Иногда по утрам, когда сосед забывал опустить шторы, Розалинда, занятая дома по хозяйству, видела, как он расхаживал в одном белье. Это было... брр, лучше об этом не думать!
Мужчину звали Мелвил Стонер. Он располагал небольшим капиталом, и ему не надо было работать. Бывали дни, когда он не показывался из дому и не ходил в гостиницу обедать и ужинать, а весь день сидел в кресле, уткнувшись носом в книгу.
Один из домов на улице занимала вдова, разводившая кур. Двух-трех из ее наседок жители этой улицы называли "летунами высокого класса". Куры перелетали через забор птичьего двора и исчезали; потом неизменно они сразу же оказывались во дворе холостяка. Соседи посмеивались. "Тут что-то кроется!" - говорили они. Когда куры появлялись во дворе холостяка Стонера, вдова с хворостиной в руке прибегала за ними. Мелвил Стонер выходил на маленькое крыльцо перед домом. Вдова, неистово размахивая руками, вбегала в калитку, и куры с громким кудахтаньем спасались через забор. Они мчались по улице к дому вдовы. На минуту она останавливалась у калитки Стонера. В летнее время, когда окна дома Уэскоттов были открыты, Розалинда слышала слова, которыми обменивались мужчина и женщина. В Уиллоу-Спрингсе для незамужней женщины считалось неприличным разговаривать с неженатым мужчиной у дверей его холостяцкого жилья. Вдова хотела соблюдать условности. Все же она на несколько мгновений задерживалась и стояла, опираясь голой рукой о столб калитки. Как сверкали при этом ее глаза!
- Если мои куры надоедают вам, пожалуйста, можете их поймать и зарезать- свирепо говорила она.
- Мне всегда доставляет удовольствие смотреть, как они бегут по улице, - с поклоном отвечал Мелвил Стонер.
Розалинде казалось, что Стонер насмехается над вдовой, и это ей нравилось.
- Я никогда не имел бы удовольствия видеть вас, если бы вы не приходили сюда за своими курами, - говорил он, снова кланяясь. - Пусть они благополучно здравствуют!
Несколько секунд мужчина и женщина медлили, глядя друг другу в глаза. Из окна дома Уэскоттов Розалинда наблюдала за женщиной. Разговор на этом заканчивался. В женщине было что-то, чего она тогда еще не понимала. Должно быть, такие беседы щекотали чувственность вдовы. Девушка из соседнего дома, в которой пробуждалась женщина, ненавидела вдову.
* * *
Сидевшая под деревом Розалинда вскочила и стала взбираться на железнодорожную насыпь. Она благодарила богов за то, что вырвалась из жизни такого городка, как Уиллоу-Спрингс, и что случай помог ей поселиться в большом городе. "Чикаго далеко не красив. Говорят, что это просто огромная, шумная, грязная деревня, и возможно, что это так и есть, но там бьется какая-то жизнь!" - думала она. Розалинда сознавала, что в Чикаго, во всяком случае, за последние два-три года ее пребывания там, она немного узнала жизнь. Прежде всего, она читала книги, такие книги, какие не попадали в Уиллоу-Спрингс, книги, о которых в Уиллоу-Спрингсе даже не имели понятия; она посещала симфонические концерты, начала немного понимать, чего можно достигнуть с помощью линий и красок, слышала разговоры об этом умных, сведущих людей. В Чикаго среди миллионов извивающихся, корчащихся человеческих существ звучали голоса. Иногда ей случалось видеть людей или хотя бы слышать о существовании людей, которые, подобно прекрасному старцу, уходившему вдаль по мраморным ступеням в ночном видении ее девичьих лет, сохранили в себе живым что-то драгоценное.
И было еще что-то, самое важное. В течение последних двух лет она проводила часы, целые дни в обществе человека, с которым могла разговаривать. Эти разговоры пробудили ее. Она сознавала, что они сделали ее женщиной, вполне зрелой личностью.
"Я знаю, каковы люди здесь, в Уиллоу-Спрингсе, и какой я была бы, если бы осталась здесь", - думала Розалинда, испытывая при этом облегчение, почти счастье. Она приехала домой в критическую пору своей жизни, надеясь, что ей удастся поговорить с матерью или же, если разговор окажется невозможным, просто побыть возле нее, ощутить близость другой женщины. "В каждой из нас, - думала она, - глубоко внутри что-то похоронено. Но когда прозвучит призыв, это может выйти наружу и стать достоянием других женщин". Теперь она сознавала, что ее надежда, мечта, желание, которые она лелеяла, были тщетны. За то время, что она сидела в двух милях от родного города среди маисовых полей, в напоминавшей большую плоскую чашу впадине, где воздух был недвижен, и смотрела на жуков, готовившихся народить новое поколение жуков, а сама между тем размышляла о городке и его обитателях, в ней созрело решение. Ее приезд в Уиллоу-Спрингс, в конце концов, что-то дал ей.
В фигуре Розалинды сохранилось еще много юной гибкости и грации. У нее были крепкие ноги и широкие плечи. Она шла ритмичным шагом вдоль железнодорожного пути на запад, к городу. Солнце стало быстро клониться к горизонту. Идя мимо большого поля, она поверх стеблей маиса видела, как в отдалении кто-то ехал в автомобиле по пыльной дороге. Колеса машины взметали пыль, которую пронизывали лучи солнца. Плывущее облачко пыли превращалось в золотой дождь, опускавшийся на поля. "Пусть женщина жаждет того, что есть лучшего и самого честного в другой женщине, хотя бы даже в родной матери, ей вряд ли удастся это обрести, - мрачно думала она. - Есть вопросы, которые каждая женщина должна решить для себя сама, есть путь, по которому она должна идти одна. Может быть, он ведет лишь к чему-нибудь еще более безобразному и страшному, но если она не хочет, чтобы смерть настигла ее и поселилась в ней, когда тело еще живет, она должна вступить на этот путь".
Розалинда прошла с милю вдоль железнодорожного пути и вдруг остановилась. Пока она сидела под деревом у русла реки, на восток прошел товарный поезд, и теперь рядом с рельсами в траве лежало тело какого-то человека. Оно лежало неподвижно, лицо было спрятано в высокой, поблекшей от зноя траве. Розалинда сразу же решила, что человек сбит поездом и мертв. Тело было отброшено сюда, в сторону. Все мысли вылетели у нее из головы, она повернулась и стала крадучись удаляться, бесшумно шагая по шпалам. Но вскоре опять остановилась. Может быть, человек в траве не мертв, а только ранен, тяжко ранен. Не дело оставлять его здесь. Она представила себе, что он искалечен, но все еще борется за жизнь, а она пытается ему помочь. Розалинда нерешительно пошла по шпалам назад. Ноги мужчины не были сведены судорогой, и рядом с ним лежала его шляпа. Можно было подумать, что он положил ее туда, а потом лег спать, но люди не спят, уткнувшись лицом в траву, в таком знойном, неуютном месте. Она приблизилась.
- Послушайте, мистер, - окликнула она. - Эй, вы... вы ранены?
Мужчина в траве сел и взглянул на девушку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19
Мужчину звали Мелвил Стонер. Он располагал небольшим капиталом, и ему не надо было работать. Бывали дни, когда он не показывался из дому и не ходил в гостиницу обедать и ужинать, а весь день сидел в кресле, уткнувшись носом в книгу.
Один из домов на улице занимала вдова, разводившая кур. Двух-трех из ее наседок жители этой улицы называли "летунами высокого класса". Куры перелетали через забор птичьего двора и исчезали; потом неизменно они сразу же оказывались во дворе холостяка. Соседи посмеивались. "Тут что-то кроется!" - говорили они. Когда куры появлялись во дворе холостяка Стонера, вдова с хворостиной в руке прибегала за ними. Мелвил Стонер выходил на маленькое крыльцо перед домом. Вдова, неистово размахивая руками, вбегала в калитку, и куры с громким кудахтаньем спасались через забор. Они мчались по улице к дому вдовы. На минуту она останавливалась у калитки Стонера. В летнее время, когда окна дома Уэскоттов были открыты, Розалинда слышала слова, которыми обменивались мужчина и женщина. В Уиллоу-Спрингсе для незамужней женщины считалось неприличным разговаривать с неженатым мужчиной у дверей его холостяцкого жилья. Вдова хотела соблюдать условности. Все же она на несколько мгновений задерживалась и стояла, опираясь голой рукой о столб калитки. Как сверкали при этом ее глаза!
- Если мои куры надоедают вам, пожалуйста, можете их поймать и зарезать- свирепо говорила она.
- Мне всегда доставляет удовольствие смотреть, как они бегут по улице, - с поклоном отвечал Мелвил Стонер.
Розалинде казалось, что Стонер насмехается над вдовой, и это ей нравилось.
- Я никогда не имел бы удовольствия видеть вас, если бы вы не приходили сюда за своими курами, - говорил он, снова кланяясь. - Пусть они благополучно здравствуют!
Несколько секунд мужчина и женщина медлили, глядя друг другу в глаза. Из окна дома Уэскоттов Розалинда наблюдала за женщиной. Разговор на этом заканчивался. В женщине было что-то, чего она тогда еще не понимала. Должно быть, такие беседы щекотали чувственность вдовы. Девушка из соседнего дома, в которой пробуждалась женщина, ненавидела вдову.
* * *
Сидевшая под деревом Розалинда вскочила и стала взбираться на железнодорожную насыпь. Она благодарила богов за то, что вырвалась из жизни такого городка, как Уиллоу-Спрингс, и что случай помог ей поселиться в большом городе. "Чикаго далеко не красив. Говорят, что это просто огромная, шумная, грязная деревня, и возможно, что это так и есть, но там бьется какая-то жизнь!" - думала она. Розалинда сознавала, что в Чикаго, во всяком случае, за последние два-три года ее пребывания там, она немного узнала жизнь. Прежде всего, она читала книги, такие книги, какие не попадали в Уиллоу-Спрингс, книги, о которых в Уиллоу-Спрингсе даже не имели понятия; она посещала симфонические концерты, начала немного понимать, чего можно достигнуть с помощью линий и красок, слышала разговоры об этом умных, сведущих людей. В Чикаго среди миллионов извивающихся, корчащихся человеческих существ звучали голоса. Иногда ей случалось видеть людей или хотя бы слышать о существовании людей, которые, подобно прекрасному старцу, уходившему вдаль по мраморным ступеням в ночном видении ее девичьих лет, сохранили в себе живым что-то драгоценное.
И было еще что-то, самое важное. В течение последних двух лет она проводила часы, целые дни в обществе человека, с которым могла разговаривать. Эти разговоры пробудили ее. Она сознавала, что они сделали ее женщиной, вполне зрелой личностью.
"Я знаю, каковы люди здесь, в Уиллоу-Спрингсе, и какой я была бы, если бы осталась здесь", - думала Розалинда, испытывая при этом облегчение, почти счастье. Она приехала домой в критическую пору своей жизни, надеясь, что ей удастся поговорить с матерью или же, если разговор окажется невозможным, просто побыть возле нее, ощутить близость другой женщины. "В каждой из нас, - думала она, - глубоко внутри что-то похоронено. Но когда прозвучит призыв, это может выйти наружу и стать достоянием других женщин". Теперь она сознавала, что ее надежда, мечта, желание, которые она лелеяла, были тщетны. За то время, что она сидела в двух милях от родного города среди маисовых полей, в напоминавшей большую плоскую чашу впадине, где воздух был недвижен, и смотрела на жуков, готовившихся народить новое поколение жуков, а сама между тем размышляла о городке и его обитателях, в ней созрело решение. Ее приезд в Уиллоу-Спрингс, в конце концов, что-то дал ей.
В фигуре Розалинды сохранилось еще много юной гибкости и грации. У нее были крепкие ноги и широкие плечи. Она шла ритмичным шагом вдоль железнодорожного пути на запад, к городу. Солнце стало быстро клониться к горизонту. Идя мимо большого поля, она поверх стеблей маиса видела, как в отдалении кто-то ехал в автомобиле по пыльной дороге. Колеса машины взметали пыль, которую пронизывали лучи солнца. Плывущее облачко пыли превращалось в золотой дождь, опускавшийся на поля. "Пусть женщина жаждет того, что есть лучшего и самого честного в другой женщине, хотя бы даже в родной матери, ей вряд ли удастся это обрести, - мрачно думала она. - Есть вопросы, которые каждая женщина должна решить для себя сама, есть путь, по которому она должна идти одна. Может быть, он ведет лишь к чему-нибудь еще более безобразному и страшному, но если она не хочет, чтобы смерть настигла ее и поселилась в ней, когда тело еще живет, она должна вступить на этот путь".
Розалинда прошла с милю вдоль железнодорожного пути и вдруг остановилась. Пока она сидела под деревом у русла реки, на восток прошел товарный поезд, и теперь рядом с рельсами в траве лежало тело какого-то человека. Оно лежало неподвижно, лицо было спрятано в высокой, поблекшей от зноя траве. Розалинда сразу же решила, что человек сбит поездом и мертв. Тело было отброшено сюда, в сторону. Все мысли вылетели у нее из головы, она повернулась и стала крадучись удаляться, бесшумно шагая по шпалам. Но вскоре опять остановилась. Может быть, человек в траве не мертв, а только ранен, тяжко ранен. Не дело оставлять его здесь. Она представила себе, что он искалечен, но все еще борется за жизнь, а она пытается ему помочь. Розалинда нерешительно пошла по шпалам назад. Ноги мужчины не были сведены судорогой, и рядом с ним лежала его шляпа. Можно было подумать, что он положил ее туда, а потом лег спать, но люди не спят, уткнувшись лицом в траву, в таком знойном, неуютном месте. Она приблизилась.
- Послушайте, мистер, - окликнула она. - Эй, вы... вы ранены?
Мужчина в траве сел и взглянул на девушку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19