мол, дуй в сауну, чувак, не робей, там тебе на сто пудов понравится!
— А разве в номере нет душа? — удивился я.
— Душ, конечно, есть, — в свою очередь удивилась хозяйка. — Но-о-о-о…
Она не успела ничего добавить, так как я решительно повернулся и пошел по коридору к номеру, громко объявляя:
— Мне ничего не надо. Я хочу спать. До утра меня не беспокоить! — И повторил сакраментальную фразу на трех языках, чтобы девочкам было понятнее: — Ноу диетарб! Нихт цу бойнрухиген! Не па деранже!
Мысли об Ирине не выходили из моей головы, и осознание страданий близкого мне человека начисто вышибало из моего тела тягу к плотским удовольствиям. Даже самые милые и красивые девушки способны были вызвать во мне разве что раздражение и обиду не несправедливость: Ирина тоже красивая и милая, но страдает неизвестно за что, а они щеголяют передо мной, демонстрируя свои длинные ноги, и думают о деньгах.
Номер был средней паршивости с узкой эксплуатационной направленностью. Душ, туалет и крохотная комнатушка, от стены до стены занятая двуспальной кроватью. Ни тумбочек, ни шкафов, ни телевизора. Впрочем, меня все устраивало, и, стоя под тугими струями душа, я чувствовал себя едва ли не на вершине счастья. Засыпать я начал, когда вытирался, и плохо помню, как добрался до кровати..
…Выползание из глубокого сна было мучительным, чем-то сродни тому дискомфорту, как если бы нас из теплого дома нагишом выгоняли на мороз. Я еще кувыркался в синем небе на головокружительной высоте среди облаков, похожих на воздушные шары, но уже слышал доносящийся откуда-то извне стук, и он отвлекал меня от воздушных пируэтов, заставлял прислушиваться, думать о нем. В конце концов, я ощутил себя лежащим на кровати под одеялом и в полной темноте.
Ага, я в гостинице. Ночь. Утром я должен проверить почту… В дверь кто-то негромко скребся.
— Миленький, открой одинокой кошечке, пожалуйста, — донесся до меня тоненький голосок, настолько тоненький, что он без труда пролетел сквозь замочную скважину.
Я рывком сел на кровати, пытаясь привести в порядок мысли. Ну разве можно так быстро выходить из глубокого сна? Мысли растрепаны, сон и явь перемешаны. До дверного замка можно было дотянуться, не вставая с кровати. Из слабо освещенного коридора мне в номер хлынул приглушенный розовый свет. Треугольный луч тотчас разлегся на полу, словно малиновая собака, которую впустили в дом. На пороге стояла девица с ротиком, как у лягушонка. Она прижимала к груди крохотный, расшитый золотыми нитками ридикюльчик и часто моргала глазками.
— Ну? — спросил я не очень вежливо, зевая и почесывая растительность на груди.
— Мне очень холодно, — промяукал лягушонок, впиваясь безгрешным взглядом мне в глаза.
— И мне тоже, — добавила еще одна девица, выглядывая из-за дверного косяка, и качнула головой, показывая, какие у нее красивые кудри.
— Что, сразу обоим? — уточнил я. — Ага, — хором кивнули девицы.
— Попросите у хозяйки теплые одеяла, — посоветовал я и бережно, чтобы не сломать ножки девицам, закрыл дверь.
Не успел я прилечь, как в дверь снова постучали.
— Эй, подруги! — прикрикнул я, подтягивая край одеяла к подбородку. — Кончай стучать! Вы все мне очень нравитесь, но завтра у меня тяжелый день.
Зря я вступил с ними в переговоры!
— А мы недолго, — пообещали девушки какими-то сдавленными голосами. Наверное, они прижимались губами к щели между дверью и косяком. — Мы немножечко с тобой погреемся и уйдем. Неужели у тебя сердечко не дрогнет и ты не впустишь нас к себе?
Я лег на бок и положил на голову вторую подушку. Сон одолевал меня. Глаза закрывались сами со-, бой. Мое дыхание становилось ровным и спокойным. Вокруг меня уже начали прорисовываться облака, плывущие по лазурному небу, как все вдруг в одночасье куда-то рухнуло и нервы завибрировали от громкого и требовательного стука. Я метнулся к двери и распахнул ее. На пороге стояли уже три девицы. Третья, только что пришедшая на помощь, со свежим напором шагнула ко мне.
— Какой мужчинка! — певучим голосом произнесла она и протянула к моей щеке свою узкую ладошку с необыкновенно длинными, разрисованными цветочками ногтями. Я схватил ее за запястье.
— Вот что, девчонки, — сказал я сердито. — Оставьте меня в покое. Я ничего не хочу, понимаете?
— Это тебе только так кажется, — уверенно возразил лягушонок. — Очень даже захочешь. Давай поспорим?
— Вам дать денег, чтобы вы оставили меня в покое?
Свежая девица ахнула, прищурила глазки и покачала головой:
— Ты просто лапочка! Но покой стоит в три раза дороже.
— Я умру, если не поглажу его грудь! — страдальчески произнесла кудрявая.
— Умрешь, — подтвердил я. — Потому что женщина должна приносить мужчине радость. А вы меня сейчас только раздражаете! — Я подумал и добавил фразу, которая, по моему мнению, должна была их здорово напугать: — Если вы не отвяжетесь, то потеряете меня навсегда как стабильного клиента.
Я сам не знал, что имел в виду под термином «стабильный клиент». Наверное, со стороны эти ночные разборки выглядели комично. Голый детина держал оборону, подпирая плечом дверь, а к нему в номер ломились три путаны. Можно было бы, конечно, отдать себя им на растерзание, чтобы отработали и быстрее отвалили, но я был по натуре человеком упрямым, к тому же привык слов на ветер не бросать. Если отказал — то баста! Умру, но буду до конца стоять на своем. К тому же я считал полезным время от времени проверять свою стойкость перед сильнейшим человеческим искушением. В этом плане мы с Ириной были очень похожи.
Воспоминание об Ирине придало мне решительности, и я закрыл дверь. Природа не схалтурила, постаралась, вылепливая их, думал я, снова погружаясь в сон. С таким качественным генофондом надо безостановочно плодить красивых и здоровых детей. А они уже посинели от противозачаточных таблеток. Это все равно что плодородный чернозем закатывать асфальтом. А во всем мы, мужики, виноваты. Делаем спрос, а предложение за ним — как эхо, не заставляет себя долго ждать.
Не успел я мысленно раскаяться за вину мужской половины человечества, как этажом выше, прямо надо мной, начало что-то ритмично скрипеть. Минутой позже в резонанс вошел мой потолок с люстрой, и вся комната стала содрогаться и гулко стонать. Не помогла подушка, которой я накрыл голову. Минуты три или пять, думал я, набираясь терпения. Если, конечно, он трезвый.
Оказалось, ни три, ни пять, ни двадцать пять. Все содрогалось и ходило ходуном уже полчаса. Сон у меня как рукой сняло. Я поднял с пола свои кроссовки и запустил их в потолок. Жаль, не оказалось под рукой гранатомета «Муха». Завернувшись в простыню, я стоял посреди кровати, отягощенный мрачными мыслями, словно Юлий Цезарь в белой тоге. Тут жрицы любви опять стали скрестись и стучаться в дверь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71
— А разве в номере нет душа? — удивился я.
— Душ, конечно, есть, — в свою очередь удивилась хозяйка. — Но-о-о-о…
Она не успела ничего добавить, так как я решительно повернулся и пошел по коридору к номеру, громко объявляя:
— Мне ничего не надо. Я хочу спать. До утра меня не беспокоить! — И повторил сакраментальную фразу на трех языках, чтобы девочкам было понятнее: — Ноу диетарб! Нихт цу бойнрухиген! Не па деранже!
Мысли об Ирине не выходили из моей головы, и осознание страданий близкого мне человека начисто вышибало из моего тела тягу к плотским удовольствиям. Даже самые милые и красивые девушки способны были вызвать во мне разве что раздражение и обиду не несправедливость: Ирина тоже красивая и милая, но страдает неизвестно за что, а они щеголяют передо мной, демонстрируя свои длинные ноги, и думают о деньгах.
Номер был средней паршивости с узкой эксплуатационной направленностью. Душ, туалет и крохотная комнатушка, от стены до стены занятая двуспальной кроватью. Ни тумбочек, ни шкафов, ни телевизора. Впрочем, меня все устраивало, и, стоя под тугими струями душа, я чувствовал себя едва ли не на вершине счастья. Засыпать я начал, когда вытирался, и плохо помню, как добрался до кровати..
…Выползание из глубокого сна было мучительным, чем-то сродни тому дискомфорту, как если бы нас из теплого дома нагишом выгоняли на мороз. Я еще кувыркался в синем небе на головокружительной высоте среди облаков, похожих на воздушные шары, но уже слышал доносящийся откуда-то извне стук, и он отвлекал меня от воздушных пируэтов, заставлял прислушиваться, думать о нем. В конце концов, я ощутил себя лежащим на кровати под одеялом и в полной темноте.
Ага, я в гостинице. Ночь. Утром я должен проверить почту… В дверь кто-то негромко скребся.
— Миленький, открой одинокой кошечке, пожалуйста, — донесся до меня тоненький голосок, настолько тоненький, что он без труда пролетел сквозь замочную скважину.
Я рывком сел на кровати, пытаясь привести в порядок мысли. Ну разве можно так быстро выходить из глубокого сна? Мысли растрепаны, сон и явь перемешаны. До дверного замка можно было дотянуться, не вставая с кровати. Из слабо освещенного коридора мне в номер хлынул приглушенный розовый свет. Треугольный луч тотчас разлегся на полу, словно малиновая собака, которую впустили в дом. На пороге стояла девица с ротиком, как у лягушонка. Она прижимала к груди крохотный, расшитый золотыми нитками ридикюльчик и часто моргала глазками.
— Ну? — спросил я не очень вежливо, зевая и почесывая растительность на груди.
— Мне очень холодно, — промяукал лягушонок, впиваясь безгрешным взглядом мне в глаза.
— И мне тоже, — добавила еще одна девица, выглядывая из-за дверного косяка, и качнула головой, показывая, какие у нее красивые кудри.
— Что, сразу обоим? — уточнил я. — Ага, — хором кивнули девицы.
— Попросите у хозяйки теплые одеяла, — посоветовал я и бережно, чтобы не сломать ножки девицам, закрыл дверь.
Не успел я прилечь, как в дверь снова постучали.
— Эй, подруги! — прикрикнул я, подтягивая край одеяла к подбородку. — Кончай стучать! Вы все мне очень нравитесь, но завтра у меня тяжелый день.
Зря я вступил с ними в переговоры!
— А мы недолго, — пообещали девушки какими-то сдавленными голосами. Наверное, они прижимались губами к щели между дверью и косяком. — Мы немножечко с тобой погреемся и уйдем. Неужели у тебя сердечко не дрогнет и ты не впустишь нас к себе?
Я лег на бок и положил на голову вторую подушку. Сон одолевал меня. Глаза закрывались сами со-, бой. Мое дыхание становилось ровным и спокойным. Вокруг меня уже начали прорисовываться облака, плывущие по лазурному небу, как все вдруг в одночасье куда-то рухнуло и нервы завибрировали от громкого и требовательного стука. Я метнулся к двери и распахнул ее. На пороге стояли уже три девицы. Третья, только что пришедшая на помощь, со свежим напором шагнула ко мне.
— Какой мужчинка! — певучим голосом произнесла она и протянула к моей щеке свою узкую ладошку с необыкновенно длинными, разрисованными цветочками ногтями. Я схватил ее за запястье.
— Вот что, девчонки, — сказал я сердито. — Оставьте меня в покое. Я ничего не хочу, понимаете?
— Это тебе только так кажется, — уверенно возразил лягушонок. — Очень даже захочешь. Давай поспорим?
— Вам дать денег, чтобы вы оставили меня в покое?
Свежая девица ахнула, прищурила глазки и покачала головой:
— Ты просто лапочка! Но покой стоит в три раза дороже.
— Я умру, если не поглажу его грудь! — страдальчески произнесла кудрявая.
— Умрешь, — подтвердил я. — Потому что женщина должна приносить мужчине радость. А вы меня сейчас только раздражаете! — Я подумал и добавил фразу, которая, по моему мнению, должна была их здорово напугать: — Если вы не отвяжетесь, то потеряете меня навсегда как стабильного клиента.
Я сам не знал, что имел в виду под термином «стабильный клиент». Наверное, со стороны эти ночные разборки выглядели комично. Голый детина держал оборону, подпирая плечом дверь, а к нему в номер ломились три путаны. Можно было бы, конечно, отдать себя им на растерзание, чтобы отработали и быстрее отвалили, но я был по натуре человеком упрямым, к тому же привык слов на ветер не бросать. Если отказал — то баста! Умру, но буду до конца стоять на своем. К тому же я считал полезным время от времени проверять свою стойкость перед сильнейшим человеческим искушением. В этом плане мы с Ириной были очень похожи.
Воспоминание об Ирине придало мне решительности, и я закрыл дверь. Природа не схалтурила, постаралась, вылепливая их, думал я, снова погружаясь в сон. С таким качественным генофондом надо безостановочно плодить красивых и здоровых детей. А они уже посинели от противозачаточных таблеток. Это все равно что плодородный чернозем закатывать асфальтом. А во всем мы, мужики, виноваты. Делаем спрос, а предложение за ним — как эхо, не заставляет себя долго ждать.
Не успел я мысленно раскаяться за вину мужской половины человечества, как этажом выше, прямо надо мной, начало что-то ритмично скрипеть. Минутой позже в резонанс вошел мой потолок с люстрой, и вся комната стала содрогаться и гулко стонать. Не помогла подушка, которой я накрыл голову. Минуты три или пять, думал я, набираясь терпения. Если, конечно, он трезвый.
Оказалось, ни три, ни пять, ни двадцать пять. Все содрогалось и ходило ходуном уже полчаса. Сон у меня как рукой сняло. Я поднял с пола свои кроссовки и запустил их в потолок. Жаль, не оказалось под рукой гранатомета «Муха». Завернувшись в простыню, я стоял посреди кровати, отягощенный мрачными мыслями, словно Юлий Цезарь в белой тоге. Тут жрицы любви опять стали скрестись и стучаться в дверь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71