В доме Уэскоттов мать Розалинды уже приступила к заготовке впрок фруктов, о которой она несколько раз вспоминала. Она варила варенье из крыжовника. Розалинда слышала, как на кухне кипели медные тазы. Мать ходила, тяжело ступая, - с возрастом она становилась тучной.
Дочь устала от множества мыслей. Этот день был полон переживаний. Она сняла шляпу и положила возле себя, на крыльцо. Окна, соседнего дома, где жил Мелвил Стонер, напоминали глаза, пристально смотревшие на Розалинду, укоризненные глаза.
- Ну, что же, сама понимаешь, ты слишком поторопилась, - твердил дом; он насмешливо улыбался. - Ты воображала, что знаешь людей. В сущности, ты ничего не знаешь.
Розалинда обхватила голову руками. Это было правдой, она заблуждалась. Человек, живший в этом доме, несомненно не похож на других обитателей Уиллоу-Спрингса. Он не был, как она самоуверенно предполагала, тупым обитателем скучного городка, человеком, ничего не знающим о жизни. Разве не произнес он слова, которые поразили ее, вывели из равновесия?
Розалинда отличалась свойством, довольно обычным для утомленных нервных людей. Ее мозг, устав от дум, не только не переставал думать, но начинал работать еще быстрее. Мысли ее потекли по другому руслу. Ее ум напоминал летательную машину, которая покидает землю и устремляется ввысь.
Ум Розалинды ухватился за мысль, выраженную или подразумевавшуюся в одной из фраз Мелвила Стонера: "В любом человеческом существе живут два голоса, и каждый стремится быть услышанным".
Ей открылся новый строй мыслей. В конце концов, человеческие существа можно понять. Она может, пожалуй, понять мать и жизнь матери, понять отца, человека, которого она любит, самое себя. Существует голос, произносящий слова. Слова сходят с губ. Слова подчиняются правилам, отливаются в определенную форму. Большинство из них сами по себе лишены жизни. Они дошли до нас с древних времен, и многие из них, несомненно, когда-то были сильными, живыми словами, шедшими из нутра людей, из самой их глубины. Слова вырывались из темниц. Когда-то они выражали живую истину. Затем слова произносились все снова и снова, устами многих людей, произносились без конца, надоедливо.
Розалинда думала о мужчинах и женщинах, которых ей случалось видеть вместе, которых она слышала, когда они разговаривали между собой, сидя в трамвае, или у себя дома, или гуляя в чикагском парке. Ее брат, коммивояжер, и его жена вяло разговаривали долгими вечерами, когда она сидела с ними в их квартире, С ними бывало то же, что и с другими людьми. Что-нибудь случалось, и тогда губы людей говорили одно, а глаза - другое. Иногда губы выражали любовь, а в глазах сверкала ненависть. Иногда бывало наоборот. Какая неразбериха!
Ясно, в людях скрыто нечто такое, что не может найти себе выражение и прорывается только случайно. Кто-нибудь изумится или испугается, и тогда сходящие с губ слова становятся содержательными, живыми.
Видение, иногда посещавшее ее в юности, когда она ночью лежала в постели, снова явилось ей. Снова она видела людей на мраморной лестнице, идущих вниз и исчезающих в беспредельности. В ее мозгу возникали слова, стремившиеся найти себе выражение, рвавшиеся на уста. Она жаждала общения с кем-нибудь, кому могла бы сказать эти слова, и приподнялась, чтобы пойти к матери на кухню, где та варила варенье из крыжовника, но затем снова села.
- Они спускались в чертоги скрытых голосов, - прошептала она.
Эти слова волновали и опьяняли ее, как и слова, услышанные ею из уст Мелвила Стонера. Она подумала, что вдруг удивительно выросла духовно и, пожалуй, физически. Она чувствовала себя умиротворенной, молодой, изумительно сильной. Ей казалось, что она сама идет, как шла, ритмично взмахивая руками и поводя плечами, молодая девушка ее видений, - идет вниз по мраморной лестнице, вниз, в тайники людских душ, в чертог притаившихся голосов. "После этого я все пойму. Разве останется что-либо, чего мне не понять?" - спрашивала она себя.
Ее охватило сомнение, и она слегка вздрогнула. Когда она шла с Мелвилом Стонером по железнодорожным путям, он проник в ее душу. Ее душа была домом, в дверь которого он вошел. Он знал о ночных звуках в доме ее отца... Отец у насоса около двери кухни, плеск вылившейся на пол воды. Даже тогда, когда она была молодой девушкой и думала, что лежит одна в постели в темной комнате верхнего этажа дома, перед которым теперь сидела, она не была одна. Странный, похожий на птицу человек, живший в соседнем доме, был с нею в ее комнате, в ее постели. Спустя годы он помнил страшные, хотя и ничтожные, звуки дома и знал, как они ужасали ее. В том, что он знал их, тоже было что-то страшное. Он заговорил, открыл ей, что все это знает, но, когда он говорил, в его глазах был смех, быть может насмешка.
В кухне Уэскоттов по-прежнему слышалась возня. Фермер, работавший на далеком поле и уже начавший осеннюю вспашку, выпрягал лошадей из плуга. Он был далеко, дальше, чем кончалась улица, в поле, несколько возвышавшемся над равниной. Розалинда не спускала с него глаз. Мужчина запрягал лошадей в телегу. Она видела его, как бы глядя в перевернутый бинокль. Он погонит лошадей к далекому фермерскому дому и поставит их в конюшню. Потом войдет в дом, где хозяйничает женщина. Может быть, эта женщина, как и мать Розалинды, варит варенье из крыжовника. Фермер что-то проворчит, как делает отец, когда вечером возвращается домой из маленькой душной конторы у железнодорожной ветки. "Вот и я", - скажет он без всякого выражения, равнодушие, бессмысленно. Такова жизнь.
Розалинда устала от мыслей. Фермер на далеком поле взобрался на телегу и уехал. Еще минута, и от него останется лишь облачко пыли, плавающее в воздухе. В доме варенье кипело уже достаточно долго. Мать готовилась переложить его в стеклянные банки. Это вызвало к жизни новый небольшой побочный поток звуков. Розалинда снова подумала о Мелвиле Стонере. Он годами сидел, прислушиваясь к звукам. В этом было своего рода безумие.
Она довела себя почти до невменяемого состояния. "Надо это прекратить! - сказала она себе, - Я похожа на инструмент, струны которого натянуты слишком туго". Усталым движением она закрыла лицо руками.
Вдруг трепет пробежал по ее телу. Была какая-то причина, почему Мелвил Стонер стал таким, как теперь. К мраморной лестнице, которая уходила вниз и вдаль, в беспредельность, в чертог притаившихся голосов, вели запертые ворота, и ключом от них была любовь. Теплота снова разлилась по телу Розалинды. "Понимание не должно вести к скуке", - думала она. В конце концов, жизнь может быть богатой, торжествующей. Она, Розалинда, добьется своего, и посещение Уиллоу-Спрингса станет знаменательным событием в ее жизни. Прежде всего, она на самом деле приблизится к матери, войдет в жизнь матери.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19