Ловко!
Около полудня к Агентству подкатила навороченная «Нива» Обнорского. Шеф был не в настроении. Буркнул мне на ходу «зайди» и потащился в кабинет со своей неизменной, чем-то до отказа забитой черной кожаной сумкой.
— Глеб, бандиты оставили нас в покое, — начал Андрей без предисловия, — мне на трубу — эти пидоры как-то номер прознали — позвонил небритый уебок Чирков и начал извиняться.
Ошиблись, мол, насчет вас. Короче, я его послал…
— Андрей, ты, кстати, не в курсе, повязали ли рубоповцы «нежную парочку»?
Я никак не могу дозвониться до Резакова. — Я снял очки и стал протирать стекла салфеткой. — Куда они все пропали?
— Мудаки они, — презрительно процедил шеф, сдирая целлофан с пачки «Кэмела», — не успели. Очаковский скрылся, кто-то наверняка предупредил. Думаю, что дамочка вместе с ним. Надо будет коллеге Тингсону в Стокгольм позвонить, адресок-то стервы мы знаем. Пусть там полиция с Интерполом пошустрят… Да, «афганца» продолжают искать, но вряд ли найдут. Козлы, одним словом. Ни хуя не умеют грамотно работать. — Обнорский пощелкал зажигалкой, прикурил, выпустил сизое облачко дыма. — До соплей обидно. Мы им выложили все на блюдечке, а они… Ладно, хер с ними. Что у нас там по плану, Глеб?
***
…Через месяц шведский журналист Тингсон, друг Обнорского и соавтор его книги «Криминальная Россия», сообщил нам, что в Стокгольме, в доме 21 по улице Тегнергатан, полиция обнаружила труп молодой женщины, убитой с особой жестокостью ножом. Убитая была идентифицирована как владелица дома Татьяна Сбитнева. Полиция продолжает розыск преступника…
ДЕЛО О ПРОПАВШЕЙ РОССИИ
Рассказывает Михаил Модестов
«Модестов Михаил Самуилович, 28 лет, еврей. Специалист по расследованиям в области культурных и научных сфер, имеет обширные связи в кругах творческой интеллигенции. Недавно женился на сотруднице АЖР Нонне Железняк, что во избежание семейственности и кумовства повлекло ее немедленное перемещение из отдела расследований в специальные корреспонденты. Семейная жизнь окончательно избавила Модестова от недостатков, приобретенных за годы службы в оркестре Мариинского театра и последовавшей затем работы в ресторанах. Из неизжитого остались мягкость, чрезмерная вежливость, близорукость и любовь к домашним животным».
Из служебной характеристики
— Кажется, Модестов, ты скоро станешь папой…
Отреагировать на заявление Нонны подобающим образом я не смог — дело было в конторе, и жарить рекламную рыбку на чудесном масле никак не выходило. Нежно приобняв супружницу, я попросту наслаждался маршем Мендельсона в исполнении внутреннего оркестра. Блаженство, правда, прерывала одна гаденькая мыслишка: «Как? Эта маленькая штучка не защитила нас обоих?»
Размышления об интимных подробностях контрацепции были вызваны вовсе не досадой на «залетевшую» подругу жизни. Наоборот, как только мы с Нонкой, что называется, сошлись, я тут же потребовал наследника. А она не хотела! В смысле, ребенка, а не процесса.
С процессом все было в полном порядке.
«Ты что, Мишка, смерти моей желаешь? Как личности, я имею в виду. Творческой единицы славного Агентства», — таким высоким слогом объясняла она свое нежелание выбывать из колеи жизни с пузом и последующими прелестями ухода за младенцем. Со всеми вытекающими отсюда мерами. И как же тогда прикажете объяснять эту нечаянную радость? Непорочным, прости Господи, зачатием?
— Модестов, ты все не правильно понял. И не приставай ко мне на работе, а слушай сюда.
— Как не правильно? Не хочешь ли ты сказать, что отцовство отменяется?
— Ни в коем случае! Оно наступит прямо завтра.
Тут мои объятия ослабли, все, что во мне пело, играло и вздымалось, умолкло и опало. Я уже ничего не понимал и готов был услышать от Нонны самые фантастические объяснения. И я их услышал.
— Малышка уже родилась, и завтра мы пойдем ее удочерять. Вот и все.
— Все? А может, я не хочу никакой чужой девочки? Я вообще, может быть, мальчика хочу!
— Не кипятись, Модестов, захочешь.
Мальчик у меня и без тебя есть, а видел бы ты, какая она прелестная!
— А, ты-то где ее увидела, подкинули, что ли, младенчика прямо под дверь Агентства?
— Ой, как смешно! А если и подкинули? Все равно тебе не отвертеться, Модестов, ни за что.
Это я и сам сознавал. А через пару минут я осознал, откуда прелестный подкидыш на мою голову свалился. Нонна увидела его пять минут назад по телевизору в милицейской передаче. Фотографию младенца, подброшенного в один из органов опеки, продемонстрировали с целью обнаружения его родителей. И моя жена уже успела позвонить по одному из указанных телефонов с решительным требованием не искать гнусных производителей подкидыша, а отдать невинное дитя в нашу сугубо положительную семью милых, интеллигентных и даже обеспеченных людей.
И ничто не могло ее остановить. Во всяком случае, не я.
***
Не стану распространяться, к каким доводам прибегла вечером в домашней обстановке Нонка, но наутро я провожал ее в детский приют как отец.
В смысле, готовый отец нашего совместно нажитого ребенка. Нажитый Нонной без меня шестилетний сын Денис и его сверстники кот Мишка с кошкой Ксюшей восторженно готовились принять в семью новоявленную сестренку.
Оставленный кормить, одевать и сопровождать к местам постоянного пребывания драгоценных домочадцев мальчика в детсад, зверье по комнатам, я, увы, пропустил урок. То есть не смог поучиться виртуозной «работе с источниками», которую Нонна провела по истории с подкидышем. Встретившись с женой через три часа в Агентстве, я услышал сюжет покруче, нежели мое отцовство.
Ты представляешь себе, Модестов, ребенка-то нам аж из Госдумы подкинули!
— Слава Богу, не сам президент с губернатором!
— А ты откуда про это знаешь? Приютские слили или менты?
Понимаете разговор? Я не понимал, пока Нонка, устав от моих переживаний по поводу ее душевного здоровья, не рассказала все по порядку. Но легче от этого не стало. Оказывается, девочку в опеку привез мужик, Стеблюк некий, уверявший, что получил младенца прямо из рук спикера Госдумы Кряквина — мол, подвозил его до Смольного на тачке своей.
«Мы про тебя, сказал, все знаем и доверяем тебе самое драгоценное — эту колыбель. В ней новая Россия. Ты станешь девочке опекуном, а когда надо, мы тебя с Владимир Владимирычем и наместником его навестим. Столицу обратно перевезем и державу подымем», — сказал, и был таков.
Марш Мендельсона — верный признак невероятных событий — грянул в моем мозгу, но я просто заржал. Как же я погибал со смеху, умирал от щекотки по организму, подыхал с хохоту! Ничего не могло быть страшнее для человека с юмором, нежели серьезная физиономия моей суженой, пересказывающей чужой бред.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52