Мало кому нравится.
Остаться в меньшинстве, а то и один на один с людьми, над которыми ты целый год измывался - никого не радует. Случаи, когда вместо дома засидевшихся в части дембелей отправляли в госпиталь, говорят, бывали.
Шеренги на построениях редеют на глазах. Все больше и больше опустевших, незаправленных коек.
Становится как-то даже легче дышать.
Хотя служить стало труднее.
Мы не вылезаем из нарядов - людей стало меньше, менять нас некому. Я и Мишаня Гончаров не сменялись с КПП уже пять дней.
- Теперь, пока молодое пополнение не придет, не обучится, будете в нарядах, как говорится, не вынимая, - радует нас Воронцов.
- Духи придут, я их, блядь, за одну ночь всему обучу!.. - шипит Бурый и даже щурится: - Ох, мама, они у меня попляшут!..
Дежурный по КПП прапорщик протягивает мне телефонную трубку:
- Тебя, из роты связи кто-то.
Звонит Скакун, сообщает, что его аккорд принят - он обустраивал спортзал. Завтра оформляют его документы.
Утром отпрашиваюсь у дежурного и иду к штабу. В принципе, автобус будет проезжать через ворота КПП и я увижу Скакуна по любому, но останавливаться они не будут. А я хочу пожать ему на прощанье руку.
Кроме того, есть еще одна причина. В партии с Саней Скакуном увольняется Соломон. Такое пропустить я позволить себе не могу.
У штаба уже стоит автобус. В нем несколько дембелей из "букварей" и "мазуты".
У дверей автобуса курит Соломон. Мне даже не верится, что через несколько минут он покинет нашу часть навсегда. И больше я никогда эту мразь не увижу.
Я еще не знаю, что ровно через десять лет я встречу его в Москве, на Каширском дворе, еще более худого и сильно облысевшего, в ряду таких же, как он, молдаван-гастарбайтеров, держащего в руках табличку "Паркет"…
Меня Соломон не узнает, а я, обнимая жену, пройду мимо и даже не сплюну в его сторону.
Соломон затаптывает сигарету и протягивает мне руку:
- Ну, давай пять! Уезжаю я!
Иду к дверям штаба.
- Э, я не понял, воин!.. - раздается мне вслед.
Останавливаюсь. А если навалять ему прямо под окнами штаба и дембельского автобуса…
Никто из дембелей за это чмо не вступится, я уверен.
Из штаба выходит Саня Скакун и еще пара увольняющихся "мандавох". В руках у них черные "дипломаты".
- Саня! - подбегаю к другу и мы обнимаемся.
Соломон затыкается и влезает в автобус.
- Держи, на память! - Скакун протягивает мне какую-то бумажку. - Писарь из строевой подарил. Я тебе на обороте адрес написал. Приезжай в Винницу - не пожалеешь!
Верчу в руках Санину фотографию - на ней он совершенно лысый, с вытаращенными глазами. Такие снимки делают всем в карантине и прикрепляют к личной карточке.
Сзади надпись: "Весна ДМБ-91 - весна ДМБ-92!" И адрес.
- Спасибо! - обнимаю снова друга. - Удачи тебе!
- Спорт не бросай! И учебу! - хлопает меня по спине мощной рукой Скакун. - Помни: знание - сила!
- А сила есть - ума не надо! - говорим мы одновременно и смеемся.
Саня влезает в автобус и оборачивается:
- Кучера держись. С ним не пропадешь. Да, с другой стороны - ты сам на днях старым станешь! Но все равно - Кучеру привет большой передавай!
Машу ему рукой, и чувствую, как собирается под ребрами тяжелый ком. Тоска, тоска подбирается: А через полгода мне провожать Кучера:
Водила закрывает дверь и заводит мотор.
Скакун подмигивает мне сквозь стекло.
Где-то в конце салона виднеются знакомые очертания Соломоновой рожи.
Так и уедет ведь, не узнав:
Стучу по стеклу водительской кабины и показываю - открой дверь!
С шипением дверь открывается.
Запрыгиваю на ступеньку и кричу в салон:
- Соломон, сука! Помнишь, как ты меня за водой все время гонял, самому впадлу сходить было?
Все поворачиваются к Соломону. Тот, отвесив губу, непонимающе смотрит то на меня, то на остальных.
- Так знай, козел, что я тебе все время из параши черпал, - уже спокойно говорю я и спускаюсь на асфальт. - Все, езжайте! - говорю водиле.
Соломон вскакивает с места и бежит к выходу. Я вижу, как Скакун, не вставая, хватает его за шиворот кителя и отбрасывает назад. Из-за мотора не слышно, но по лицам дембелей видно, что они смеются. Машут мне рукой, некоторые показывают большой палец.
Автобус делает полукруг по штабному плацу и выезжает на дорогу, ведущую к КПП.
Только что нашу вэ-чэ покинули два настолько разных человека, что душа просто рвется от тоски и радости. Я не знаю, что мне делать. Смеяться или плакать, как говорил поэт:
Задумываюсь. Действительно так говорил поэт? Если да, то какой? Когда, где?
Не помню. Может, и не говорил он так… Ну и да хер с ним…
Мне пора на пост.
***
Прошла неделя.
Сегодня заступаем на КПП. Со мной идет Паша Секс и Колбаса - сержант Колбасов.
Колбаса спит на своей койке.
Мы с Сексом подшиваемся в бытовке.
- Лариска должна зайти, - говорит Паша.
Лариска - местная проблядь из военгородка, дочь прапорщика Кулакова со склада ГСМ. Двадцати лет бабе нет, а выглядит как за тридцать. Но сиськи большие. И жопа есть.
Нам она нравится. Добрая, веселая. И выпить - местного самогону, и курево, и хавчик всегда с собой приносит. Нас угощает, не жадная.
- К Колбасе, что ли? - спрашиваю Пашу.
- Сегодня Укол с ней добазарился. Опять набухаются ночью… А знаешь, кто дежурным по части заступет? Парахин, блядь! Точно говорю - припрется с проверкой к нам. Залетим!
На КПП имеется комната для свиданий. Со столиком и лавками. Фикус в кадке в углу. Занавески синие. Фотообои на стенах - березовая роща.
Там-то Лариску и ебут, кто с ней договорится. Берет она немного - четвертной. Учитывая, зто выпивку и закусь покупает сама, вообще хорошо.
- Паш, а ты-то как, с Лариской, не хочешь? А то кликуха-то у тебя вон боевая какая! Оправдывать надо!..
Паша откладывает китель и вздыхая, смотрит в окно.
- Ты ж знаешь, я Ксюху свою люблю…
Берет китель и вновь откладывет. Мечтательно улыбается:
- А вообще, хоть Лариска и блядь, а есть в ней что-то такое: Солдату нужное: Простое и надежное:
- Как сапог кирзовый, да? - говорю я.
Оба смеемся.
В бытовку, приоткрыв дверь, заглядывает Вася Свищ и тут же исчезает.
- Чего это он? - спрашиваю я.
Паша пожимает плечами. Вновь принимается за подшиву.
- А ты бы с Лариской смог? - говорит он, продевая иголку.
- Не знаю: Чего тут не мочь - гондон одевай, и вперед. Будут деньги лишние, посмотрим: Меня на гражданке никто не ждет.
- Чего так? Тебе же писала какая-то: Жанна, что ли?
- Яна. Яна Пережогина. Русская, но из Таллина. В общаге живет, на Вернадского. Ох и зависал я у нее, Паш! На дембель приду когда, она уж пятый курс закончит. Может, и не увидимся с ней. Да и не надо. Мне пацаны с курса писали, она с другим давно. Там, в общаге, знаешь какой бордель - мама, не горюй!
- Мои сочувствия! - говорит Паша. - Солдату, хоть и нужна блядь, но - здесь нужна. А дома чтобы настоящая девчонка ждала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55
Остаться в меньшинстве, а то и один на один с людьми, над которыми ты целый год измывался - никого не радует. Случаи, когда вместо дома засидевшихся в части дембелей отправляли в госпиталь, говорят, бывали.
Шеренги на построениях редеют на глазах. Все больше и больше опустевших, незаправленных коек.
Становится как-то даже легче дышать.
Хотя служить стало труднее.
Мы не вылезаем из нарядов - людей стало меньше, менять нас некому. Я и Мишаня Гончаров не сменялись с КПП уже пять дней.
- Теперь, пока молодое пополнение не придет, не обучится, будете в нарядах, как говорится, не вынимая, - радует нас Воронцов.
- Духи придут, я их, блядь, за одну ночь всему обучу!.. - шипит Бурый и даже щурится: - Ох, мама, они у меня попляшут!..
Дежурный по КПП прапорщик протягивает мне телефонную трубку:
- Тебя, из роты связи кто-то.
Звонит Скакун, сообщает, что его аккорд принят - он обустраивал спортзал. Завтра оформляют его документы.
Утром отпрашиваюсь у дежурного и иду к штабу. В принципе, автобус будет проезжать через ворота КПП и я увижу Скакуна по любому, но останавливаться они не будут. А я хочу пожать ему на прощанье руку.
Кроме того, есть еще одна причина. В партии с Саней Скакуном увольняется Соломон. Такое пропустить я позволить себе не могу.
У штаба уже стоит автобус. В нем несколько дембелей из "букварей" и "мазуты".
У дверей автобуса курит Соломон. Мне даже не верится, что через несколько минут он покинет нашу часть навсегда. И больше я никогда эту мразь не увижу.
Я еще не знаю, что ровно через десять лет я встречу его в Москве, на Каширском дворе, еще более худого и сильно облысевшего, в ряду таких же, как он, молдаван-гастарбайтеров, держащего в руках табличку "Паркет"…
Меня Соломон не узнает, а я, обнимая жену, пройду мимо и даже не сплюну в его сторону.
Соломон затаптывает сигарету и протягивает мне руку:
- Ну, давай пять! Уезжаю я!
Иду к дверям штаба.
- Э, я не понял, воин!.. - раздается мне вслед.
Останавливаюсь. А если навалять ему прямо под окнами штаба и дембельского автобуса…
Никто из дембелей за это чмо не вступится, я уверен.
Из штаба выходит Саня Скакун и еще пара увольняющихся "мандавох". В руках у них черные "дипломаты".
- Саня! - подбегаю к другу и мы обнимаемся.
Соломон затыкается и влезает в автобус.
- Держи, на память! - Скакун протягивает мне какую-то бумажку. - Писарь из строевой подарил. Я тебе на обороте адрес написал. Приезжай в Винницу - не пожалеешь!
Верчу в руках Санину фотографию - на ней он совершенно лысый, с вытаращенными глазами. Такие снимки делают всем в карантине и прикрепляют к личной карточке.
Сзади надпись: "Весна ДМБ-91 - весна ДМБ-92!" И адрес.
- Спасибо! - обнимаю снова друга. - Удачи тебе!
- Спорт не бросай! И учебу! - хлопает меня по спине мощной рукой Скакун. - Помни: знание - сила!
- А сила есть - ума не надо! - говорим мы одновременно и смеемся.
Саня влезает в автобус и оборачивается:
- Кучера держись. С ним не пропадешь. Да, с другой стороны - ты сам на днях старым станешь! Но все равно - Кучеру привет большой передавай!
Машу ему рукой, и чувствую, как собирается под ребрами тяжелый ком. Тоска, тоска подбирается: А через полгода мне провожать Кучера:
Водила закрывает дверь и заводит мотор.
Скакун подмигивает мне сквозь стекло.
Где-то в конце салона виднеются знакомые очертания Соломоновой рожи.
Так и уедет ведь, не узнав:
Стучу по стеклу водительской кабины и показываю - открой дверь!
С шипением дверь открывается.
Запрыгиваю на ступеньку и кричу в салон:
- Соломон, сука! Помнишь, как ты меня за водой все время гонял, самому впадлу сходить было?
Все поворачиваются к Соломону. Тот, отвесив губу, непонимающе смотрит то на меня, то на остальных.
- Так знай, козел, что я тебе все время из параши черпал, - уже спокойно говорю я и спускаюсь на асфальт. - Все, езжайте! - говорю водиле.
Соломон вскакивает с места и бежит к выходу. Я вижу, как Скакун, не вставая, хватает его за шиворот кителя и отбрасывает назад. Из-за мотора не слышно, но по лицам дембелей видно, что они смеются. Машут мне рукой, некоторые показывают большой палец.
Автобус делает полукруг по штабному плацу и выезжает на дорогу, ведущую к КПП.
Только что нашу вэ-чэ покинули два настолько разных человека, что душа просто рвется от тоски и радости. Я не знаю, что мне делать. Смеяться или плакать, как говорил поэт:
Задумываюсь. Действительно так говорил поэт? Если да, то какой? Когда, где?
Не помню. Может, и не говорил он так… Ну и да хер с ним…
Мне пора на пост.
***
Прошла неделя.
Сегодня заступаем на КПП. Со мной идет Паша Секс и Колбаса - сержант Колбасов.
Колбаса спит на своей койке.
Мы с Сексом подшиваемся в бытовке.
- Лариска должна зайти, - говорит Паша.
Лариска - местная проблядь из военгородка, дочь прапорщика Кулакова со склада ГСМ. Двадцати лет бабе нет, а выглядит как за тридцать. Но сиськи большие. И жопа есть.
Нам она нравится. Добрая, веселая. И выпить - местного самогону, и курево, и хавчик всегда с собой приносит. Нас угощает, не жадная.
- К Колбасе, что ли? - спрашиваю Пашу.
- Сегодня Укол с ней добазарился. Опять набухаются ночью… А знаешь, кто дежурным по части заступет? Парахин, блядь! Точно говорю - припрется с проверкой к нам. Залетим!
На КПП имеется комната для свиданий. Со столиком и лавками. Фикус в кадке в углу. Занавески синие. Фотообои на стенах - березовая роща.
Там-то Лариску и ебут, кто с ней договорится. Берет она немного - четвертной. Учитывая, зто выпивку и закусь покупает сама, вообще хорошо.
- Паш, а ты-то как, с Лариской, не хочешь? А то кликуха-то у тебя вон боевая какая! Оправдывать надо!..
Паша откладывает китель и вздыхая, смотрит в окно.
- Ты ж знаешь, я Ксюху свою люблю…
Берет китель и вновь откладывет. Мечтательно улыбается:
- А вообще, хоть Лариска и блядь, а есть в ней что-то такое: Солдату нужное: Простое и надежное:
- Как сапог кирзовый, да? - говорю я.
Оба смеемся.
В бытовку, приоткрыв дверь, заглядывает Вася Свищ и тут же исчезает.
- Чего это он? - спрашиваю я.
Паша пожимает плечами. Вновь принимается за подшиву.
- А ты бы с Лариской смог? - говорит он, продевая иголку.
- Не знаю: Чего тут не мочь - гондон одевай, и вперед. Будут деньги лишние, посмотрим: Меня на гражданке никто не ждет.
- Чего так? Тебе же писала какая-то: Жанна, что ли?
- Яна. Яна Пережогина. Русская, но из Таллина. В общаге живет, на Вернадского. Ох и зависал я у нее, Паш! На дембель приду когда, она уж пятый курс закончит. Может, и не увидимся с ней. Да и не надо. Мне пацаны с курса писали, она с другим давно. Там, в общаге, знаешь какой бордель - мама, не горюй!
- Мои сочувствия! - говорит Паша. - Солдату, хоть и нужна блядь, но - здесь нужна. А дома чтобы настоящая девчонка ждала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55