- чего же он хотел, чего еще добивался от Мани?
В одиннадцатом часу утра на другой день ко мне является Шульц - бледный и оскорбленный.
- Здравствуйте, - говорит, - и одевайтесь - пойдемте к Истомину.
- И что, - спрашиваю, - будет?
- Будет? - дуэль будет. Я убью его.
- Или он вас.
- Или он меня.
- Зачем же вам я-то?
- Я хочу иметь свидетеля при этом разговоре.
Мы вошли к Истомину; он лежал на диване, закинув руки за затылок и уложив ногу на ногу. При нашем приходе он прищурил глаза, но не приподнялся и не сказал ни слова.
- Господин Истомин! - начал сухо Шульц. - Я много ошибся в вас...
- Сделайте милость, со всем этим к черту! - вскрикнул, сорвавшись с дивана, Истомин. - Я терпеть не могу присутствовать при составлении обо мне критических приговоров. Мне все равно, что обо мне думают.
- Да, это очень может быть; говорят, что в России есть такие люди, которым все равно, что о них думают, но я во всяком случае уверен, что вы честный человек, господин Истомин.
- Зачем же вам я-то?
- Я хочу иметь свидетеля при этом разговоре.
Мы вошли к Истомину; он лежал на диване, закинув руки за затылок и уложив ногу на ногу. При нашем приходе он прищурил глаза, но не приподнялся и не сказал ни слова.
- Господин Истомин! - начал сухо Шульц. - Я много ошибся в вас...
- Сделайте милость, со всем этим к черту! - вскрикнул, сорвавшись с дивана, Истомин. - Я терпеть не могу присутствовать при составлении обо мне критических приговоров. Мне все равно, что обо мне думают.
- Да, это очень может быть; говорят, что в России есть такие люди, которым все равно, что о них думают, но я во всяком случае уверен, что вы честный человек, господин Истомин.
- А мне доставляет большое удовольствие заметить вам, что вы еще раз ошибаетесь: я нечестный человек, господин Шульц.
Шульц немного сконфузился и спросил:
- Отчего?
Истомин" рассмеялся; он встал на ноги и, заложив руки в карманы, отвечал:
- Оттого, господин Шульц, что несколько раз хотел быть как следует честным человеком, и мне это никогда не удавалось, - теперь охоты более к этому не имею. Еще оттого, господин Шульц, что не стоит быть честным человеком, и, наконец, оттого, господин Шульц, что быть честным человеком значит или быть дураком, или походить на вас, а я не хочу ни того, ни другого.
- Я, господин Истомин, хочу не замечать ваших невежливостей... -Шульц поперхнулся, сдавил рукою горло и добавил: - Я удивляюсь только, господин Истомин, как вы можете быть так покойны.
- Значит, вы не большой мудрец, господин Шульц; большие мудрецы ничему не удивлялись.
- Может быть... Простите, пожалуйста; я не для разговоров к вам пришел... у меня горло сдавливает, господин Истомин.
- Ага! сдавливает - это хорошо, что сдавливает; я слыхал, что с приближением к полюсам все собаки всегда перестают лаять!
Шульц так и подпрыгнул.
- Лаять! - вскрикнул он. - Лаять! Я лаю, господин Истомин; я лаю, да я молчком не кусаюсь, да-с; я верная собака, господин Истомин; я не кусаюсь. Один человек на свете, которого я захотел загрызть, - это вы. Я вызываю вас на дуэль, господин Истомин.
- Сделайте милость! мне давно хочется убить кого-нибудь, и я очень рад, что это будет такой почтенный человек, как вы. Позвольте, вот одно короткое распоряжение только сделаю.
Истомин подошел к столу и написал:
"Я застрелился оттого, что мне надоело жить".
Он подал эту записку мне и сказал, не глядя мне в глаза:
- Это про всякий случай, если я подвернусь под негоциантскую пулю
С этим вместе Истомин достал из стола пару пистолетов и подал их оба на выбор Шульцу.
- Извольте, я могу стреляться без секунданта, а моя квартира, надеюсь, гораздо безопаснее парголовского леса. Лицо у Истомина было злое и кровожадное.
- Я так не могу, - отвечал Шульц. - У меня жена, дети и состояние: мои распоряжения нельзя сделать в одну минуту. Будемте стреляться послезавтра за Коломягами.
- Извольте, я могу подождать. Ян! подай пальто господину Шульцу, крикнул громко Истомин и снова повалился на диван и уткнулся лицом в подушку.
Дуэли, однако, не было - ее не допустила Ида Ивановна.
ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
- Господин Истомин! - сказала Ида, входя к нему вечером в тот же день, когда произошло это объяснение. - Я уверена, что вы меня не выгоните и не оскорбите.
Истомин вскочил с дивана, вежливо поклонился ей и подал стул.
- Вы, взамен того, можете быть спокойны, что я пришла к вам не с объяснениями. Никакие объяснения не нужны.
- Благодарю вас, - отвечал Истомин.
- Прошедшему нет ни суда, ни порицания. Если это была любовь - она не нуждается в прощении; если это было увлечение - то... пусть и этому простит бог, давший вам такую натуру. Вот вам моя рука, Истомин, в знак полного прощения вам всего от всей нашей семьи и... от ней самой.
Истомин взял и с жаром поцеловал протянутую ему руку Иды.
Девушка тихо высвободила свою руку и отошла к окну.
- Ида Ивановна! - сказал, подходя ближе к ней, Истомин. - Столько презрения к себе, сколько чувствую я, поверьте, не испытывал ни один человек.
- Радуюсь, узнавая, что вы способны осуждать себя.
Истомин остановился.
- Ида Ивановна, неужто вы в самом деле меня простили!
- Monsieur (Господин (франц.).) Истомин, если я сказала, что я пришла к вам не за тем, чтобы вызывать вас на объяснения, то я и не за тем пришла, чтобы шутить с вами для своего удовольствия, - отвечала спокойно Ида. - Если вы в этом сомневаетесь, то я бы желала знать, что такое, именно вы считаете непростительным из ваших поступков?
- Мое гадкое охлаждение к вашей сестре, которая меня любила!
Ида пожала плечами и сказала:
- Ну, к несчастью, не всякий человек умеет не охлаждаться. Вы виноваты в другом: в вашем недостойном вчерашнем подозрении; но не будем лучше говорить об этом. Я пришла не за тем, чтобы вынесть от вас в моем сердце вражду, а я тоже человек и... не трогайте этого лучше.
- Я все готов сделать, чтобы заслужить ваше прощение.
- Все?... а что это такое, например, вы можете сделать все, чтобы заслужить прощение в таком поступке? - спросила она, слегка покраснев, Истомина.
- Я знаю, что мой поступок заслуживает презрения.
- Да! вечного презрения!
- Да, презрения, презрения; но... я могу иметь, наконец, добрые намерения...
- Добрые намерения! Может быть. Добрыми намерениями, говорят, весь ад вымощен. Истомин промолчал.
- Вы можете получить прощение как милостыню, а не заслужить его!.. Видите, я говорила, вам, чтоб вы меня не трогали.
- Говорите все; казните как хотите.
- Это все равно, - продолжала, сдвигая строго брови, Ида. - Мы вас простили; а ваша казнь?.. она придет сама, когда вы вспомните вчерашнюю проделку.
- Мой боже! так оскорбить женщину, которая вас так любила, и после жить! Нет; сделавши такое дело, я, женщина, я б не жила пяти минут на свете"
Истомин сильно терзался.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57
В одиннадцатом часу утра на другой день ко мне является Шульц - бледный и оскорбленный.
- Здравствуйте, - говорит, - и одевайтесь - пойдемте к Истомину.
- И что, - спрашиваю, - будет?
- Будет? - дуэль будет. Я убью его.
- Или он вас.
- Или он меня.
- Зачем же вам я-то?
- Я хочу иметь свидетеля при этом разговоре.
Мы вошли к Истомину; он лежал на диване, закинув руки за затылок и уложив ногу на ногу. При нашем приходе он прищурил глаза, но не приподнялся и не сказал ни слова.
- Господин Истомин! - начал сухо Шульц. - Я много ошибся в вас...
- Сделайте милость, со всем этим к черту! - вскрикнул, сорвавшись с дивана, Истомин. - Я терпеть не могу присутствовать при составлении обо мне критических приговоров. Мне все равно, что обо мне думают.
- Да, это очень может быть; говорят, что в России есть такие люди, которым все равно, что о них думают, но я во всяком случае уверен, что вы честный человек, господин Истомин.
- Зачем же вам я-то?
- Я хочу иметь свидетеля при этом разговоре.
Мы вошли к Истомину; он лежал на диване, закинув руки за затылок и уложив ногу на ногу. При нашем приходе он прищурил глаза, но не приподнялся и не сказал ни слова.
- Господин Истомин! - начал сухо Шульц. - Я много ошибся в вас...
- Сделайте милость, со всем этим к черту! - вскрикнул, сорвавшись с дивана, Истомин. - Я терпеть не могу присутствовать при составлении обо мне критических приговоров. Мне все равно, что обо мне думают.
- Да, это очень может быть; говорят, что в России есть такие люди, которым все равно, что о них думают, но я во всяком случае уверен, что вы честный человек, господин Истомин.
- А мне доставляет большое удовольствие заметить вам, что вы еще раз ошибаетесь: я нечестный человек, господин Шульц.
Шульц немного сконфузился и спросил:
- Отчего?
Истомин" рассмеялся; он встал на ноги и, заложив руки в карманы, отвечал:
- Оттого, господин Шульц, что несколько раз хотел быть как следует честным человеком, и мне это никогда не удавалось, - теперь охоты более к этому не имею. Еще оттого, господин Шульц, что не стоит быть честным человеком, и, наконец, оттого, господин Шульц, что быть честным человеком значит или быть дураком, или походить на вас, а я не хочу ни того, ни другого.
- Я, господин Истомин, хочу не замечать ваших невежливостей... -Шульц поперхнулся, сдавил рукою горло и добавил: - Я удивляюсь только, господин Истомин, как вы можете быть так покойны.
- Значит, вы не большой мудрец, господин Шульц; большие мудрецы ничему не удивлялись.
- Может быть... Простите, пожалуйста; я не для разговоров к вам пришел... у меня горло сдавливает, господин Истомин.
- Ага! сдавливает - это хорошо, что сдавливает; я слыхал, что с приближением к полюсам все собаки всегда перестают лаять!
Шульц так и подпрыгнул.
- Лаять! - вскрикнул он. - Лаять! Я лаю, господин Истомин; я лаю, да я молчком не кусаюсь, да-с; я верная собака, господин Истомин; я не кусаюсь. Один человек на свете, которого я захотел загрызть, - это вы. Я вызываю вас на дуэль, господин Истомин.
- Сделайте милость! мне давно хочется убить кого-нибудь, и я очень рад, что это будет такой почтенный человек, как вы. Позвольте, вот одно короткое распоряжение только сделаю.
Истомин подошел к столу и написал:
"Я застрелился оттого, что мне надоело жить".
Он подал эту записку мне и сказал, не глядя мне в глаза:
- Это про всякий случай, если я подвернусь под негоциантскую пулю
С этим вместе Истомин достал из стола пару пистолетов и подал их оба на выбор Шульцу.
- Извольте, я могу стреляться без секунданта, а моя квартира, надеюсь, гораздо безопаснее парголовского леса. Лицо у Истомина было злое и кровожадное.
- Я так не могу, - отвечал Шульц. - У меня жена, дети и состояние: мои распоряжения нельзя сделать в одну минуту. Будемте стреляться послезавтра за Коломягами.
- Извольте, я могу подождать. Ян! подай пальто господину Шульцу, крикнул громко Истомин и снова повалился на диван и уткнулся лицом в подушку.
Дуэли, однако, не было - ее не допустила Ида Ивановна.
ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
- Господин Истомин! - сказала Ида, входя к нему вечером в тот же день, когда произошло это объяснение. - Я уверена, что вы меня не выгоните и не оскорбите.
Истомин вскочил с дивана, вежливо поклонился ей и подал стул.
- Вы, взамен того, можете быть спокойны, что я пришла к вам не с объяснениями. Никакие объяснения не нужны.
- Благодарю вас, - отвечал Истомин.
- Прошедшему нет ни суда, ни порицания. Если это была любовь - она не нуждается в прощении; если это было увлечение - то... пусть и этому простит бог, давший вам такую натуру. Вот вам моя рука, Истомин, в знак полного прощения вам всего от всей нашей семьи и... от ней самой.
Истомин взял и с жаром поцеловал протянутую ему руку Иды.
Девушка тихо высвободила свою руку и отошла к окну.
- Ида Ивановна! - сказал, подходя ближе к ней, Истомин. - Столько презрения к себе, сколько чувствую я, поверьте, не испытывал ни один человек.
- Радуюсь, узнавая, что вы способны осуждать себя.
Истомин остановился.
- Ида Ивановна, неужто вы в самом деле меня простили!
- Monsieur (Господин (франц.).) Истомин, если я сказала, что я пришла к вам не за тем, чтобы вызывать вас на объяснения, то я и не за тем пришла, чтобы шутить с вами для своего удовольствия, - отвечала спокойно Ида. - Если вы в этом сомневаетесь, то я бы желала знать, что такое, именно вы считаете непростительным из ваших поступков?
- Мое гадкое охлаждение к вашей сестре, которая меня любила!
Ида пожала плечами и сказала:
- Ну, к несчастью, не всякий человек умеет не охлаждаться. Вы виноваты в другом: в вашем недостойном вчерашнем подозрении; но не будем лучше говорить об этом. Я пришла не за тем, чтобы вынесть от вас в моем сердце вражду, а я тоже человек и... не трогайте этого лучше.
- Я все готов сделать, чтобы заслужить ваше прощение.
- Все?... а что это такое, например, вы можете сделать все, чтобы заслужить прощение в таком поступке? - спросила она, слегка покраснев, Истомина.
- Я знаю, что мой поступок заслуживает презрения.
- Да! вечного презрения!
- Да, презрения, презрения; но... я могу иметь, наконец, добрые намерения...
- Добрые намерения! Может быть. Добрыми намерениями, говорят, весь ад вымощен. Истомин промолчал.
- Вы можете получить прощение как милостыню, а не заслужить его!.. Видите, я говорила, вам, чтоб вы меня не трогали.
- Говорите все; казните как хотите.
- Это все равно, - продолжала, сдвигая строго брови, Ида. - Мы вас простили; а ваша казнь?.. она придет сама, когда вы вспомните вчерашнюю проделку.
- Мой боже! так оскорбить женщину, которая вас так любила, и после жить! Нет; сделавши такое дело, я, женщина, я б не жила пяти минут на свете"
Истомин сильно терзался.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57