но куда? Куда я вернусь? Что делать мне в общежитии первого сентября? Пятнадцать лет подряд первого сентября я уходил учиться. И вот опять первое сентября, а идти мне некуда. Наверное, для того, чтоб не видеть, как студенты отправляются на занятия, я и вскочил ни свет ни заря и убежал... Нет больше ни школы, ни университета. Единственное, что у меня оставалось, - удивительный предрассветный Баку, мой Баку, мой, и ничей больше.
Был я, был мой Баку, и спали вдоль улиц трамвайные рельсы, и видели свои ясные серебристые сны... Деревья, три месяца подряд изнемогавшие от пыли и копоти, сейчас только начинали чувствовать, что они - деревья, и, хотя стояли они в один ряд, одного роста, подстриженные, веточка к веточке, каждое дерево было отдельным деревом, и, словно сознавая это, все они в то утро были такими живыми и прекрасными! Где-то белым-пребелым цветом цвело вишневое дерево, и оттуда, издалека, из мира его цветения, слышался мне тихий спокойный голос: "Возвращался бы ты, сынок. Приезжай, будешь работать учителем. Чего тебе там, в Баку? Все твои деды-прадеды в деревне жили..." Оттуда, издалека, ровным и ясным светом светит мне вишневое деревце. Может, он, этот ясный и ровный свет, и влечет меня сейчас вдоль рельсов? И может, не к краю жизни стремлюсь я сейчас, а иду, чтоб увидеть эту ясную, чистую жизнь? Может, мне нужно что-то сказать им, цветам? Может, взять обратно слово, которое я дал им когда-то? Ведь именно слово, которое я дал когда-то вишневому деревцу, и завело меня в тупик?.. А может, я и не обещал, что окончу университет, стану ученым?.. Обещал... Может, ты забыло эти слова, мое вишневое деревце?..
Наверное, было бы лучше, если б я не провел эти десять дней в деревне... Или еще лучше - никогда не уезжал бы в город?.. Говоря по правде, я и не собирался, у меня и мысли не было, хотя кончил я с золотой медалью. Это все дядя Мурид, сторож на колхозном току. "Уезжай, сынок! И смотри, не возвращайся обратно... Плохи наши дела. Разворовывают колхоз... Где с тока зерно воруют, сто лет урожаю не быть!" Дядя Мурид разбередил мне всю душу, и как раз в ту же ночь один из колхозных управителей вывез с тока два мешка пшеницы.
В то лето я вставал спозаранок, - когда еще не погасли звезды, завертывал в платок что-нибудь из еды и шел на работу. Наутро, после того, как Мурид-киши сказал мне эти слова, я тоже встал спозаранок - в небе еще не погасли звезды - и, как всегда, взяв с собой немножко еды, ушел из дома; но отправился не к дяде Муриду, а к Зиянет Шекерек-кызы - подписывать аттестат. В то лето наша Зиянет, которой уже перевалило за сорок, вышла наконец замуж за учителя из соседней деревни. Когда нам выдавали аттестаты, она уже переехала к мужу, и хотя для того, чтоб подписать их, Зиянет Шекерек-кызы дважды приезжала в школу, я, занятый на току, не сумел дать ей аттестат на подпись. Времени оставалось всего ничего - кончался июль. Чтобы успеть до начала экзаменов, мне нужно было срочно отправить документы в университет, именно в университет, потому что институтов в Баку много, а университет один.
Когда я дошел до деревни, солнце светило вовсю, а мне необходимо было застать Зиянет Шекерек-кызы дома, получить ее подпись и идти обратно. И как назло, перед самым моим приходом Зиянет Шекерек-кызы уехала в район, чтобы возвратиться под вечер. Оставалось ждать.
Я наведался в клуб, сходил в чайхану, в парикмахерскую, в лавку, но на все это ушло не более часа. Тогда я спустился к речке, сел, развернул узелок с едой и поел. И долго еще, часов пять, сидел там, любуясь речкой. Речка эта была намного быстрей, стремительней нашей, и в ней водилась рыба; мелкие-мелкие рыбешки порхали в прозрачной воде, наслаждаясь легкостью своих движений. Никогда еще не видал я такого "рыбьего праздника", может быть, поэтому позднее, бродя по деревенским улицам в ожидании Зиянет Шекерек-кызы, я без конца бормотал: "Рыба в речке идет стороной... Рыба в речке идет стороной..." Вероятно, слова эти, придуманные когда-то большим бездельником, застряли у меня в мозгу, и из-за этого я чуть не поссорился с Зиянет Шекерек-кызы.
- Когда ты пришел? - спросила она.
- Утром.
- Угу. Ну, что нового?
- Рыба в речке...
- Что? Что? - Она подскочила, словно ее ткнули шилом.
- Я говорю, тут рыбки в реке красивые...
- Рыбки?.. Да, красивые. Значит, с утра ждешь, чтоб подписать аттестат? А чего ж сам не подписал?
- Там должна быть подпись директора.
- Должна. А тут вот несколько молодцов сами подпись поставили. Думаешь, поступят куда-нибудь? На пушечный выстрел не подпущу к институту!
Я достал из кармана аттестат: сложенный вчетверо, он лежал там, аккуратно завернутый в газету.
- Это что такое? Я такой аттестат не подпишу!
- Почему? - У меня оборвалось сердце - от этой Зиянет Шекерек-кызы можно было ожидать чего угодно.
- Во что ты его превратил? Это же аттестат зрелости! Ты что - жевал его?!
- Извините, не подумал... - сказал я, чтоб подольститься. Зиянет Шекерек-кызы любила такие слова.
- "Извините, не подумал"! Как это не подумал? Аттестат с отличием, по всем предметам пятерки! Без экзаменов в институт поступишь. Да, попортил же ты мне крови, отличник! То и дело какие-нибудь выходки. Ты, конечно, способный парень, говорить нечего. Но медаль я тебе все-таки не дала бы. Знаешь, почему дала? Потому что, если б не ты, ее получила бы дочка этого идиота- заведующего учебной частью!.. Подписала. Езжай учись. Только знай...
Зиянет Шекерек-кызы нарочно не торопилась. А я все поглядывал на горы, потому что за них медленно спускалось солнце. Зиянет Шекерек-кызы наверняка не оставит меня ночевать, а как идти в темноте по горной дороге?..
На мое счастье, ночь выдалась не из темных. Когда солнце ушло отовсюду и в расселинах высоких гор, и на каменистых, покрытых колючками низинах, отделяющих Бузбулак от деревни, где жила теперь Зиянет Шекерек-кызы, сгустился и потемнел воздух, тотчас взошла луна и залила горы и долины ясным молочно-белым светом. И спускаясь с высокой горы, на которую взбирался утром, я увидел залитую лунным светом сказку по имени Бузбулак.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17
Трамвайные рельсы тихо лежали, поблескивая в утреннем сумраке, и видели светлые, серебристые сны; по ним еще не прошли тяжелые трамваи, их не коснулась еще ничья нога, еще не тревожили их голоса людей и звонки трамваев - им можно было еще спать и видеть свои серебристые сны...
Не знаю, куда я шел, но я шел и шел, словно, шагая вот так, хотел дойти до самого конца жизни... Может быть, там, в последнее моем прибежище, ждало меня что-то, что заставило вскочить до рассвета и идти. Но где оно, это "там"? Может, надо вернуться? Но куда? Куда я вернусь? Что делать мне в общежитии первого сентября? Пятнадцать лет подряд первого сентября я уходил учиться. И вот опять первое сентября, а идти мне некуда. Наверное, для того, чтоб не видеть, как студенты отправляются на занятия, я и вскочил ни свет ни заря и убежал... Нет больше ни школы, ни университета. Единственное, что у меня оставалось, - удивительный предрассветный Баку, мой Баку, мой, и ничей больше.
Был я, был мой Баку, и спали вдоль улиц трамвайные рельсы, и видели свои ясные серебристые сны... Деревья, три месяца подряд изнемогавшие от пыли и копоти, сейчас только начинали чувствовать, что они - деревья, и, хотя стояли они в один ряд, одного роста, подстриженные, веточка к веточке, каждое дерево было отдельным деревом, и, словно сознавая это, все они в то утро были такими живыми и прекрасными! Где-то белым-пребелым цветом цвело вишневое дерево, и оттуда, издалека, из мира его цветения, слышался мне тихий спокойный голос: "Возвращался бы ты, сынок. Приезжай, будешь работать учителем. Чего тебе там, в Баку? Все твои деды-прадеды в деревне жили..." Оттуда, издалека, ровным и ясным светом светит мне вишневое деревце. Может, он, этот ясный и ровный свет, и влечет меня сейчас вдоль рельсов? И может, не к краю жизни стремлюсь я сейчас, а иду, чтоб увидеть эту ясную, чистую жизнь? Может, мне нужно что-то сказать им, цветам? Может, взять обратно слово, которое я дал им когда-то? Ведь именно слово, которое я дал когда-то вишневому деревцу, и завело меня в тупик?.. А может, я и не обещал, что окончу университет, стану ученым?.. Обещал... Может, ты забыло эти слова, мое вишневое деревце?..
Наверное, было бы лучше, если б я не провел эти десять дней в деревне... Или еще лучше - никогда не уезжал бы в город?.. Говоря по правде, я и не собирался, у меня и мысли не было, хотя кончил я с золотой медалью. Это все дядя Мурид, сторож на колхозном току. "Уезжай, сынок! И смотри, не возвращайся обратно... Плохи наши дела. Разворовывают колхоз... Где с тока зерно воруют, сто лет урожаю не быть!" Дядя Мурид разбередил мне всю душу, и как раз в ту же ночь один из колхозных управителей вывез с тока два мешка пшеницы.
В то лето я вставал спозаранок, - когда еще не погасли звезды, завертывал в платок что-нибудь из еды и шел на работу. Наутро, после того, как Мурид-киши сказал мне эти слова, я тоже встал спозаранок - в небе еще не погасли звезды - и, как всегда, взяв с собой немножко еды, ушел из дома; но отправился не к дяде Муриду, а к Зиянет Шекерек-кызы - подписывать аттестат. В то лето наша Зиянет, которой уже перевалило за сорок, вышла наконец замуж за учителя из соседней деревни. Когда нам выдавали аттестаты, она уже переехала к мужу, и хотя для того, чтоб подписать их, Зиянет Шекерек-кызы дважды приезжала в школу, я, занятый на току, не сумел дать ей аттестат на подпись. Времени оставалось всего ничего - кончался июль. Чтобы успеть до начала экзаменов, мне нужно было срочно отправить документы в университет, именно в университет, потому что институтов в Баку много, а университет один.
Когда я дошел до деревни, солнце светило вовсю, а мне необходимо было застать Зиянет Шекерек-кызы дома, получить ее подпись и идти обратно. И как назло, перед самым моим приходом Зиянет Шекерек-кызы уехала в район, чтобы возвратиться под вечер. Оставалось ждать.
Я наведался в клуб, сходил в чайхану, в парикмахерскую, в лавку, но на все это ушло не более часа. Тогда я спустился к речке, сел, развернул узелок с едой и поел. И долго еще, часов пять, сидел там, любуясь речкой. Речка эта была намного быстрей, стремительней нашей, и в ней водилась рыба; мелкие-мелкие рыбешки порхали в прозрачной воде, наслаждаясь легкостью своих движений. Никогда еще не видал я такого "рыбьего праздника", может быть, поэтому позднее, бродя по деревенским улицам в ожидании Зиянет Шекерек-кызы, я без конца бормотал: "Рыба в речке идет стороной... Рыба в речке идет стороной..." Вероятно, слова эти, придуманные когда-то большим бездельником, застряли у меня в мозгу, и из-за этого я чуть не поссорился с Зиянет Шекерек-кызы.
- Когда ты пришел? - спросила она.
- Утром.
- Угу. Ну, что нового?
- Рыба в речке...
- Что? Что? - Она подскочила, словно ее ткнули шилом.
- Я говорю, тут рыбки в реке красивые...
- Рыбки?.. Да, красивые. Значит, с утра ждешь, чтоб подписать аттестат? А чего ж сам не подписал?
- Там должна быть подпись директора.
- Должна. А тут вот несколько молодцов сами подпись поставили. Думаешь, поступят куда-нибудь? На пушечный выстрел не подпущу к институту!
Я достал из кармана аттестат: сложенный вчетверо, он лежал там, аккуратно завернутый в газету.
- Это что такое? Я такой аттестат не подпишу!
- Почему? - У меня оборвалось сердце - от этой Зиянет Шекерек-кызы можно было ожидать чего угодно.
- Во что ты его превратил? Это же аттестат зрелости! Ты что - жевал его?!
- Извините, не подумал... - сказал я, чтоб подольститься. Зиянет Шекерек-кызы любила такие слова.
- "Извините, не подумал"! Как это не подумал? Аттестат с отличием, по всем предметам пятерки! Без экзаменов в институт поступишь. Да, попортил же ты мне крови, отличник! То и дело какие-нибудь выходки. Ты, конечно, способный парень, говорить нечего. Но медаль я тебе все-таки не дала бы. Знаешь, почему дала? Потому что, если б не ты, ее получила бы дочка этого идиота- заведующего учебной частью!.. Подписала. Езжай учись. Только знай...
Зиянет Шекерек-кызы нарочно не торопилась. А я все поглядывал на горы, потому что за них медленно спускалось солнце. Зиянет Шекерек-кызы наверняка не оставит меня ночевать, а как идти в темноте по горной дороге?..
На мое счастье, ночь выдалась не из темных. Когда солнце ушло отовсюду и в расселинах высоких гор, и на каменистых, покрытых колючками низинах, отделяющих Бузбулак от деревни, где жила теперь Зиянет Шекерек-кызы, сгустился и потемнел воздух, тотчас взошла луна и залила горы и долины ясным молочно-белым светом. И спускаясь с высокой горы, на которую взбирался утром, я увидел залитую лунным светом сказку по имени Бузбулак.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17