– О, красотка из красоток, придвинь ко мне свое ушко, чтобы я мог нашептать тебе любезности, – пристал Дэвид к хорошенькой дерзкой служанке, пробегавшей мимо с полной корзинкой.
– Берегись, чтобы я не забросала твои уши гнилыми яйцами, – резко ответила девушка. Молодые люди рассмеялись и хлопнули себя по ляжкам.
Но мимо пробегала уже следующая девушка, к которой уже пытались пристать молодые люди, однако женскому населению Ноттингема не надо было лезть за словом в карман. И площадь буквально сотрясалась от смеха и всеобщего веселья.
– Пойдем, Кассиан, – взволнованно крикнул Дэвид и вытащил у пробегавшей мимо цветочницы одну фиалку из букета. – Теперь твоя очередь, ты должен спеть песню о красоте женщин. Мы хотим к ним подольститься. Давай начинай.
Кассиан прислонился к стене, вымученная улыбка появилась на его губах, но он отмахнулся.
– Я плохой стихоплет, – выдавил он. – А льстить я вовсе не умею.
Он думал о Катрин. Он видел ее в каждой проходившей мимо девушке. Она подарила ему себя прошлой ночью. Теперь она принадлежала ему навсегда. Гордость переполняла его. Большая гордость, потому что он точно знал, что значило для девушки ее сословия подарить себя мужчине до брачной ночи.
«Она любит меня без всякой меры, – думал он, задыхаясь от счастья. – А я… я люблю ее больше, чем мою жизнь. Кассиан и Катрин. Катрин и Кассиан».
– Песню, спой песню, или тебя совсем не привлекает красота женщин, – приставал Дэвид.
– Есть только одна, чья красота меня трогает, – ответил Кассиан, но Дэвид не сдавался.
– Забудь Катрин, забудь ее хоть на один день, посмотри вокруг и порадуйся на красные щеки служанок, пышные груди кормилец и крепкие руки прачек. Они красивые эти женщины, только посмотри, Кассиан, жизнь прекрасна.
Кассиан вздохнул. Однако он взял из рук своего друга фиалку и бросился к бойкой юной крестьянке, которая тащила в руках громко орущего петуха, и сказал, протягивая ей цветок:
– Дорогая, я насмерть влюбился в вашего петуха, дайте мне его в жены за этот голубой цветок, прислушайтесь, королева петухов, к моей просьбе, иначе я умру.
Молодые люди расхохотались и от веселья подбросили в воздух свои шляпы.
– Кассиан, разбивающий сердца петухам, – орали они.
Бойкая крестьяночка вырвала цветок из руки Кассиана, вынула яйцо из кармана и сказала, хихикая:
– Петух уже обещан другому господину, но я дарю вам его дочку, держите.
– Громадное спасибо, принцесса петухов, госпожа над всеми яйцами, – Кассиан поклонился, но когда он выпрямился, его взгляд упал на карету, быстро проезжавшую мимо. Шутливые слова замерли у него на языке, глаза широко раскрылись.
– Катрин! – крикнул он. – Катрин, подожди!
Но кучер хлестнул лошадей, и хотя Кассиан бежал вслед за каретой так быстро, как только мог, экипаж вскоре исчез, оставив после себя тучу пыли. Кассиан остановился, задыхаясь.
Он все еще с ужасом смотрел вслед карете, когда к нему подбежал Дэвид.
– Это была Катрин. Куда она поехала?
Дэвид посмотрел на друга.
– Извини, что я тебе не сказал. Мне строго-настрого приказали молчать. Катрин уже сегодня будет в монастыре.
– В монастыре. Почему? Почему она мне об этом не сказала?
– Она сама не знала. Это решили только сегодня утром.
– Как? Что случилось, Дэвид? Скажи мне, я должен знать, что произошло.
Голос Кассиана был таким настойчивым, а взгляд испуганным, что сердце Дэвида наполнилось состраданием к другу. Он знал о любви Кассиана и Катрин, о любви, перед которой он испытывал уважение, потому что она казалась ему больше и глубже, чем у других людей. Кроме того, Кассиан был его лучшим другом, хотя отец, лорд Артур, не одобрял этой дружбы. Но Дэвиду было все равно, что Кассиан католик, а его семья принадлежит к Англиканской церкви. Так или иначе, есть только один Бог, и как в него верить, совершенно безразлично, главное – быть достойным человеком, твердо соблюдающим десять заповедей, таково было мнение Дэвида, и поэтому он ответил честно:
– Сэр Болдуин Гумберт попросил руки Катрин.
– Что? Как? Что ты сказал? – голос Кассиана с каждым словом становился все громче.
– Это произошло вчера на празднике в соседнем графстве.
– А что ответил на это лорд Артур?
Дэвид смущенно уставился в землю и поковырял кончиком сапога в трещине между камнями мостовой.
– Что он мог сделать?
Кассиан схватил Дэвида за плечи и встряхнул его.
– Дэвид, ради Бога, говори. Что произошло? Что решил лорд Артур? И куда отослали Катрин? В какой монастырь?
Дэвид высвободился из сильных рук Кассиана, затем ответил:
– Мой отец согласился, Катрин пообещали сэру Болдуину Гумберту.
– О Господи! Только не говори, что это правда.
– Правда, если бы все было по воле сэра Болдуина, то они бы уже сегодня стояли перед алтарем, но Катрин заартачилась, она даже заявила, что была с тобой, что ты стал ее мужем.
– Нет!
– Говорю тебе, что сказала.
Кассиан смотрел в направлении, в котором исчезла карета, и не знал плакать ему или смеяться. Плакать, потому что женщина, которую он так любил, не была больше рядом с ним, или смеяться, потому что она так решительно отказалась выйти замуж за другого.
– Отец вне себя от гнева на тебя, он назвал тебя бесчестным. Бесчестным и подлым, как будто ты переспал с его кошельком.
Кассиан кивнул.
– Я не могу его в этом винить, рассказывай дальше, повтори мне каждое слово, я должен все знать, Дэвид.
– После признания Катрин и ее упорного отказа выйти замуж за сэра Болдуина моей матери пришла в голову одна идея, отослать Катрин на один год в монастырь. – Дэвид улыбнулся и чуть смущенно развел руками. – Ты знаешь, моя мать немного сентиментальна, она думает, что за один год многое может произойти. Я так понимаю, что она просто оттягивает срок замужества Катрин. Мать заявила, что Катрин должна окончить свое образование, чтобы стать достойной женой сэра Болдуина.
– Но почему сэр Артур принял предложение сэра Болдуина?
Кассиан непонимающе покачал головой.
– Объясни мне, любой знает, какой сэр Гумберт мерзавец, а твой отец – человек чести, и честь его рода для него превыше всего.
Дэвид пожал плечами и смущенно посмотрел в сторону.
– Во время войны мы укрывали в охотничьем доме несколько преследуемых роялистов. Это была молодая семья – муж, его жена на последнем сроке беременности и двое маленьких детей. Она болела, у нее была лихорадка, не мог же отец их прогнать как бешеных собак. Мы принадлежим к Англиканской церкви и живем по правилам Святого Писания: люби своего ближнего, как самого себя. Что же нам было, нарушать евангельские заповеди?
– Нет, конечно, нет. Роялисты, католики, протестанты – все мы христиане, люди, англичане.
– А вот у сэра Болдуина другое мнение. Он вынюхал, что мой отец прятал эту семью в охотничьем домике, посылал к ним врача и повитуху.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73