Нет, подумал я, слишком много случайностей. Так не бывает. Никто не мог знать, что я буду здесь, кроме четверых. И нет ничего хуже, когда начинаешь невольно подозревать всех…
Когда менты подошли к палаткам и, задрав головы, стали наблюдать за мной, я был уже на высоте метров ста. Один из них поднес к губам что-то похожее на цинковое ведро без дна.
– Гражданин Вацура! – крикнул он в рупор. – Немедленно спускайтесь вниз!
– Ага, сейчас, – забормотал я себе под нос, в очередной раз перецепляя жумар выше крюка. – Сейчас залезу наверх и спрыгну прямо в вашу машину… Вместо того чтобы преступника ловить, вы… к невинному человеку пристали, хотите на нем… пятьдесят тысяч баксов заработать… Хрен вам, а не баксы!
Я безостановочно бормотал всякие ругательства, какие мне приходили в голову. Они снимали напряжение, и я пока не сделал ни одной ошибки, которая при моей спешке и без внешней страховки могла стоить жизни.
Когда я уже прошел две трети маршрута, менты устали глазеть на меня. Они сели кружочком у очага, сняли фуражки и, кажется, завели милую беседу с Гришей и Князевым. Я помахал им рукой, но этот жизнерадостный жест вряд ли кто заметил. Внезапно потемнело, вдоль стены поплыли матовые рваные струи тумана. Прямо над моей головой с оглушительным треском разорвалась молния. Море, каменистый берег, шоссе с желтыми «УАЗами», палатки и люди рядом с ними исчезли в одно мгновение, словно начался вселенский потоп и их залило серой и мутной водой. Я оказался в середине тучи и моментально промок до нитки. Это было очень кстати, потому что я не умывался с утра и сильно перегрелся, уползая подальше от грешной земли к небесам.
Из моего рта валил пар, как у загнанного коня, на расстоянии вытянутой руки уже ничего нельзя было разглядеть. Серая стена слилась с серой субстанцией, окружившей меня со всех сторон. И вдруг полил настоящий ливень. Грохот падающей и разбивающейся о стену воды сразу заглушил мой дикий хохот. Целые потоки низвергались вниз по стене и свободно падали параллельно ей. С водой скала смывала с себя камни, ветки, песок, все это сыпалось на мою неприкрытую голову и сильно напоминало артобстрел под афганским кишлаком Доши в апреле восемьдесят четвертого, где наш гаубичный дивизион дал залп по своим же позициям. Но тогда я нашел сухую промоину и упал на ее дно, накрыв голову рюкзаком. Сейчас мне негде было спрятаться. Я болтался на веревке, которая, казалось, не была прикреплена ни к чему и висела сама по себе в пространстве, раскачивался под порывами ветра, захлебываясь в потоке воды, заливающей мне лицо. Это была грандиозная природная феерия, торжество сил стихии, и я, оказавшийся полностью в ее власти, не способный даже защититься от падающих камней, смеялся над собственной ничтожностью и всей той блошиной возней, которой люди посвящают свои никчемные, жалкие жизни.
Гроза оставила меня в покое столь же внезапно, как и налетела, но земли я еще не видел – ее по-прежнему закрывали облака. На мокрой веревке, по которой еще сочилась вода, жумар держался не настолько крепко, чтобы можно было продолжать движение, но стоило рискнуть и пройти к Шторму незамеченным.
Прошло еще не меньше часа, прежде чем я добрался до относительно ровной площадки перед одним из каменных «шипов», где в идеально отшлифованной вмятине скопилась дождевая вода – целая ванна. Я жадно пил ее, встав перед этим искусственным озером на четвереньки, а потом залез в нее целиком, прямо в одежде, и лежал до тех пор, пока меня не стал бить озноб. К счастью, солнце снова показалось из-за туч, напоминая, что сейчас июнь, дело происходит в Крыму и здесь правит бал оно.
Щурясь от яркого света, я лежал на горячем камне, как на батарее, и одежда высыхала с поразительной скоростью. Ноги заслоняли высотку мидовского санатория. Стоянку, на которой недавно была припаркована темно-синяя «Вольво», я не видел – она находилась как раз за моими пятками. Анна ездила к Новоторову, думал я сквозь дремоту, и встречалась с ним буквально за пару дней до его смерти. Этот человек поставил ей кабальные условия, собственно, пригрозил, что убьет, если она откажется. Так что у Анны были все основания желать смерти Новоторова. М-да, интересная мыслишка…
Я вроде бы в шутку стал складывать мозаику из фактов, и получилось на редкость удачно. Анну я посадил рядом с референтом в «Вольво», способную домчать ночью до Никитского сада за два часа. Затем я попробовал дать референту имя Джо – и мозаика не рассыпалась, а стала выглядеть еще более привлекательной. Господи! – мысленно воскликнул я и даже привстал от волнения. Как все складно, однако, получается! Приехала Анна из Москвы – начались анонимные звонки. Вернулась из Ялты – и я встретился с Джо.
Я снова лег, продолжая создавать в уме гармонию. Вложил в руку Анны пистолет – и она стала выглядеть лучше, чем раньше. А потом, потом… потом я осторожно придвинул к ней яичницу и туалетный бачок. Стыкуется! Анна действительно выходила из комнаты, когда мы обедали у меня, – то на кухню, то руки мыть. Мало ли что ей надо было – я не следил.
Не хватало маленького штриха, и я представил, как вчера вечером, спустившись с Болвана, она идет по шоссе в поселок, сворачивает в санаторий, подходит к телефону-автомату, подвешенному к стене бювета, и звонит в отделение милиции. «Алло! – говорит она. – Вы разыскиваете Кирилла Вацуру? Можете взять его тепленьким в палаточном лагере альпинистов под Соколом. Только, чур, половина вознаграждения моя!»
Если это так, думал я, то мне откроется одна великая истина: сатана – женского рода.
* * *
Я стоял под ветвью, низко склонившейся к земле под тяжестью еще зеленых, но уже крупных абрикосов, и Клим не сразу узнал меня. Потом он резко взял меня за руку и втащил через открытую калитку во двор. Ни слова не говоря, мы прошли мимо «Москвича», стоящего во дворе, свернули по узкой дорожке из плитки к душевой и снова вправо, в цветник, где стоял столик со скамейками.
– Я тебя жду весь день, – сказал он, закуривая. – Почему так поздно?
Я показал рукой на небо.
– Ждал, когда стемнеет.
– Есть хочешь?
– Не то слово.
– Ну, потерпи минуту.
Он пошел в дом, плотно обсаженный со всех сторон яблонями и абрикосами. Я слышал, как он что-то сказал матери, загремела посуда, и минут через пять он вынес мне сковородку с жаренной на сале картошкой и яичницей.
Я жадно набросился на еду, а Клим, не задавая вопросов, смотрел на меня, и малиновый огонек сигареты с каждой затяжкой освещал его губы тусклым светом.
– Может, выпьешь?
Я отрицательно покачал головой.
– Нет. Побреюсь только и пойду.
– Куда тебя еще несет?
– Есть дело.
– Не сходи с ума, – проворчал Клим. – Постелю тебе на чердаке, выспишься как человек.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130
Когда менты подошли к палаткам и, задрав головы, стали наблюдать за мной, я был уже на высоте метров ста. Один из них поднес к губам что-то похожее на цинковое ведро без дна.
– Гражданин Вацура! – крикнул он в рупор. – Немедленно спускайтесь вниз!
– Ага, сейчас, – забормотал я себе под нос, в очередной раз перецепляя жумар выше крюка. – Сейчас залезу наверх и спрыгну прямо в вашу машину… Вместо того чтобы преступника ловить, вы… к невинному человеку пристали, хотите на нем… пятьдесят тысяч баксов заработать… Хрен вам, а не баксы!
Я безостановочно бормотал всякие ругательства, какие мне приходили в голову. Они снимали напряжение, и я пока не сделал ни одной ошибки, которая при моей спешке и без внешней страховки могла стоить жизни.
Когда я уже прошел две трети маршрута, менты устали глазеть на меня. Они сели кружочком у очага, сняли фуражки и, кажется, завели милую беседу с Гришей и Князевым. Я помахал им рукой, но этот жизнерадостный жест вряд ли кто заметил. Внезапно потемнело, вдоль стены поплыли матовые рваные струи тумана. Прямо над моей головой с оглушительным треском разорвалась молния. Море, каменистый берег, шоссе с желтыми «УАЗами», палатки и люди рядом с ними исчезли в одно мгновение, словно начался вселенский потоп и их залило серой и мутной водой. Я оказался в середине тучи и моментально промок до нитки. Это было очень кстати, потому что я не умывался с утра и сильно перегрелся, уползая подальше от грешной земли к небесам.
Из моего рта валил пар, как у загнанного коня, на расстоянии вытянутой руки уже ничего нельзя было разглядеть. Серая стена слилась с серой субстанцией, окружившей меня со всех сторон. И вдруг полил настоящий ливень. Грохот падающей и разбивающейся о стену воды сразу заглушил мой дикий хохот. Целые потоки низвергались вниз по стене и свободно падали параллельно ей. С водой скала смывала с себя камни, ветки, песок, все это сыпалось на мою неприкрытую голову и сильно напоминало артобстрел под афганским кишлаком Доши в апреле восемьдесят четвертого, где наш гаубичный дивизион дал залп по своим же позициям. Но тогда я нашел сухую промоину и упал на ее дно, накрыв голову рюкзаком. Сейчас мне негде было спрятаться. Я болтался на веревке, которая, казалось, не была прикреплена ни к чему и висела сама по себе в пространстве, раскачивался под порывами ветра, захлебываясь в потоке воды, заливающей мне лицо. Это была грандиозная природная феерия, торжество сил стихии, и я, оказавшийся полностью в ее власти, не способный даже защититься от падающих камней, смеялся над собственной ничтожностью и всей той блошиной возней, которой люди посвящают свои никчемные, жалкие жизни.
Гроза оставила меня в покое столь же внезапно, как и налетела, но земли я еще не видел – ее по-прежнему закрывали облака. На мокрой веревке, по которой еще сочилась вода, жумар держался не настолько крепко, чтобы можно было продолжать движение, но стоило рискнуть и пройти к Шторму незамеченным.
Прошло еще не меньше часа, прежде чем я добрался до относительно ровной площадки перед одним из каменных «шипов», где в идеально отшлифованной вмятине скопилась дождевая вода – целая ванна. Я жадно пил ее, встав перед этим искусственным озером на четвереньки, а потом залез в нее целиком, прямо в одежде, и лежал до тех пор, пока меня не стал бить озноб. К счастью, солнце снова показалось из-за туч, напоминая, что сейчас июнь, дело происходит в Крыму и здесь правит бал оно.
Щурясь от яркого света, я лежал на горячем камне, как на батарее, и одежда высыхала с поразительной скоростью. Ноги заслоняли высотку мидовского санатория. Стоянку, на которой недавно была припаркована темно-синяя «Вольво», я не видел – она находилась как раз за моими пятками. Анна ездила к Новоторову, думал я сквозь дремоту, и встречалась с ним буквально за пару дней до его смерти. Этот человек поставил ей кабальные условия, собственно, пригрозил, что убьет, если она откажется. Так что у Анны были все основания желать смерти Новоторова. М-да, интересная мыслишка…
Я вроде бы в шутку стал складывать мозаику из фактов, и получилось на редкость удачно. Анну я посадил рядом с референтом в «Вольво», способную домчать ночью до Никитского сада за два часа. Затем я попробовал дать референту имя Джо – и мозаика не рассыпалась, а стала выглядеть еще более привлекательной. Господи! – мысленно воскликнул я и даже привстал от волнения. Как все складно, однако, получается! Приехала Анна из Москвы – начались анонимные звонки. Вернулась из Ялты – и я встретился с Джо.
Я снова лег, продолжая создавать в уме гармонию. Вложил в руку Анны пистолет – и она стала выглядеть лучше, чем раньше. А потом, потом… потом я осторожно придвинул к ней яичницу и туалетный бачок. Стыкуется! Анна действительно выходила из комнаты, когда мы обедали у меня, – то на кухню, то руки мыть. Мало ли что ей надо было – я не следил.
Не хватало маленького штриха, и я представил, как вчера вечером, спустившись с Болвана, она идет по шоссе в поселок, сворачивает в санаторий, подходит к телефону-автомату, подвешенному к стене бювета, и звонит в отделение милиции. «Алло! – говорит она. – Вы разыскиваете Кирилла Вацуру? Можете взять его тепленьким в палаточном лагере альпинистов под Соколом. Только, чур, половина вознаграждения моя!»
Если это так, думал я, то мне откроется одна великая истина: сатана – женского рода.
* * *
Я стоял под ветвью, низко склонившейся к земле под тяжестью еще зеленых, но уже крупных абрикосов, и Клим не сразу узнал меня. Потом он резко взял меня за руку и втащил через открытую калитку во двор. Ни слова не говоря, мы прошли мимо «Москвича», стоящего во дворе, свернули по узкой дорожке из плитки к душевой и снова вправо, в цветник, где стоял столик со скамейками.
– Я тебя жду весь день, – сказал он, закуривая. – Почему так поздно?
Я показал рукой на небо.
– Ждал, когда стемнеет.
– Есть хочешь?
– Не то слово.
– Ну, потерпи минуту.
Он пошел в дом, плотно обсаженный со всех сторон яблонями и абрикосами. Я слышал, как он что-то сказал матери, загремела посуда, и минут через пять он вынес мне сковородку с жаренной на сале картошкой и яичницей.
Я жадно набросился на еду, а Клим, не задавая вопросов, смотрел на меня, и малиновый огонек сигареты с каждой затяжкой освещал его губы тусклым светом.
– Может, выпьешь?
Я отрицательно покачал головой.
– Нет. Побреюсь только и пойду.
– Куда тебя еще несет?
– Есть дело.
– Не сходи с ума, – проворчал Клим. – Постелю тебе на чердаке, выспишься как человек.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130