Нет уж, старину Калвертона к Делу привлечь никогда не удастся.
Тогда какого черта сюда влез Уэйнрайт?
Ничего хорошего в этом не было. Спать я не мог, вылез из-под москитной сетки и направился к французскому окну, выходившему на крышу веранды. Сезон дождей, силой которых Верхний Пенджаб никогда не отличался, ещё не добрался до этих мест, но в воздухе уже чувствовалась сырость. Я облокотился на перила, закурил и стал рассматривать окрестные постройки, белевшие в лунном свете. Само бунгало имело Г-образную форму. Комната Клер находилась в коротком крыле, но между ними крыша веранды имела разрыв. Мне вспомнился самоотверженный прыжок, который пришлось совершить, когда нас застукала леди Шила.
Неподалеку от меня по бетонному полу щелкнул камешек. Я выглянул и прямо под собой различил фигуру Мирай Хана. Бесшумно, как кошка, он вскарабкался по решетке, перемахнул через перила и отдал честь.
- Салам, Хан Бахадур, - приветствовал я его и подал руку.
- Давай пройдем внутрь, Идвал Риз, - прошептал он. - Комната старого сахиба как раз под нами, а у него очень чуткий слух.
Мы зашли внутрь, я оглядел его при свете. Как и Калвертону, ему стукнуло немало лет, но он был по-прежнему крепок. Борода и роскошные кавалерийские усы со времени нашей последней встречи поседели ещё сильнее, но лихо закрученный тюрбан был туго стянут. Он пришел в полк неумелым рекрутом, когда Калвертона произвели в офицеры, а это значило, что разница в их возрасте не превышала года. Но, говоря друг о друге, они всегда добавляли слово "старый". Возраст на Востоке ставится в заслугу и тешит тщеславие.
- Как ты мог так приехать, сахиб, - спросил он, - что я ничего не заметил?
- Тихо, как ты и просил. В платье пенджабского мусульманина.
Довольная усмешка тронула его губы.
- А трижды проклятый патанский вор?
- Он все ещё со мной.
- Однажды ночью, пока ты спишь, он перережет тебе глотку.
- Сомневаюсь.
- Я тоже. Шутка.
- В чем дело, Мирай? - поинтересовался я. - Ты можешь мне сказать, не предав доверие хозяина? Бригадир-сахиб ничего не сказал мне... и не собирается.
Он ненадолго задумался.
- Разговор с другом и в интересах друга нельзя считать предательством, сахиб, - Мирай Хан повернулся, постоял у окна и снова вернулся ко мне. - Я говорю о дружбе. Можно другу простить большую дерзость?
- Конечно можно. Потому что эта дерзость не может быть намеренной. Что ты хотел сказать, Мирай?
- Почему вы с мисс-сахиб Клер не поженились? - спросил он, и теперь настала моя очередь хранить молчание. Потом я заговорил, изо всех сил стараясь сдержаться.
- У неё есть работа. Это её госпиталь в горах. Тебе об этом прекрасно известно, Мирай.
- Разве она похожа на высохшую миссионершу-мемсахиб, которая не может найти себе мужа? - поморщился он. - Неужели кроме нашей красавицы некому раздавать суп и вытирать носы базарному отродью?
- Это неправда, и ты сам это знаешь, - возразил я. - Она возглавляет очень большой госпиталь для тибетских беженцев, которых китайцы могли заморить до смерти непосильной работой.
- Никогда не приходилось слышать о тибетце, замученном работой, фыркнул он. - Замужняя женщина должна все бросить и следовать за мужем.
- А твоя?
- Все трое, какое невезенье, - улыбнулся Мирай Хан и этим немного разрядил обстановку, но по-прежнему не желал сменить тему беседы.
- Значит, Клер-баба не может оставить своих проклятых тибетцев? А тебе этого очень бы хотелось, верно?
- Наши женщины имеют свободу выбора.
- Женщинам нужно иногда вправлять мозги для их же пользы - и приводить разумные доводы, если это сработает.
- А если нет?
- Драть кнутом.
- Ты можешь как-нибудь это с ней попробовать, если, конечно, сочтешь эту жизнь слишком для себя обременительной.
- А мне приходилось проделывать это множество раз, когда проказница была ещё ребенком. Если что-то было не по ней, она имела обыкновение забираться на дерево у сеновала, где мемсахиб не могла до неё добраться, и оттуда орала что в голову взбредет. Я поднимался с тростью из ротанга, чтобы поучить её хорошим манерам. После этого она пару дней сесть не могла.
- Ты сам сказал, тогда она была ребенком, Мирай. Этих дней не вернешь. Мы не бьем наших женщин.
- Жаль. Даже лошади изредка нужен кнут - для воспитания здравого смысла, - он посмотрел мне в лицо. - Мы все толчемся вокруг да около, сахиб, и сами все отлично знаем. Скажи честно, почему ты на ней не женился?
- Наши пути разошлись, - пожал я плечами. - Судьба.
- А твой путь её не устраивает?
- Похоже, что так.
- А ты не мог бы помогать ей здесь?
- Что я, врач или женщина, чтобы вытирать сопливые носы?
- Спасибо сострадательному Аллаху - нет. Так тебя её путь не устраивает? - он воздел к небу руки. - Шейх мати. - Это означает полное поражение. - Значит, вам обоим жить в печали.
- Не совсем. Все забыто.
- Именно потому она до сих пор хранит твою фотографию и во время приездов сюда распрашивает, что я о тебе слышал.
- Тогда, - рассерженно буркнул я, - это было сказано обо мне.
- Подтверждением может служить твое появление на балконе, когда ты как верблюд во время течки пялился на её окна.
- Слишком много на себя берешь, Хан Бахадур. Не стоит бросать мне в лицо оскорбления, - я почувствовал, как кровь приливает к лицу.
- Прошу у сахиба прощения. Я не хотел тебя оскорбить. Я - старый человек, и видел много поколений молодых британских и индийских офицеров. Между ними мало разницы. Никто не осуждает соседа за воровство фруктов с дерева будущего тестя. Разве человек становится от этого хуже?
- Давай сменим тему, - решительно заявил я.
- С удовольствием. Если сахиб действительно этого хочет. Но мы так и не добрались до настоящей причины. Все дело в твоей работе. На самом деле она её не выносит.
- Не понимаю, о чем ты...
- Сахиб, сахиб, - упрекнул Мирай Хан. - Разве не я перетащил тебя однажды через границу, когда какие-то головорезы гнались по пятам, а вы с патаном оказались на волоске от смерти? Ты для меня был просто другом в беде. Я хоть раз поинтересовался цветом кожи или политическими пристрастиями этих потрошителей? Мне и сейчас это абсолютно безразлично. У меня только один цвет - цвет моей кожи, и нет другой политики, чем у генерал-сахиба. Но я не дурак. Мне известно, что влечет за собой твоя работа, какая бы сторона не платила. Именно это я хотел обсудить.
- Этот вопрос я обсуждать не могу.
- Даже если генерал-сахиб с Клер-баба замешаны в этом деле и их жизни грозит опасность?
Так вот в чем дело! Я ощутил холодную пустоту в желудке. Мне не хотелось продолжать этот разговор, но теперь нужно было все выяснить.
- Ты знаешь, чем я занимаюсь - работаю на тех, кто мне платит. Правда, все они принадлежат к одному лагерю, и я никогда не работаю против Индии или Пакистана.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59