как раз один из этих порывов и
помог мне обнаружить потайные туннели. Я посмотрел на часы близилось время
восхода солнца и исполнился решимости оказать сопротивление этому шквальному
потоку, который устремился в недра земли, служившие ему домом, с таким же
неистовством, с каким рвался он вечером наружу. Страх растаял, и это было
вполне объяснимо: мои размышления над неизвестным феноменом были прерваны
проявлением естественной природной стихии.
Между тем, становясь все неистовее, стон перерастал в пронзительный
визг, с которым ветер ночи устремлялся в подземную пучину. Я снова упал
ничком и лихорадочно вцепился в пол, в ужасе представив себе, как шквальный
поток швырнет меня сквозь распахнутую дверь в разверзшуюся за нею
фосфоресцирующую бездну. Боязнь провалиться в эту пропасть первая овладела
мной; однако к тому времени, когда я заметил, что мое тело действительно
скользит по направлению к зияющему входу в пропасть, я был уже пленником
тысячи новых страхов, завладевших моим воображением. Неумолимость воздушного
потока пробудила во мне самые невероятные фантазии; содрогнувшись, я вновь
сравнил себя с тем увиденным мною в жутком коридоре единственным
представителем рода человеческого, который был разорван в клочья сыновьями
Безымянного Города ибо в той беспощадной силе, с которой терзал меня
завихрявшийся поток, угадывалось нарастающее с каждой секундой мстительное
неистовство, словно вызванное неспособностью быстро расправиться со мной.
Кажется, в последний момент из моей груди вырвался дикий вопль я почти
потерял рассудок но даже если это было так, мой крик растворился в шуме этой
преисподней с ее завывавшими ветрами-призраками. Я попытался ползти назад,
преодолевая сопротивление невидимого убийственного потока, но не смог даже
удержаться на месте струя воздуха медленно и неумолимо подталкивала меня к
входу в неизвестный мир. Остатки разума покинули меня, загадочное двустишие
безумного араба Аль-Хазреда, увидавшего Безымянный Город во сне, вновь
завертелось в моей голове, и я безостановочно повторял его вслух:
То не мертво, что вечность охраняет,
Смерть вместе с вечностью порою умирает.
Только задумчивые сумрачные боги пустыни знают, что произошло тогда...
с какой неописуемой яростью я боролся во тьме с несущим смерть потоком,
какой Абаддона вернул меня в жизнь, где я обречен всегда помнить о ветре
ночи и дрожать при его появлении до тех пор, пока забытье или что-нибудь
похуже не овладеет мною. Что это было? Нечто чудовищное, неестественное,
колоссальное; слишком далеко выходило оно за пределы человеческого разума,
чтобы можно было поверить своим глазам и убедить себя в том, что это
увиденное нечто не игра воображения. Я до сих пор не могу поверить в
реальность увиденной мною картины, и только в немые, отягощенные проклятием
предрассветные часы, когда невозможно уснуть, я перестаю сомневаться в ее
подлинности.
Как я уже говорил, ярость обрушившегося на меня воздушного потока была
поистине адской, дьявольской в худшем смысле этого слова, и его звучание
наполняло меня ужасом и омерзением, ибо я чувствовал скрытую в нем злобу
необитаемой вечности. Скоро эти звуки, которые до того казались мне
совершенно хаотичными, приобрели какую-то ритмичность, они терзали мой мозг.
Я услышал леденящие кровь проклятия и звериный рык чужеязычных монстров,
доносившиеся из глубин, где в течение многих миллиардов лет покоились
бесчисленные древности, скрытые от озаренного рассветом мира людей.
Повернувшись, я увидел контуры, четко вырисовывавшиеся на фоне лучезарного
эфира бездны, которые нельзя было увидеть из сумрачного коридора кошмарная
стая бешено мчавшихся дьяволов, с перекошенными от ненависти мордами, в
нелепых доспехах; полупрозрачные дьяволы, порождение расы, о которой люди не
имеют ни малейшего понятия, ползучие рептилии Безымянного Города.
Как только ветер утих, я погрузился туда, где властвовали загробные
чудовища во тьму земных недр; ибо за последней из тварей с лязгом
захлопнулась могучая бронзовая дверь, породив оглушающий раскат музыкального
металлического скрежета, эхо которого вырвалось в далекий мир людей,
приветствуя восходящее солнце, как некогда приветствовали его колоссы
Мемнона с берегов Нила.
Пер. Е. Мусихина
1 2 3 4 5 6
помог мне обнаружить потайные туннели. Я посмотрел на часы близилось время
восхода солнца и исполнился решимости оказать сопротивление этому шквальному
потоку, который устремился в недра земли, служившие ему домом, с таким же
неистовством, с каким рвался он вечером наружу. Страх растаял, и это было
вполне объяснимо: мои размышления над неизвестным феноменом были прерваны
проявлением естественной природной стихии.
Между тем, становясь все неистовее, стон перерастал в пронзительный
визг, с которым ветер ночи устремлялся в подземную пучину. Я снова упал
ничком и лихорадочно вцепился в пол, в ужасе представив себе, как шквальный
поток швырнет меня сквозь распахнутую дверь в разверзшуюся за нею
фосфоресцирующую бездну. Боязнь провалиться в эту пропасть первая овладела
мной; однако к тому времени, когда я заметил, что мое тело действительно
скользит по направлению к зияющему входу в пропасть, я был уже пленником
тысячи новых страхов, завладевших моим воображением. Неумолимость воздушного
потока пробудила во мне самые невероятные фантазии; содрогнувшись, я вновь
сравнил себя с тем увиденным мною в жутком коридоре единственным
представителем рода человеческого, который был разорван в клочья сыновьями
Безымянного Города ибо в той беспощадной силе, с которой терзал меня
завихрявшийся поток, угадывалось нарастающее с каждой секундой мстительное
неистовство, словно вызванное неспособностью быстро расправиться со мной.
Кажется, в последний момент из моей груди вырвался дикий вопль я почти
потерял рассудок но даже если это было так, мой крик растворился в шуме этой
преисподней с ее завывавшими ветрами-призраками. Я попытался ползти назад,
преодолевая сопротивление невидимого убийственного потока, но не смог даже
удержаться на месте струя воздуха медленно и неумолимо подталкивала меня к
входу в неизвестный мир. Остатки разума покинули меня, загадочное двустишие
безумного араба Аль-Хазреда, увидавшего Безымянный Город во сне, вновь
завертелось в моей голове, и я безостановочно повторял его вслух:
То не мертво, что вечность охраняет,
Смерть вместе с вечностью порою умирает.
Только задумчивые сумрачные боги пустыни знают, что произошло тогда...
с какой неописуемой яростью я боролся во тьме с несущим смерть потоком,
какой Абаддона вернул меня в жизнь, где я обречен всегда помнить о ветре
ночи и дрожать при его появлении до тех пор, пока забытье или что-нибудь
похуже не овладеет мною. Что это было? Нечто чудовищное, неестественное,
колоссальное; слишком далеко выходило оно за пределы человеческого разума,
чтобы можно было поверить своим глазам и убедить себя в том, что это
увиденное нечто не игра воображения. Я до сих пор не могу поверить в
реальность увиденной мною картины, и только в немые, отягощенные проклятием
предрассветные часы, когда невозможно уснуть, я перестаю сомневаться в ее
подлинности.
Как я уже говорил, ярость обрушившегося на меня воздушного потока была
поистине адской, дьявольской в худшем смысле этого слова, и его звучание
наполняло меня ужасом и омерзением, ибо я чувствовал скрытую в нем злобу
необитаемой вечности. Скоро эти звуки, которые до того казались мне
совершенно хаотичными, приобрели какую-то ритмичность, они терзали мой мозг.
Я услышал леденящие кровь проклятия и звериный рык чужеязычных монстров,
доносившиеся из глубин, где в течение многих миллиардов лет покоились
бесчисленные древности, скрытые от озаренного рассветом мира людей.
Повернувшись, я увидел контуры, четко вырисовывавшиеся на фоне лучезарного
эфира бездны, которые нельзя было увидеть из сумрачного коридора кошмарная
стая бешено мчавшихся дьяволов, с перекошенными от ненависти мордами, в
нелепых доспехах; полупрозрачные дьяволы, порождение расы, о которой люди не
имеют ни малейшего понятия, ползучие рептилии Безымянного Города.
Как только ветер утих, я погрузился туда, где властвовали загробные
чудовища во тьму земных недр; ибо за последней из тварей с лязгом
захлопнулась могучая бронзовая дверь, породив оглушающий раскат музыкального
металлического скрежета, эхо которого вырвалось в далекий мир людей,
приветствуя восходящее солнце, как некогда приветствовали его колоссы
Мемнона с берегов Нила.
Пер. Е. Мусихина
1 2 3 4 5 6