- А если не клюнешь? Какие же подвиги совершать? Поругивать нэпманов?
- Строить! Воспитывать! Господи боже мой! Прорва дел! Не воображаете же вы, что у нас одни пресвятые угодники, что за границу уехали все контрреволюционеры, все подхалимы, все взяточники? Предостаточно осталось и здесь! И элементарных дураков немало, и пришипившихся вражин, и полный комплект обывателей, мелкой буржуазии... А сколько таких, вроде бы и не плохих, да старые навыки у них навязли в зубах? Не выковырять! Эх, Марков, Марков! Тут еще десятилетиями придется пни выкорчевывать! И опять же не могу не вспомнить Котовского. Вот человек действия! Он не пускается в рассуждения, он действует. Не дожидается каких-то гигантских сверхмероприятий, с жаром берется за всякое дело, если видит в том пользу, или, как он называет, политический эффект. С этой точки зрения он и есть новое явление, новый человек. А для нашего брата писателя не первейшая ли задача подмечать, подхватывать ростки нового и новое прославлять? Каков облик старого? Или Обломов - воплощение добродушной лени, инертности, или Штольц - мелкая душонка, пустодел, эгоист, узколобый предприниматель. Пришло время обломовых будить от спячки, а штольцев гнать поганой метлой. Я наблюдал одного этакого Штольца. Всю жизнь он комбинировал, соблюдал свою маленькую выгоду и втихомолку хихикал в кулак: пусть другие лезут на рожон, записываются добровольцами, прут под пули, ворочают самую тяжелую работу - плавят сталь, сеют хлеб, строят дома, защищают родину, а он при всех ситуациях уцелеет, ухватит кусочек булки со сливочным маслом! Призывали в армию - он дал кому-то взятку. Хотели куда-то перевести - он представил тысячу справок. И так без конца - махинации, махинации... А смотрит на всех свысока и строит благородное трудящееся лицо, мразь этакая! Так вот, дорогой дружище, никто вас не назначает директором универмага, и не так просто быть директором универмага, как вам представляется. К вашему сведению, сейчас многие командиры-коммунисты пошли на хозяйственные посты. Да и Григорий Иванович, я слышал, пооткрывал корпусные лавки, наладил кожевенный завод, изготовляет сахар и даже делает кирпичи. Стыдно ничего не делать, а делать полезное - почетно!
Долго отчитывал Мишу Крутояров. Миша молчал и сгорал от стыда. Вот так романист! Меж двух сосен запутался, чуть не оказался на поводу у своего предполагаемого героя! Вот так котовец! Растерялся перед нэпманшей из "Кафе де гурме"! Не разобрался в обстановке! Надо читать, голубчик, газеты надо читать, подковываться надо! Сам же Стрижов как-то говорил, что человек должен иметь мировоззрение. Какое у него мировоззрение? Куда его повернуло? Ведь это троцкисты кричат, что революция перерождается. Ведь это эмигранты потирают раньше времени руки.
После разговора с Крутояровым Марков стал настороженно относиться к приятелю. Тот почувствовал сразу, что между ними пробежала черная кошка. Они стали реже встречаться, меньше беседовать. Стрижов при встрече не стал громогласно читать стихи.
А однажды Марков сделал еще одно неприятное открытие: когда они сидели рядом в литстудии, от Стрижова попахивало водкой.
Все более в отношениях Маркова и Стрижова нарастал холодок.
В О С Ь М А Я Г Л А В А
1
Казалось бы, все складывалось как нельзя лучше у Николая Лаврентьевича Орешникова. Он мог быть доволен своим служебным положением. Сокращение Красной Армии и демобилизация его не коснулись. Он так и остался, как был, командиром полка. В полк пришли новобранцы, и Орешников с увлечением занялся настойчивым воспитанием молодежи.
Большой радостью было узнать, что и родители Орешникова живы-здоровы, как жили, так и живут в Петрограде, на Васильевском острове, на 3 линии, недалеко от кирки. А сестры повыходили замуж и разъехались в разные города.
Орешников даже ездил в Петроград навестить стариков. Мать плакала от радости, отец делал "гым-гум", которое у него принимало разные оттенки и могло выражать удивление, удовольствие или сомнение, неодобрение. Николай Лаврентьевич рассказал им не очень подробно, выбирая не самое страшное и трудное, о своей мятежной жизни: о том, каким образом попал в деникинскую армию, о том, какая была в то время Одесса, о том, как у него произошли встречи со знаменитым Котовским, подпольщиком и революционером, а затем, совсем уже кратко, как попал в плен и был спасен от расстрела тем же Котовским.
- Совсем как в "Капитанской дочке" Пушкина, гым-гум, - подал голос отец.
А мать нашла вполне подходящим момент, чтобы снова расплакаться. Она, как никогда вообще, так и до сих пор, ровно ничего не понимала в происходящем вокруг. И зачем это русские сражаются с такими же русскими? Отчего это вдруг стало мало продуктов, куда они подевались? Отчего это снова стало много продуктов, но денег стало мало? Она была очень старенькая, и весь круг ее интересов сосредоточивался на "папе", как она называла супруга: почему это у него стал плохой аппетит... и вот опять кашлять стал больше, наверное, под форточкой сидел... (Надо сказать, что папа кашлял всю жизнь, но жена по каким-то неуловимым признакам определяла, что кашель то становился больше, то уменьшался или не уменьшался, но делался мягче, без надрыва).
В общем, Орешников был рад, что мать и отец живы, что даже мебель в квартире как стояла до революции, так стоит и сейчас, только одну комнату присоединили к соседней квартире, пробив к стене дверь и замуровав отсюда.
- Так даже лучше, - примирительно говорила скороговоркой старушка, дров меньше идет, а то ведь не напасешься. Двух комнат нам предостаточно, танцевать не приходится. В одной комнате мы студентку поселили, куда ж ей деваться? Да и очень за нее Красовские просили. А в другой мы с папой. Танцевать не приходится.
Орешников познакомился с квартиранткой-студенткой, белокурая такая. Раз они поговорили, два поговорили, а когда отправились вместе в театр, тут Капитолина Ивановна и догадалась:
- Папа, никак нам свадьбу в доме играть, а у меня и рюмки все мухами засижены.
Она не ошиблась. Еще отпуск у Николая Лаврентьевича не кончился, когда он сообщил, будто случайно, за столом, передавая тарелку с хлебом:
- Дорогие родители, можете поздравить нас, мы с Любашей записались сегодня в загсе.
Женитьба принесла много радостей Орешникову, а еще больше Капитолине Ивановне. И с детьми ждать ее молодожены не заставили. Родился Вовка, беловолосый, в мать, глаза голубовато-серые, голос пронзительный, даже через замурованную дверь к соседним жильцам проникает, и там всегда знают, спит Вова или бодрствует.
Орешников бывал дома наездами. Любаша не хотела бросать университет, а бабушка не хотела расстаться с внуком. Тем не менее семья у Орешникова получилась дружная, и все было хорошо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136