Встаньте, когда с вами говорит старший. Вот так. А замечание такое: нельзя обращаться к командиру, не попросив у него разрешения. Запомните это, товарищ Буров. А теперь - на занятия...
О том, что при подготовке парашютистов к выброске в тыл приходится думать и о таких мелочах, как метки на белье, капитан сказал Демину не для красного словца.
У разведчика, по выражению Старчака, все должно быть из быта, другими словами, домашнее, а не армейское. Не новое, только что со склада, а ношеное, довоенное, с доброй заплатой.
Порой капитан приказывал одному из парашютистов обыскать другого и найти в его одежде или среди вещей что-нибудь сомнительное.
В уголке кармана завалялась махорка? Не дай бог, если она фабричная, а не домашней крошки! Или, чего доброго, если припасена для раскурки газета, вышедшая после начала войны... Не беда, что не указан день выпуска: по одному лоскутку узнают, свежая она или старая.
И так во всем.
И все же Старчак взял в отряд такого приметного парня, как Демин. Поверил в него - и взял.
7
Надо было уточнить название одной из белорусских деревень, и я попросил у Старчака более подробную карту. Он достал из шкафа хорошо знакомую мне большую штурманскую сумку с целлулоидным окном на крышке. Такая сумка удобна в полёте, а ходить с ней плохо: бьет по ногам...
Отстегнув кнопки, Старчак достал старую, выцветшую карту, испещренную карандашными пометками. Были здесь и красные ломаные линии - следы давних маршрутов, и рисунки раскрытых парашютов - места высадки десантов, и причудливее кривые, запечатлевшие линию фронта на такой-то и на такой-то день.
Старчак расстелил карту на столе, отодвинув стакан с чаем.
Чай давно остыл, а Иван Георгиевич все так же молча рассматривал свою старую карту.
Я читал те же названия, что и он.
Встречая хорошо знакомые наименования, Старчак вспоминал связанные с этими местами события своей жизни. Вот здесь, в авиагородке, он гостил у товарища в тридцать пятом году, а здесь совершил свой первый прыжок с самолета, делающего петлю Нестерова. А в этом городе он впервые встретил Наташу... Все это было так давно, до войны.
А вот еще названия: Белосток, Рось, Улла, Дрнсса, Волковыск, Быхов, Могилев, Полоцк, Борисов, Калинко-вичи. Для Старчака это не только точки на штурманской карте.
Рось... Это первое место во вражеском тылу, туда летал он в июле, вскоре после того, как вернулся.
Туда надо было доставить офицера связи, которому было приказано помочь выйти из окружения большой группе наших войск.
В самолете Р-5 было трое: Старчак, летчик и офицер связи. Они перелетели линию фронта и на рассвете приземлились на лесной поляне. Здесь были когда-то владения графа Потоцкого. Офицер связи, молодой майор из Генерального штаба, с черным бархатным воротником, сказал Старчаку:
- Через двое суток жду вас здесь.
Он скрылся в лесу, а Старчак, пока летчик возился с мотором, ходил неподалеку, опираясь на тяжелую палку, разминая затекшие ноги.
Линию фронта перелетели на небольшой высоте: земля заглушала гул двигателя.
На другой день Старчак доставил в тыл еще одного офицера связи, на этот раз в Волковыск. Район посадки был подернут густым туманом, и от летчика требовалось большое мастерство, чтобы благополучно приземлиться.
- Что же это, - сказал пилот. - Фронт уже где, - он показал рукой на восток, - а мы, можно сказать, к немцам в лапы лезем.
И, словно в подтверждение этих слов, на дороге показались немецкие солдаты на грузовиках.
Туман поредел. Немцы заметили самолет, и машины помчались по зеленому лугу напрямик к месту посадки...
Летчик знал, что развернуть самолет не успеет, и поэтому решил направить его навстречу грузовикам.
Автомашины были в сотне метров, когда самолет оторвался от земли.
Немцы открыли пальбу из автоматов. Но самолет уже над лесом. Чуть ли не касаясь колесами верхушек деревьев, он идет на восток, к своим.
Назавтра в обещанное время Старчак прибыл в район Роси за майором. Еще с воздуха он и летчик заметили группу людей на том месте, где предстояло совершить посадку.
На земле выстрелили ракетами условного цвета, и Старчак облегченно вздохнул:
- Свои...
Кроме знакомого Старчаку майора, здесь были еще два наших командира и два немца - тучный офицер и тощий солдат в пенсне.
- Всех не возьмем, - сказал летчик.
- Кого же оставить? - спросил Старчак майора. Тот, помолчав, ответил:
- Немецкого офицера надо захватить. Полковника тоже и вот товарища майора, - он кивнул в сторону командира.
- А вы? - вырвалось у пилота.
- А я верю, что вы со Старчаком за мной и за этим солдатом завтра или послезавтра прилетите.
Летчик стал рассаживать пассажиров.
Майор и немецкий офицер поместились в люльках, укрепленных под крыльями. Полковник и Старчак устроились возле летчика, выбросив второе сиденье.
Самолет тяжело оторвался от земли. Он шел на восток. Летели над лесом, стараясь держаться подальше от дорог.
Когда приближались к линии фронта, немецкие зенитчики открыли яростный огонь из пулеметов. Пули свистели, казалось, над самым ухом. Свинцовый дождь барабанил по обшивке. Летчик резко сбавил газ, и самолет, проваливаясь, стал снижаться. Над самым лесом пилот выровнял машину и вновь повел ее на восток.
Приземлились на полевом аэродроме в районе Вязьмы. Летчик, сдернув меховой шлем, сказал Старчаку:
- Думал - крышка...
Пассажиры начали выбираться из самолета. Вот неловко спрыгнул на землю пожилой полковник, вот вылез наконец и майор.
- А где немец? - спросил Старчак.
Моторист вытащил тучного офицера. Он был мертв: пулеметная очередь прошила ему голову.
Пилот и моторист насчитали в самолете восемнадцать пробоин...
Да, многое напомнила капитану Старчаку его штурманская, потертая на сгибах карта. Вспомнил он и то, как помог выйти из вражеского кольца нашей колонне" которую вел из района Бреста полковник Некрасов.
Об этом маленьком событии Иван Георгиевич не стал и говорить:
- Чего там, вам это лучше, чем мне, известно.
8
Днем - работа в отряде, ночью - полеты... Вот почему он был- таким усталым в то утро, когда я по заданию газеты приезжал на главную базу парашютистов "Дачу Старчака".
- Но вы могли бы не летать, - сказал я Старчаку, когда разговор зашел о той поре.
- Вы хотите сказать: имел право, - уточнил Старчак. - Право не летать я имел, но отказываться от полетов не мог. Тогда, в первые дни, делать то, что я делал, было некому. Ведь, кроме права, есть долг.
- Не знаю, как другим командирам, - добавил Старчак, помолчав, - а мне повезло: я имел дело с людьми, которые меньше всего говорили о правах. Вспоминается мне один паренек, Петров Борис Гордеевич... Вы, наверно, с ним встречались. Вот он,
Я посмотрел на фотографию и узнал в высоком юноше парашютиста, с которым, работая в дивизионной газете, несколько раз беседовал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36
О том, что при подготовке парашютистов к выброске в тыл приходится думать и о таких мелочах, как метки на белье, капитан сказал Демину не для красного словца.
У разведчика, по выражению Старчака, все должно быть из быта, другими словами, домашнее, а не армейское. Не новое, только что со склада, а ношеное, довоенное, с доброй заплатой.
Порой капитан приказывал одному из парашютистов обыскать другого и найти в его одежде или среди вещей что-нибудь сомнительное.
В уголке кармана завалялась махорка? Не дай бог, если она фабричная, а не домашней крошки! Или, чего доброго, если припасена для раскурки газета, вышедшая после начала войны... Не беда, что не указан день выпуска: по одному лоскутку узнают, свежая она или старая.
И так во всем.
И все же Старчак взял в отряд такого приметного парня, как Демин. Поверил в него - и взял.
7
Надо было уточнить название одной из белорусских деревень, и я попросил у Старчака более подробную карту. Он достал из шкафа хорошо знакомую мне большую штурманскую сумку с целлулоидным окном на крышке. Такая сумка удобна в полёте, а ходить с ней плохо: бьет по ногам...
Отстегнув кнопки, Старчак достал старую, выцветшую карту, испещренную карандашными пометками. Были здесь и красные ломаные линии - следы давних маршрутов, и рисунки раскрытых парашютов - места высадки десантов, и причудливее кривые, запечатлевшие линию фронта на такой-то и на такой-то день.
Старчак расстелил карту на столе, отодвинув стакан с чаем.
Чай давно остыл, а Иван Георгиевич все так же молча рассматривал свою старую карту.
Я читал те же названия, что и он.
Встречая хорошо знакомые наименования, Старчак вспоминал связанные с этими местами события своей жизни. Вот здесь, в авиагородке, он гостил у товарища в тридцать пятом году, а здесь совершил свой первый прыжок с самолета, делающего петлю Нестерова. А в этом городе он впервые встретил Наташу... Все это было так давно, до войны.
А вот еще названия: Белосток, Рось, Улла, Дрнсса, Волковыск, Быхов, Могилев, Полоцк, Борисов, Калинко-вичи. Для Старчака это не только точки на штурманской карте.
Рось... Это первое место во вражеском тылу, туда летал он в июле, вскоре после того, как вернулся.
Туда надо было доставить офицера связи, которому было приказано помочь выйти из окружения большой группе наших войск.
В самолете Р-5 было трое: Старчак, летчик и офицер связи. Они перелетели линию фронта и на рассвете приземлились на лесной поляне. Здесь были когда-то владения графа Потоцкого. Офицер связи, молодой майор из Генерального штаба, с черным бархатным воротником, сказал Старчаку:
- Через двое суток жду вас здесь.
Он скрылся в лесу, а Старчак, пока летчик возился с мотором, ходил неподалеку, опираясь на тяжелую палку, разминая затекшие ноги.
Линию фронта перелетели на небольшой высоте: земля заглушала гул двигателя.
На другой день Старчак доставил в тыл еще одного офицера связи, на этот раз в Волковыск. Район посадки был подернут густым туманом, и от летчика требовалось большое мастерство, чтобы благополучно приземлиться.
- Что же это, - сказал пилот. - Фронт уже где, - он показал рукой на восток, - а мы, можно сказать, к немцам в лапы лезем.
И, словно в подтверждение этих слов, на дороге показались немецкие солдаты на грузовиках.
Туман поредел. Немцы заметили самолет, и машины помчались по зеленому лугу напрямик к месту посадки...
Летчик знал, что развернуть самолет не успеет, и поэтому решил направить его навстречу грузовикам.
Автомашины были в сотне метров, когда самолет оторвался от земли.
Немцы открыли пальбу из автоматов. Но самолет уже над лесом. Чуть ли не касаясь колесами верхушек деревьев, он идет на восток, к своим.
Назавтра в обещанное время Старчак прибыл в район Роси за майором. Еще с воздуха он и летчик заметили группу людей на том месте, где предстояло совершить посадку.
На земле выстрелили ракетами условного цвета, и Старчак облегченно вздохнул:
- Свои...
Кроме знакомого Старчаку майора, здесь были еще два наших командира и два немца - тучный офицер и тощий солдат в пенсне.
- Всех не возьмем, - сказал летчик.
- Кого же оставить? - спросил Старчак майора. Тот, помолчав, ответил:
- Немецкого офицера надо захватить. Полковника тоже и вот товарища майора, - он кивнул в сторону командира.
- А вы? - вырвалось у пилота.
- А я верю, что вы со Старчаком за мной и за этим солдатом завтра или послезавтра прилетите.
Летчик стал рассаживать пассажиров.
Майор и немецкий офицер поместились в люльках, укрепленных под крыльями. Полковник и Старчак устроились возле летчика, выбросив второе сиденье.
Самолет тяжело оторвался от земли. Он шел на восток. Летели над лесом, стараясь держаться подальше от дорог.
Когда приближались к линии фронта, немецкие зенитчики открыли яростный огонь из пулеметов. Пули свистели, казалось, над самым ухом. Свинцовый дождь барабанил по обшивке. Летчик резко сбавил газ, и самолет, проваливаясь, стал снижаться. Над самым лесом пилот выровнял машину и вновь повел ее на восток.
Приземлились на полевом аэродроме в районе Вязьмы. Летчик, сдернув меховой шлем, сказал Старчаку:
- Думал - крышка...
Пассажиры начали выбираться из самолета. Вот неловко спрыгнул на землю пожилой полковник, вот вылез наконец и майор.
- А где немец? - спросил Старчак.
Моторист вытащил тучного офицера. Он был мертв: пулеметная очередь прошила ему голову.
Пилот и моторист насчитали в самолете восемнадцать пробоин...
Да, многое напомнила капитану Старчаку его штурманская, потертая на сгибах карта. Вспомнил он и то, как помог выйти из вражеского кольца нашей колонне" которую вел из района Бреста полковник Некрасов.
Об этом маленьком событии Иван Георгиевич не стал и говорить:
- Чего там, вам это лучше, чем мне, известно.
8
Днем - работа в отряде, ночью - полеты... Вот почему он был- таким усталым в то утро, когда я по заданию газеты приезжал на главную базу парашютистов "Дачу Старчака".
- Но вы могли бы не летать, - сказал я Старчаку, когда разговор зашел о той поре.
- Вы хотите сказать: имел право, - уточнил Старчак. - Право не летать я имел, но отказываться от полетов не мог. Тогда, в первые дни, делать то, что я делал, было некому. Ведь, кроме права, есть долг.
- Не знаю, как другим командирам, - добавил Старчак, помолчав, - а мне повезло: я имел дело с людьми, которые меньше всего говорили о правах. Вспоминается мне один паренек, Петров Борис Гордеевич... Вы, наверно, с ним встречались. Вот он,
Я посмотрел на фотографию и узнал в высоком юноше парашютиста, с которым, работая в дивизионной газете, несколько раз беседовал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36