Нижняя челюсть - бульдозерный ковш.
Вася с любопытством разглядывает новобранцев. Те притихли и стоят, стараясь не встречаться с ним взглядом.
К Васе подбегает Борода. Делает испуганное лицо, хватает за плечи и уводит в сторону, приговаривая:
- Вася, не сегодня! Я тебя прошу, не сегодня! У людей присяга только прошла! Сегодня не бей никого, ладно? Зачем сразу людей калечить…
Бойцы сникают окончательно.
Окружающие начинают посмеиваться, потом уже, не сдерживаясь, ржут в полный голос.
Вася Свищ за всю службу дрался всего раз, с парнем своего призыва Уколовым. Да и то, драка та еще была. Вся казарма сбежалась смотреть. Поддатый Уколов наскакивал на Васю как болонка на бегемота. Вася лишь выставлял руку и отмахивался от него ладонью. Уколов падал, тряс головой, но с пьяным упорством поднимался и лез снова.
Минут через двадцать выдохся и сдался.
- Вася, дал бы ему в рога разок, и всего делов! - сказал кто-то после их сражения.
Вася удивился:
- Рази можно?.. А убыв бы, тода шо?..
Никого из молодых Вася никогда и ни о чем не просил. Что нужно было, делал сам. Но и не вмешивался, когда кого-то шпыняли.
Самодостаточная единица - Василий Иванович Свищ.
Среди бойцов выделяется Арсен Суншев, кабардинец, призван из Подмосковья.
Сам Арсен ростом чуть больше метра, но фигура ладная, борцовская. Не заискивает, и не выебывается. Веселый и бесхитростный.
Мы с ним сдружились почти сразу. Я чуть не в два раза его выше.
- О, бля, Штепсель и Тарапунька пиздуют! - завидя нас вдвоем, острит взводный.
Мы, шнурки, знакомимся с бойцами. Ближайшие полгода нам шуршать вместе, причем вся черная работа ляжет на них. Правда, если что, отвечать придется всем вместе.
Саню Белкина, спокойного коренастого парня, призвали из подмосковных Электроуглей. Забавное название, раньше не слышал о таком. Вообще, замечаю, что существенно расширил свои познания в географии.
Мищенко и Ткаченко хохлы, причем один обрусевший совершенно, другой, Ткач - полная деревенщина. Оба мелкие, узкоплечие, Трое молдаван, низкорослых и кривоногих, из одного села, названия которого невозможно выговорить. Молдаван среди моего призыва не любит никто - спасибо Бороде и Соломону. "Вешайтесь, твари!" - первое, что говорит им при знакомстве Гончаров. Череп и вовсе замахивается кулаком. Но не бьет - не положено. Молдаване испуганно жмурятся.
С уборкой стало значительно легче. Бойцы вскакивают утром и бегут за швабрами - опередить "мандавох" - инструмента на всех не хватает. Белка и Ткач под моим началом отправляются в военгородок на расчистку территории. Темень, холод, синий снег. Скрежет лопат. Все как раньше, с той лишь разницей, что я не бегаю туда-сюда, а неспеша отбрасываю снег и даже успеваю покурить.
Молдаване таскают бачки в караул, моют там полы и расчищают снег под чутким руководством Черепа.
Никто из нас не собирается огрести от старых, поэтому 'тормозить" бойцам не даем.
Жизнь налаживается.
В казарме процветает воровство.
Тащат друг у друга все, что плохо лежит. Хлястики с шинелей, значки с кителей, кокарды с шапок снимают. Шарят по тумбочкам. Пропадают часы, конверты, тетради, ручки. Деньги, сигареты по ночам из карманов вытаскивают.
Из каптерки целиком портфели и вещмешки исчезают. Каптерщик лишь разводит руками. Несколько раз его били, но вора так и не нашли.
Дежурному по роте завели особый журнал. В нем ведется опись сданных на ночное время денег и вещей. Желающие подходят перед отбоем и дежурный принимает на хранение.
В наряде. Иду на сон в казарму.
Морозец легкий. Воздух чистый, ключий. Тишина. Свежесть особая, ночная. Скоро утро. Под сапогами снег - скрип-скрип.
Поднимаюсь по лестнице, тяну на себя дверь казармы.
Натыкаюсь на стену тяжелого, спертого воздуха. В казарме сотня с лишним человек.
Четыре часа. Все спят.
Дневальный сонно вскидывает голову. Нехотя отрывает задницу от тумбочки. Гремит ключами, возится с железным ящиком, принимает на хранение штык-нож.
Вспоминаю, что у меня с собой целое богатство - двадцать рублей и две пачки "Космоса". Но возиться со сдачей лень, мы с дневальным вовсю зеваем.
Время - пятый час, до подъема всего ничего, и решаю оставить все при себе. Спят же все. Да и светить лишний раз деньги и курево не хочется.
Раздеваюсь, ныряю в койку. Укрываюсь с головой двумя одеялами и шинелью. Согреваясь, уже почти засыпаю, как внутренний голос говорит: "Хотя бы под матрас сунь, раз сдавать не стал!" Уже становится так тепло и уютно, что снова вылезать из койки нет сил.
"Да ладно, спят же все!" - отвечаю сам себе и проваливаюсь в короткий сон.
На подъеме, ощупывая пустые карманы, качаю головой и ругаюсь сам с собой.
***
За годы службы в лесном захолустье многие из офицеров спиваются или начинают чудить.
Начхим части капитан Рома Кушаков - метр шестьдесят ростом, копия разжалованного в капитаны Советской Армии императора Наполеона. Убежденный трезвенник.
Офицеры Рому побаиваются.
Каждого встречного - когда офицеры, едва завидя Рому, стали разворачиваться и убегать, он перешел на безответных солдат, - начхим хватает за пуговицу и принимается посвящать в "теорию жизни".
Суть его идеи такова - нас окружает мир мертвых. Покойники указывают, как нам жить. Мы слушаем музыку, написанную мертвецами, читаем их книги. Видим их на экране. Присваиваем их имена кораблям и народно-хозяйственным объектам. И умираем сами.
- А я не умру, - убежденно шепчет капитан химической службы. - Не на того напали! Я просто так не дамся!
Прежде чем взяться за книгу, Кушаков дотошно выясняет, здравствует ли еще автор. Незамедлительно изъял из казармы "букварей" пластинки "Кино", не успела еще страна понять, что Цоя больше нет и кина не будет…
С замполитом на почве своей теории капитан Кушаков имеет немало проблем - упрямо отказывается посещать собрания и не признает тезиса "Ленин жив!" Если ему известно, что хотя бы один из артистов уже умер, о фильме он даже говорить не хочет.
- Только живых! Только живых! Живым - живое искусство!
Как-то вечером его жена звонит в санчасть и, рыдая в трубку, спрашиает, что делать. Капитан пятый час не выходит из ванной.
Прибежали, выломали дверь. Посиневшего от холодной воды капитана отправили на медицинском уазике в Питер.
Оказалось, через душ он обменивался энергией с инопланетянами.
Из людей попроще примечателен старший лейтенант Колесников, связист. Колесников часто остается ответственным за ночной распорядок в нашей казарме.
Мужик он неплохой, на мелкие нарушения смотрит сквозь пальцы. И покурить, и чай попить, и телевизор посмотреть - все это им не запрещается. Нас, молодых, трогать не разрешает.
У Колесникова родился сын.
Несколько недель он отмечал свое отцовство, но в меру - не на службе и не позоря "высокого звания советскогофицера".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55
Вася с любопытством разглядывает новобранцев. Те притихли и стоят, стараясь не встречаться с ним взглядом.
К Васе подбегает Борода. Делает испуганное лицо, хватает за плечи и уводит в сторону, приговаривая:
- Вася, не сегодня! Я тебя прошу, не сегодня! У людей присяга только прошла! Сегодня не бей никого, ладно? Зачем сразу людей калечить…
Бойцы сникают окончательно.
Окружающие начинают посмеиваться, потом уже, не сдерживаясь, ржут в полный голос.
Вася Свищ за всю службу дрался всего раз, с парнем своего призыва Уколовым. Да и то, драка та еще была. Вся казарма сбежалась смотреть. Поддатый Уколов наскакивал на Васю как болонка на бегемота. Вася лишь выставлял руку и отмахивался от него ладонью. Уколов падал, тряс головой, но с пьяным упорством поднимался и лез снова.
Минут через двадцать выдохся и сдался.
- Вася, дал бы ему в рога разок, и всего делов! - сказал кто-то после их сражения.
Вася удивился:
- Рази можно?.. А убыв бы, тода шо?..
Никого из молодых Вася никогда и ни о чем не просил. Что нужно было, делал сам. Но и не вмешивался, когда кого-то шпыняли.
Самодостаточная единица - Василий Иванович Свищ.
Среди бойцов выделяется Арсен Суншев, кабардинец, призван из Подмосковья.
Сам Арсен ростом чуть больше метра, но фигура ладная, борцовская. Не заискивает, и не выебывается. Веселый и бесхитростный.
Мы с ним сдружились почти сразу. Я чуть не в два раза его выше.
- О, бля, Штепсель и Тарапунька пиздуют! - завидя нас вдвоем, острит взводный.
Мы, шнурки, знакомимся с бойцами. Ближайшие полгода нам шуршать вместе, причем вся черная работа ляжет на них. Правда, если что, отвечать придется всем вместе.
Саню Белкина, спокойного коренастого парня, призвали из подмосковных Электроуглей. Забавное название, раньше не слышал о таком. Вообще, замечаю, что существенно расширил свои познания в географии.
Мищенко и Ткаченко хохлы, причем один обрусевший совершенно, другой, Ткач - полная деревенщина. Оба мелкие, узкоплечие, Трое молдаван, низкорослых и кривоногих, из одного села, названия которого невозможно выговорить. Молдаван среди моего призыва не любит никто - спасибо Бороде и Соломону. "Вешайтесь, твари!" - первое, что говорит им при знакомстве Гончаров. Череп и вовсе замахивается кулаком. Но не бьет - не положено. Молдаване испуганно жмурятся.
С уборкой стало значительно легче. Бойцы вскакивают утром и бегут за швабрами - опередить "мандавох" - инструмента на всех не хватает. Белка и Ткач под моим началом отправляются в военгородок на расчистку территории. Темень, холод, синий снег. Скрежет лопат. Все как раньше, с той лишь разницей, что я не бегаю туда-сюда, а неспеша отбрасываю снег и даже успеваю покурить.
Молдаване таскают бачки в караул, моют там полы и расчищают снег под чутким руководством Черепа.
Никто из нас не собирается огрести от старых, поэтому 'тормозить" бойцам не даем.
Жизнь налаживается.
В казарме процветает воровство.
Тащат друг у друга все, что плохо лежит. Хлястики с шинелей, значки с кителей, кокарды с шапок снимают. Шарят по тумбочкам. Пропадают часы, конверты, тетради, ручки. Деньги, сигареты по ночам из карманов вытаскивают.
Из каптерки целиком портфели и вещмешки исчезают. Каптерщик лишь разводит руками. Несколько раз его били, но вора так и не нашли.
Дежурному по роте завели особый журнал. В нем ведется опись сданных на ночное время денег и вещей. Желающие подходят перед отбоем и дежурный принимает на хранение.
В наряде. Иду на сон в казарму.
Морозец легкий. Воздух чистый, ключий. Тишина. Свежесть особая, ночная. Скоро утро. Под сапогами снег - скрип-скрип.
Поднимаюсь по лестнице, тяну на себя дверь казармы.
Натыкаюсь на стену тяжелого, спертого воздуха. В казарме сотня с лишним человек.
Четыре часа. Все спят.
Дневальный сонно вскидывает голову. Нехотя отрывает задницу от тумбочки. Гремит ключами, возится с железным ящиком, принимает на хранение штык-нож.
Вспоминаю, что у меня с собой целое богатство - двадцать рублей и две пачки "Космоса". Но возиться со сдачей лень, мы с дневальным вовсю зеваем.
Время - пятый час, до подъема всего ничего, и решаю оставить все при себе. Спят же все. Да и светить лишний раз деньги и курево не хочется.
Раздеваюсь, ныряю в койку. Укрываюсь с головой двумя одеялами и шинелью. Согреваясь, уже почти засыпаю, как внутренний голос говорит: "Хотя бы под матрас сунь, раз сдавать не стал!" Уже становится так тепло и уютно, что снова вылезать из койки нет сил.
"Да ладно, спят же все!" - отвечаю сам себе и проваливаюсь в короткий сон.
На подъеме, ощупывая пустые карманы, качаю головой и ругаюсь сам с собой.
***
За годы службы в лесном захолустье многие из офицеров спиваются или начинают чудить.
Начхим части капитан Рома Кушаков - метр шестьдесят ростом, копия разжалованного в капитаны Советской Армии императора Наполеона. Убежденный трезвенник.
Офицеры Рому побаиваются.
Каждого встречного - когда офицеры, едва завидя Рому, стали разворачиваться и убегать, он перешел на безответных солдат, - начхим хватает за пуговицу и принимается посвящать в "теорию жизни".
Суть его идеи такова - нас окружает мир мертвых. Покойники указывают, как нам жить. Мы слушаем музыку, написанную мертвецами, читаем их книги. Видим их на экране. Присваиваем их имена кораблям и народно-хозяйственным объектам. И умираем сами.
- А я не умру, - убежденно шепчет капитан химической службы. - Не на того напали! Я просто так не дамся!
Прежде чем взяться за книгу, Кушаков дотошно выясняет, здравствует ли еще автор. Незамедлительно изъял из казармы "букварей" пластинки "Кино", не успела еще страна понять, что Цоя больше нет и кина не будет…
С замполитом на почве своей теории капитан Кушаков имеет немало проблем - упрямо отказывается посещать собрания и не признает тезиса "Ленин жив!" Если ему известно, что хотя бы один из артистов уже умер, о фильме он даже говорить не хочет.
- Только живых! Только живых! Живым - живое искусство!
Как-то вечером его жена звонит в санчасть и, рыдая в трубку, спрашиает, что делать. Капитан пятый час не выходит из ванной.
Прибежали, выломали дверь. Посиневшего от холодной воды капитана отправили на медицинском уазике в Питер.
Оказалось, через душ он обменивался энергией с инопланетянами.
Из людей попроще примечателен старший лейтенант Колесников, связист. Колесников часто остается ответственным за ночной распорядок в нашей казарме.
Мужик он неплохой, на мелкие нарушения смотрит сквозь пальцы. И покурить, и чай попить, и телевизор посмотреть - все это им не запрещается. Нас, молодых, трогать не разрешает.
У Колесникова родился сын.
Несколько недель он отмечал свое отцовство, но в меру - не на службе и не позоря "высокого звания советскогофицера".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55