Но именно он-то и
подвел и остановил нас на полпути, когда выполнение задания было уже
начато.
Что же произошло? Воспламеняющий кабель отключился слишком рано, и
поэтому Кальдер не смог выключить автомат-пускатель. Эксперты заявили, что
кабель запутался и переплелся; такие вещи случаются. Правда, за четыре дня
до аварии я видел барабан, на котором этот кабель был намотан - очень
аккуратно и ровно.
Носовая часть зонда была деформирована и, расплющившись, прочно
заклинилась в катапульте. Эксперты не нашли ничего, что могло бы вызвать
это застревание, и заявили, что скорее всего виноват бустер - он выстрелил
не по оси, и зонд, стремительно отброшенный толчком наискось, видимо, так
неудачно ударился о кромку люка, что расплющился и деформировал свою
носовую часть. Но зонд-то заклинился до зажигания бустера, а не после. Я
был в этом совершенно уверен, но никто меня об этом не спрашивал; что же
касается Куина, то он не был вполне уверен, а другим не разрешили давать
показания по этому вопросу, поскольку они не имели непосредственного
доступа к штурвалу и приборам.
А между тем заклинить зонд так, чтобы не оставалось никаких следов, -
это детская задача. Достаточно было налить в катапульту через
вентиляционное отверстие несколько ведер воды. Вода стекла к крышке люка и
замерзла вокруг зонда, спаяв его ледяным кольцом с кромкой люка - ведь
температура крышки равна температуре наружного вакуума. Кальдер, как
известно, очень сильно ударил по зонду лапой; в этот момент зонд еще вовсе
не был заклинен, но Кальдер-то сидел у штурвала и никто не мог его
проконтролировать. Он сделал то, что делает клепальщик, ударяя по
заклепке. Нос зонда, запаянный ледяным кольцом, деформировался, расширился
и расплющился, как головка заклепки. Когда бустер выгорел, температура в
катапульте немедленно повысилась, лед растаял, а вода испарилась, не
оставив ни малейшего следа от этой ловкой манипуляции.
Во время аварии я ничего не знал обо всем этом. Но мне показалось
странным нагромождение случайностей - то, что отказал именно второй зонд,
а не первый или третий, то, что кабель дал возможность произвести
зажигание бустера и в то же время сделал невозможным выключение двигателя
зонда. На мой взгляд, случайностей было что-то многовато.
Авария застала меня врасплох - трудно было думать о чем-либо, кроме
нее. И все же у меня мелькнула мысль, нет ли связи между ней и анонимным
письмом: автор письма обещал мне "помощь", он был, по его заверениям, на
моей стороне, он хотел доказать непригодность таких, как он, существ для
космонавтики. У меня опять-таки нет доказательств, но я полагаю, что
письмо написал Кальдер. Он был на моей стороне... наверное, да; но он
вовсе не желал такого развития событий, которое доказало бы, что он
непригоден потому, что "хуже" человека. Он сразу перечеркнул для себя
возможность такого возвращения на Землю, после которого я как его командир
уселся бы писать дисквалифицирующий его отчет. Следовательно, мои и его
цели совпадали только до определенного этапа пути - дальше они
расходились.
Письмом он дал мне понять, что нас объединяет своеобразный союз. Из
того, что он слышал обо мне и от меня, он сделал вывод, что я тоже
подумываю подстроить на борту аварию - как тест для проверки качеств
экипажа. Поэтому он был уверен, что аварию, которая вроде бы так удачно
подвернулась, я постараюсь использовать; если б я это сделал, я сам бы
надел себе петлю на шею.
Почему он решил так поступить? Из ненависти к людям? А может, ему
доставляла удовольствие такая игра, в которой я, действуя в открытую как
его командир, а тайком - как союзник, должен был в действительности
сделать только то, что он заранее запланировал, - в том числе и для меня?
Во всяком случае, он был уверен, что я постараюсь использовать аварию для
"пробы", даже если она покажется мне подозрительной, если я догадаюсь, что
она - результат саботажа.
Что я мог сделать в ту минуту? Или отдать приказ о возвращении, или
же потребовать, чтобы пилот возобновил попытки вывести на орбиту третий,
последний, зонд.
Решив возвращаться, я одновременно отказался бы от подвернувшейся
возможности проверить своих людей в трудных условиях и не выполнил бы
порученного "Голиафу" задания. Кальдер правильно предположил, что я не
приму такого решения.
А тогда надо было вернуться к Сатурну и начать операцию с последним
оставшимся зондом. Кальдер был на сто процентов уверен, что именно так я и
поступлю.
Говоря откровенно, если б меня кто-нибудь заранее спросил, что я буду
делать, имея перед собой такую альтернативу, я без колебаний ответил бы,
что прикажу продолжать операцию, и сказал бы это совершенно искренне. Но
случилось нечто неожиданное - я молчал. Почему? Даже теперь я этого толком
не знаю. Я не понимал, что происходит: авария была странная, случилась она
уж до того вовремя, до того совпадала с моими замыслами - чересчур
вовремя, чересчур совпадала, чтобы быть естественной. Кроме того, я сразу
ощутил, что Кальдер с необычной готовностью ждет моих слов, моего решения
- и, пожалуй, именно поэтому я молчал. Если б я заговорил, это было бы
вроде подписи под тайно заключенным договором - если Кальдер действительно
"помог" событиям. Я чувствовал, что начинается нечестная, подстроенная
игра; значит, следовало бы скомандовать отлет от планеты, но этого я тоже
не решался сделать; подозрение, которое во мне пробудилось, было туманным,
у меня не было ни следа доказательств. Говоря четко и ясно, я попросту не
знал, что делать.
Между тем Кальдер никак не мог поверить, что его идеальный план
рушится. Наш поединок разыгрался на протяжении нескольких десятков секунд
- но какой же я, по существу, был ему противник, раз я ничего не понимал!
Лишь впоследствии объединились в моей памяти разрозненные, с виду
безобидные факты. Я припомнил, как часто Кальдер сидел в одиночку у
главного калькулятора, который служит для решения трудных задач навигации.
Как тщательно он уничтожал все записи в блоках памяти, когда кончал
расчеты. Сейчас я думаю, что он уже тогда рассчитывал различные варианты
аварий, что он промоделировал всю эту катастрофу. Это неправда, что он
управлял кораблем над кольцами Сатурна, производя в уме молниеносные
расчеты и основываясь только на показаниях гравиметров. Ему ничего не
нужно было рассчитывать. Все вычисления были у него уже готовы - он
составил с помощью машины таблицу приближенных решений, а теперь проверял
только, попадают ли показания гравиметров в соответствующие пределы
значений.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25
подвел и остановил нас на полпути, когда выполнение задания было уже
начато.
Что же произошло? Воспламеняющий кабель отключился слишком рано, и
поэтому Кальдер не смог выключить автомат-пускатель. Эксперты заявили, что
кабель запутался и переплелся; такие вещи случаются. Правда, за четыре дня
до аварии я видел барабан, на котором этот кабель был намотан - очень
аккуратно и ровно.
Носовая часть зонда была деформирована и, расплющившись, прочно
заклинилась в катапульте. Эксперты не нашли ничего, что могло бы вызвать
это застревание, и заявили, что скорее всего виноват бустер - он выстрелил
не по оси, и зонд, стремительно отброшенный толчком наискось, видимо, так
неудачно ударился о кромку люка, что расплющился и деформировал свою
носовую часть. Но зонд-то заклинился до зажигания бустера, а не после. Я
был в этом совершенно уверен, но никто меня об этом не спрашивал; что же
касается Куина, то он не был вполне уверен, а другим не разрешили давать
показания по этому вопросу, поскольку они не имели непосредственного
доступа к штурвалу и приборам.
А между тем заклинить зонд так, чтобы не оставалось никаких следов, -
это детская задача. Достаточно было налить в катапульту через
вентиляционное отверстие несколько ведер воды. Вода стекла к крышке люка и
замерзла вокруг зонда, спаяв его ледяным кольцом с кромкой люка - ведь
температура крышки равна температуре наружного вакуума. Кальдер, как
известно, очень сильно ударил по зонду лапой; в этот момент зонд еще вовсе
не был заклинен, но Кальдер-то сидел у штурвала и никто не мог его
проконтролировать. Он сделал то, что делает клепальщик, ударяя по
заклепке. Нос зонда, запаянный ледяным кольцом, деформировался, расширился
и расплющился, как головка заклепки. Когда бустер выгорел, температура в
катапульте немедленно повысилась, лед растаял, а вода испарилась, не
оставив ни малейшего следа от этой ловкой манипуляции.
Во время аварии я ничего не знал обо всем этом. Но мне показалось
странным нагромождение случайностей - то, что отказал именно второй зонд,
а не первый или третий, то, что кабель дал возможность произвести
зажигание бустера и в то же время сделал невозможным выключение двигателя
зонда. На мой взгляд, случайностей было что-то многовато.
Авария застала меня врасплох - трудно было думать о чем-либо, кроме
нее. И все же у меня мелькнула мысль, нет ли связи между ней и анонимным
письмом: автор письма обещал мне "помощь", он был, по его заверениям, на
моей стороне, он хотел доказать непригодность таких, как он, существ для
космонавтики. У меня опять-таки нет доказательств, но я полагаю, что
письмо написал Кальдер. Он был на моей стороне... наверное, да; но он
вовсе не желал такого развития событий, которое доказало бы, что он
непригоден потому, что "хуже" человека. Он сразу перечеркнул для себя
возможность такого возвращения на Землю, после которого я как его командир
уселся бы писать дисквалифицирующий его отчет. Следовательно, мои и его
цели совпадали только до определенного этапа пути - дальше они
расходились.
Письмом он дал мне понять, что нас объединяет своеобразный союз. Из
того, что он слышал обо мне и от меня, он сделал вывод, что я тоже
подумываю подстроить на борту аварию - как тест для проверки качеств
экипажа. Поэтому он был уверен, что аварию, которая вроде бы так удачно
подвернулась, я постараюсь использовать; если б я это сделал, я сам бы
надел себе петлю на шею.
Почему он решил так поступить? Из ненависти к людям? А может, ему
доставляла удовольствие такая игра, в которой я, действуя в открытую как
его командир, а тайком - как союзник, должен был в действительности
сделать только то, что он заранее запланировал, - в том числе и для меня?
Во всяком случае, он был уверен, что я постараюсь использовать аварию для
"пробы", даже если она покажется мне подозрительной, если я догадаюсь, что
она - результат саботажа.
Что я мог сделать в ту минуту? Или отдать приказ о возвращении, или
же потребовать, чтобы пилот возобновил попытки вывести на орбиту третий,
последний, зонд.
Решив возвращаться, я одновременно отказался бы от подвернувшейся
возможности проверить своих людей в трудных условиях и не выполнил бы
порученного "Голиафу" задания. Кальдер правильно предположил, что я не
приму такого решения.
А тогда надо было вернуться к Сатурну и начать операцию с последним
оставшимся зондом. Кальдер был на сто процентов уверен, что именно так я и
поступлю.
Говоря откровенно, если б меня кто-нибудь заранее спросил, что я буду
делать, имея перед собой такую альтернативу, я без колебаний ответил бы,
что прикажу продолжать операцию, и сказал бы это совершенно искренне. Но
случилось нечто неожиданное - я молчал. Почему? Даже теперь я этого толком
не знаю. Я не понимал, что происходит: авария была странная, случилась она
уж до того вовремя, до того совпадала с моими замыслами - чересчур
вовремя, чересчур совпадала, чтобы быть естественной. Кроме того, я сразу
ощутил, что Кальдер с необычной готовностью ждет моих слов, моего решения
- и, пожалуй, именно поэтому я молчал. Если б я заговорил, это было бы
вроде подписи под тайно заключенным договором - если Кальдер действительно
"помог" событиям. Я чувствовал, что начинается нечестная, подстроенная
игра; значит, следовало бы скомандовать отлет от планеты, но этого я тоже
не решался сделать; подозрение, которое во мне пробудилось, было туманным,
у меня не было ни следа доказательств. Говоря четко и ясно, я попросту не
знал, что делать.
Между тем Кальдер никак не мог поверить, что его идеальный план
рушится. Наш поединок разыгрался на протяжении нескольких десятков секунд
- но какой же я, по существу, был ему противник, раз я ничего не понимал!
Лишь впоследствии объединились в моей памяти разрозненные, с виду
безобидные факты. Я припомнил, как часто Кальдер сидел в одиночку у
главного калькулятора, который служит для решения трудных задач навигации.
Как тщательно он уничтожал все записи в блоках памяти, когда кончал
расчеты. Сейчас я думаю, что он уже тогда рассчитывал различные варианты
аварий, что он промоделировал всю эту катастрофу. Это неправда, что он
управлял кораблем над кольцами Сатурна, производя в уме молниеносные
расчеты и основываясь только на показаниях гравиметров. Ему ничего не
нужно было рассчитывать. Все вычисления были у него уже готовы - он
составил с помощью машины таблицу приближенных решений, а теперь проверял
только, попадают ли показания гравиметров в соответствующие пределы
значений.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25