— Андрей тоже не любит об Афгане говорить.
— Пусть так и будет. Для кого-то эта война не кончится никогда.
Семенов лихо притормозил перед входом в казино «Патриот». Над городом уже сгущались сумерки, поэтому яркие огни над входом в казино уже зажгли. Огоньки бежали по громадной двуязычной вывеске, отражаясь на близстоящих машинах, которые уже припарковались перед входом.
Мы вошли. Семенов что-то спросил у охранника рядом со входом. Тот указал в глубь казино. Вслед за Семеновым я прошел в служебные помещения. В одном из них, похоже в раздевалке охраны, нас ждал парень лет тридцати. Он лениво листал страницы цветастого журнала и, видимо, сильно скучал. Вскинул голову, когда открылась дверь, увидел Семенова и вскочил:
— Петр Владимирович…
— Спокойно, Саша. Садись.
Павлов опустился на стул, но не сводил с Семенова глаза. Словно чего-то боялся.
— У Зураба Иосифовича есть пара вопросов, — пропустил меня вперед Петя. — Я пока выйду. — Он повернулся ко мне: — Жду вас у стойки бара.
Семенов вышел и тщательно прикрыл за собой дверь.
Я еще колебался. Наверное, боялся показаться сумасшедшим. Несолидно это как-то в моем-то возрасте. И все-таки. Попробовать стоит…

* * *
— Александр, — медленно начал я.
— Да? — в голосе и взгляде Павлова сквозило подобострастие, изрядно сдобренное страхом.
— Александр, когда вы в последний раз… — я помедлил, прежде чем закончить вопрос, — видели Сметанина.
— Дня за три до пожара. Он тогда в казино пришел. Очень просил долг вернуть. Я у него как-то пять сотен баксов занял. А после увольнения Сметанину деньги очень понадобились…
— И все?
Павлов колебался. Он уже порывался было что-то сказать, но не сделал этого.
— Проблемы? — улыбнулся я. Похоже, моя улыбка показалась ему зловещей. Слишком зловещей.
— Не то чтобы проблемы… — Павлов дотянулся до куртки на вешалке. — Позавчера, в мою смену, сюда пришла Юркина мать. Ирина Юрьевна… Его же по деду назвали. Передала мне вот эту записку и сразу ушла.
Он протянул мне сложенный вчетверо листок бумаги:
«Саша!
Мне срочно — срочно!!! — нужны деньги. Те пятьсот, что я тебе давал после Нового года.
Отвези их на дачу моей матери. Это в Рощине. Мы с тобой там были.
Срочно!!!
Не сомневайся — это я.
Юра.

21 марта 2000 года»
— Двадцать первого марта… Три дня назад… — пробормотал я. — Он что, жив, да?
— Я не знаю! — вдруг почти выкрикнул Павлов, вскочил, опрокинув стул. Заметался на маленьком пятачке между мной и стеной. — Не знаю!
— Спокойно, мальчик. Спокойно, — я старался говорить ровно и тихо, но голос срывался. — Но это почерк его?
— Что? — Павлов замер передо мной.
— Я спрашиваю: это его почерк?
— Точно — почерк Юры. Я много раз видел.
Я лихорадочно соображал.
Нет!
Полный бред!
Кто же тогда погиб? И кто живет в квартире Пи-рогова? Костя? Или…
Не может быть! Нет! ..
— Когда ты собирался ехать в Рощино?
— Сегодня, — Саша посмотрел на часы. — Через сорок минут хорошая электричка.
— Поедем на машине. Идем.
Саша торопливо оделся, мы выскочили в зал. У стойки бара я сразу увидел Семенова. Его трудно было не заметить.
— Петя, нужно ехать в Рощино. Саша покажетдорогу.
— Нет проблем, — флегматично произнес Семенов, залпом допил минералку. — Есть новости?
— Новость. И хорошая, и плохая. По дороге расскажу.

* * *
Когда через час мы добрались до Рощина, сумерки уже сгустились до темноты.
Саша, путаясь в приметах, с третьего захода привел нас к дому в десяти минутах пешкарусом от станции. Старый финский дом. В одном из окон — кухня? — горел неяркий свет.
— Идем, — сказал я. Меня слегка потряхивало. Так уже было однажды. На охоте. Азарт. Погоня.
Но я боялся того, что узнаю.
Саша откинул проволоку, которая придерживала калитку, первым поднялся на крыльцо. Постучал в дверь. Мы с Семеновым старались держаться в тени. Где-то далеко лаяла собака.
— Иду, — отозвался женский голос в доме. Скрипнули старые половицы, и дверь распахнулась. На пороге стояла женщина лет пятидесяти. Еще очень красивая. Ее портила только жесткая линия плотно сжатых губ.
— Здравствуйте, Ирина Юрьевна, — сказал Саша. Он был похож на человека, который сильно замерз.
— Юра утром уехал в город, — сказала женщина. — Ты привез… Кто это? — истерично вскрикнула женщина: она увидела Семенова, который вышел из тени.
— Когда он уехал?
Женщина нервно забилась и замотала головой.
— Когда? — снова спросил Семенов. — Мы не причиним ему вреда. Нам нужно только поговорить.
— Утром, — с трудом выговорила женщина. — Около десяти. Он собирался вернуться завтра.
— Спасибо. — Семенов повернулся к Саше: — Останешься здесь.
Мы бегом бросились к машине. Взрывая колесами остатки снега, джип вылетел на шоссе. Семенов вдавил педаль газа. Стрелка на спидометре быстро поползла вправо, к каким-то запредельным цифрам.
Так быстро я никогда в своей жизни не ездил. И, похоже, ездить уже не буду.
На въезде в город Петя спросил:
— Куда?
— Улица Есенина, — ответил я.

* * *
Мы увидели пожар, как только свернули во двор.
Языки пламени вырывались из окон пятого этажа. Я еще надеялся, посчитал окна, прикинул. Горела квартира Кости Пирогова. Бывшая квартира.
Перед подъездом стояли пять пожарных машин, в нутро дома уходили пожарные рукава. Дюжие омоновцы держали на расстоянии толпу зевак. Чуть в стороне, у автобуса, собрались жильцы из подъезда, которых пожарные вывели из дома. Среди них я заметил тетю Нину. Она не отрываясь смотрела на языки пламени.
Я не стал к ней подходить.
Мы с Семеновым не задержались в этом дворе. Петя развернул машину и медленно — очень медленно, по сравнению с тем, как мы гнали по шоссе, — выехал на улицу Есенина.
— Все кончено, — пробормотал я. — Все кончено.
7
— Пожар начался в спальне, на постели. Потом заполыхала комната. А дальше — вся квартира. Примерно в это время какой-то мужчина позвонил по «01» и сообщил о пожаре. Еще минут пять, и надо было бы спасать весь дом. Все почти так же, как было пятого февраля, — Витя Восьмеренко не отрывался от своих записей. Он никогда не любил бывать в кабинете начальства, старался придерживаться проверенного солдатского правила: подальше от командира, поближе к кухне.
Кроме Вити в кабинете Обнорского были мы со Спозаранником. Пока Восьмеренко говорил, я не отрывал взгляда от окна, за которым синело уже по-настоящему весеннее и ласковое небо.
— Это все, Витя? — спросил Обнорский.
— Да.
— А причина смерти? — оживился Спозаранник.
— Пока — отравление угарным газом.
— Спасибо, Витя. — Обнорский встал и открыл Восьмеренко дверь. — Иди работай.
— Зураб Иосифович, должен вам напомнить… — начал Глеб Егорович.
— Не надо, Глеб, — остановил его Обнорский. — Оставь нас вдвоем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11