Дейбель опять разинул рот.
- Эсэсовец?! - воскликнул он. - Да ведь он был черномазый, как жид. Мы осмотрели только бедро и предплечье. Кому бы пришло в голову искать под мышкой?..
- А собирать весь лагерь на апельплац - это тебе пришло в голову?
И Копиц вышел из комендатуры, оставив Дейбеля на полу. У ворот он окликнул часового:
- Ты слышал, что сказал тот голый, прежде чем упал на землю? Повтори-ка точно!
Часовой, вспоминая, провел рукой по лбу:
- Что-то вроде "Пустите меня домой!"
- По-немецки?
Часовой, толстый баварец, хихикнул:
- Не-ет, наверняка не по-немецки! По-прусски...
Копиц кивнул: "Is gut>. Серьезный и молчаливый, он открыл ворота и вошел в лагерь. Капо закричал "Achtung!", и это слово несколько раз эхом прокатилось по лагерю.
- Вызови тотенкоманду к мертвецкой, - приказал Копиц и в глубокой задумчивости зашагал по утоптанному снегу апельплаца. "Ну и персонал у меня, - думал он. - Человека с прусским выговором, сказавшего "Пустите меня домой", приняли за поляка - мусульманина! Никто даже не заглянул ему под мышку, а вот сбор объявили сразу же!.. И за что только господь бог наказал меня такими подчиненными? Почему именно мне, Копицу, приходится все делать самому? Думать за Руди, а теперь еще и за этого калеку Лейтхольда, воплощенную слабохарактерность и бездарность. Думать за тысячу шестьсот тридцать шесть хефтлинков, к которым сегодня ночью прибавится еще партия новичков, да каких! Все это сулит только новые хлопоты и бог знает какие неприятности. А в воскресенье приедет еще тысяча триста человек... Верхней одежды для них нет, снегу навалило по щиколотку, а ведь сегодня только первое ноября!"
Копиц дошел до мертвецкой. Дверь качалась на ветру и скрипела так жалобно, что от этого звука хотелось скулить. Рапортфюрер остановился возле мертвого коллеги, сумасшедшего эсэсовца, который сегодня ночью сбежал из лагеря "Гиглинг 7".
И в самом деле, он похож на еврея: черный, тощий, обросший, совсем такой же, как четыре других трупа с именами, написанными чернильным карандашом на бедре. Более того, если бы на втором трупе слева не значилось "Леви Бронислав", Копиц именно его принял бы за своего соплеменника. У "Кореца Антонина" волосы тоже были светлее и нос прямее. Только "Граубарт Хаим" и "Фенивес Габор" были такие же темноволосые, как неизвестный пруссак, но не темнее его.
Рапортфюрер бросил взгляд на тыльную сторону собственной волосатой руки - ведь и он сам довольно темноволосый. Если загнать его в лагерь, где он сразу спадет с тела, гонять его босиком по апельплацу, то и он в конце концов, вероятно, спятит, полезет голяком через забор и попадет в мертвецкую, где его примут за какого-нибудь Мойшу Кона.
Копиц выдавил из себя смешок, слабый, невеселый, отошел от трупов и заставил себя снова вернуться к своим заботам: "Все мне приходится делать самому, бог наказал меня коллегами-глупцами, навалил мне на плечи великую ответственность... Как сказал сегодня этот балбес Лейтхольд? "Неуязвимой пятой Зигфрида я попираю жидо-большевистскую гидру"... Надоело мне хуже горькой редьки попирать эту гидру! Но я из-за этого не сойду с ума, не-ет, Копицы не из того теста, меня никогда не упрячут в лагерь, и через ограду я тоже не полезу... Но надо бы уйти отсюда, пока не поздно... Мне ведь есть куда уйти, поеду домой, меня там ждут взрослые дети... Теперь-то я наверняка смогу вести дела в деревенской лавчонке, а ведь прежде я никак не мог с ними справиться, даже крохотная бухгалтерия была мне не по силам. В Гиглинге, хочешь не хочешь, пришлось справляться с куда более сложным хозяйством, адским хозяйством! Да, я уже давно мог бы вести нашу старую торговлю так образцово, что и строгий папаша скажет, чего он никогда не говорил: "Вот так и надо, Алоиз, так и надо".
Но попробуй-ка образцово вести лавку во время войны! Во время войны? Точнее, в конце проигранной войны.. Попробуй поведи торговлю, когда у тебя за плечами столько лет "попирания жидо-большевистской гидры"... Нет, скройся, беги, исчезни, притворись, что ничего не было, ведь под мышкой у тебя татуировка..."
Татуировка! Копиц быстро повернулся к мертвому. На татуировку лучше взглянуть без свидетелей, не надо, чтобы здешние хефтлинки поняли, что мертвый был эсэсовцем, что и среди эсэсовцев есть свои "мусульмане", свои обезумевшие самоубийцы.
Он нагнулся и хотел поднять руку мертвеца, но не смог, она была холодна и тверда, как мрамор. А тут еще в мертвецкую ворвался Диего Перейра и, даже не сняв берета, гаркнул:
- Тотенкоманда прибыла. В чем дело?
- Поди сюда, - сказал Копиц с необычной кротостью, - можешь немного приподнять его руку?
"Этот испанец - глупое животное, - думал он, - даже по-немецки сносно не выучился, наверняка он не знает об эсэсовской татуировке".
Перейра почесал за ухом.
- Приподнять? Мертвец - настоящая ледяшка. Отломить можно. - Он уперся ногой в грудь трупа и хотел было схватить его за руку.
- Нет, нет, - удержал его Копиц, - не смей, что ты за бесчувственный зверь!
- Бесчувственный? - испанец пожал плечами. - Я лучше бесчувственный с мертвыми, чем с живыми.
Копиц сжал кулак и снова разжал его.
- Где у тебя носилки? Почему ты не принес их сразу?
- Носилки в кухне. На них понесут хлеб. Для живых.
- Возьми их оттуда на время, - совсем тихо оказал эсэсовец, - и немедля отнесите этот труп обратно к воротам. За ним приедут.
Он повернулся и быстро вышел.
Туповатое выражение сразу исчезло с лица Диего, на нем отразились смекалка и сосредоточенное размышление. В чем тут дело, почему так странно вел себя Копиц? Испанец быстро нагнулся к трупу и попытался заглянуть под мышку. Ему даже удалось слегка приподнять руку мертвеца, хотя в суставах послышался подозрительный хруст. Потом Диего так же быстро выпрямился и, хитро усмехнувшись, побежал на кухню.
* * *
Фрау Вирт наконец-то смогла тронуть машину. Она все еще была взволнована тайной передачей завтрака Зеппу, но довольна тем, что сделала что-то, направленное против этого гнусного лагеря. Бесстрашно, под самым носом у Яна, она вручила Зеппу бутерброды, словно желая этим показать, как возмущена видом нагого мертвеца. Завтра она опять привезет пакетик с хлебом и колбасой, да, да! И не один, а два - и для Зеппа тоже, пусть и он поест! Будь у нее много купонов и денег, она привезла бы сто пакетиков, даже и для евреев, ей все равно.
Она нажала на акселератор и, исполненная протеста и сочувствия, направила машину к воротам. Около комендатуры она на минуту остановилась, чтобы ссадить старикашку Яна, и даже не ответила на его приветствие. Потом поехала в Мюнхен.
Сразу же вслед за этим у ворот остановилась другая машина - мощный открытый "деймлер" с военным номерным знаком. С заднего сиденья встал лейтенант СС Вачке и огляделся с видом полководца на поле брани.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129