Свечи давно догорели. Отсутствие света обостряло другие чувства. Осязание, обоняние, слух.
– Что, Верити? – подбодрил он. – Что потом? – Он повернулся, и она оказалась в его объятиях, но, кажется, почти не заметила этого.
Ее тело напряглось, утратив свою мягкость. Она покачала головой.
– Это глупо, – с раздражением сказала она. – Не знаю, зачем я вам это рассказываю. Что может быть интересного для вас в жизни шлюхи?
– Не называй себя так! – резко сказал он, затем заставил себя перейти на более спокойный тон, чтобы не пробудить в ней привычную осторожность. – Расскажи мне, что произошло, Верити. – Он больше не хотел видеть в ней свое единственное убежите, прижимая ее к себе, он стремился дать ей силы продолжить свой рассказ.
– Сэр Чарлз был старым. И по-своему добрым. Жизнь была опасной. До того лета. – Ее короткие, отрывистые фразы свидетельствовали о волнении. – Из Кембриджа приехал его сын Джон. По существу, он не должен был и знать о моем существовании.
– Но он захотел тебя.
– «Старая история», – с горечью подумал Кайлмор.
Он мог представить, какой была Верити в пятнадцать лет. Только что превратившись из девочки в девушку, она была прелестной.
Прелестной и совершенно беззащитной.
Верити кивнула, распущенные волосы приятно скользнули по ее голым рукам.
– Да. – Она судорожно вздохнула. – Я поняла, чего он хочет, и старалась не попадаться ему на глаза. Я просила его не преследовать меня. Я просила помощи у других слуг. Они делали что могли. Но…
– Но он был сыном и наследником, а ты была нищим ничтожеством.
Кайлмору захотелось, чтобы этот неизвестный ему Джон Нортон оказался здесь. С каким удовольствием Кайлмор выбил бы из него душу. Забавно, если вспомнить о собственном поведении по отношению к Верити.
– Да, тогда я была такой простушкой. Мои родители были строгими методистами, а я – наивной деревенской девчонкой, каких много. – Она грустно усмехнулась. – По глупости я верила в добродетель человечества.
– Этот ублюдок обманул тебя, – сдержанно сказал Кайлмор.
Ее рассказ причинял ему боль, в нем, как в зеркале, безжалостно отражалось его собственное поведение.
– Он… он прислал мне записку, написал, что хочет попросить прощения. Как будто этот идиот с рыбьими глазами мог до такой степени унизиться. А я была так глупа, что поверила, я сама напросилась на то, что произошло.
Кайлмор крепче прижал ее к себе.
– Нет, – глухо произнес он. – Ты ни на что не напрашивалась.
Он имел в виду все беды, выпавшие на ее долю, а не только надругательство беспечного молодого отпрыска дворянского рода. Стыд, темный и острый, пронзал его сердце, душа мучилась от раскаяния и сожаления.
– Он как-то попросил встретиться с ним в музыкальной комнате. И… он…
Она спрятала голову у него на груди, как будто хотела убежать от старых воспоминаний. Сознавала ли она, что человек, мучавший ее в эти дни, сейчас охраняет ее от призраков прошлого? Догадывалась ли, как сжимается его сердце от жалости и изумления?
– Он напал на тебя, – с отвращением подсказал Кайлмор.
– Да. Я не могла отбиться от него, – глухо прозвучал ее голос у его груди. – Я звала на помощь, но никто не пришел. Он разорвал на мне одежду и ударил меня кулаком. Я боролась, но он был больше и сильнее. Он сбил меня с ног. Я упала и ударилась головой. Когда я опомнилась, он был… он лежал на мне и пытался… пытался…
– Он надругался над тобой.
– Нет, – сказала она дрожащим голосом и, подняв голову, посмотрела на герцога. Ее глаза ярко блестели на побледневшем лице. – Нет, он не изнасиловал меня. В доме гостил сэр Элдред Морс. Он услышал крики и вошел раньше, чем… – Она передохнула и затем продолжила: – Он оттащил Джона от меня и не захотел слушать, когда этот пес попытался обвинить меня в том, что произошло. Должно быть, было ясно, что он принуждал меня, у меня шла кровь от его удара.
– Элдред спас тебя, но только для того, чтобы совратить самому, – мрачно сказал Кайлмор.
Почему, черт побери, он так разозлился? Он сам вел себя нисколько не лучше. Горькая правда заключалась в том, что они с Джоном Нортоном были похожи как два брата. Кайлмор, может быть, никогда не нападал на служанок, в этом у него не было необходимости, но его обращение с любовницей выглядело не лучше.
– Нет, вы не поняли, сэр Элдред помог мне, – горячо возразила она. – Он был добрым. Он рассказал сэру Чарлзу о Джоне. И не его вина, что я потеряла работу.
– Они уволили тебя за то, что ты провинилась, привлекая к себе внимание их сына.
– Они поверили Джону, а не Элдреду. Я была не первой служанкой, приглянувшейся ему, и, конечно, не последней, просто самой невезучей. Теперь я понимаю, что этому человеку нравилось мучить женщин. Сэр Элдред спас меня от всего этого.
– Боже, – чуть слышно прошептал Кайлмор.
Он резко освободился из ее объятий и встал с постели. Ярость в его душе грозила выплеснуться наружу. Ему необходимо взять себя в руки, пока не сломила буря обрушившихся эмоций. Чувство вины. Сожаление. Гнев. Невольное сочувствие другому человеку с таким же полным страданий детством, как и у него самого.
Не переставая проклинать всех и все, он подошел к окну и рывком раздвинул занавеси. За окном по-прежнему было темно. Но не темнее, чем в его смятенной душе.
– Кайлмор? – с недоумением спросила она.
– Элдред спас тебя ради жизни в грехе и унижении, – с усилием сказал он, хмуро глядя сквозь решетку на силуэты гор, видимых на фоне ночного неба.
– Это было лучше, чем идти на улицу, – с таким же жаром возразила она. – А что бы тогда было с Беном и Марией?
Помоги ей, Боже, помоги ему, Боже, но она права. Он сжал руками роскошную парчу драпировок. Она начала свой рассказ, чтобы отвлечь его от мучавшего его кошмара. Но описываемое ею, по сути, само было кошмаром.
Это была исповедь, но исповедь перед священником, погруженным в ад собственных омерзительных грехов.
– Сэр Элдред отыскал меня в деревне. Когда он увидел мое бедственное положение и узнал, что у меня на руках маленькие дети, он предложил взять меня в содержанки.
– И ты сказала «да», – с горечью сказал Кайлмор.
Ревность разъедала его душу. Ревность не только к старому баронету, физически обладавшему ею, но и к той теплоте в ее голосе, с которой она о нем говорила. Она все еще восхищалась, уважала и любила сэра Элдреда.
Любила ли она его?
Почему ему захотелось это узнать? Любовь никоим образом не входила в условия сделки, которую он заключил с Сорайей. Или с Верити.
– Я не хотела этого, – ответила она, явно оскорбленная. – Но он обещал содержать Марию и Бена. Он сказал, что я могу извлечь пользу из своих достоинств. Или сама стану их жертвой.
Кайлмор отвернулся от окна, зажег свечу и только тогда посмотрел на Верити.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81
– Что, Верити? – подбодрил он. – Что потом? – Он повернулся, и она оказалась в его объятиях, но, кажется, почти не заметила этого.
Ее тело напряглось, утратив свою мягкость. Она покачала головой.
– Это глупо, – с раздражением сказала она. – Не знаю, зачем я вам это рассказываю. Что может быть интересного для вас в жизни шлюхи?
– Не называй себя так! – резко сказал он, затем заставил себя перейти на более спокойный тон, чтобы не пробудить в ней привычную осторожность. – Расскажи мне, что произошло, Верити. – Он больше не хотел видеть в ней свое единственное убежите, прижимая ее к себе, он стремился дать ей силы продолжить свой рассказ.
– Сэр Чарлз был старым. И по-своему добрым. Жизнь была опасной. До того лета. – Ее короткие, отрывистые фразы свидетельствовали о волнении. – Из Кембриджа приехал его сын Джон. По существу, он не должен был и знать о моем существовании.
– Но он захотел тебя.
– «Старая история», – с горечью подумал Кайлмор.
Он мог представить, какой была Верити в пятнадцать лет. Только что превратившись из девочки в девушку, она была прелестной.
Прелестной и совершенно беззащитной.
Верити кивнула, распущенные волосы приятно скользнули по ее голым рукам.
– Да. – Она судорожно вздохнула. – Я поняла, чего он хочет, и старалась не попадаться ему на глаза. Я просила его не преследовать меня. Я просила помощи у других слуг. Они делали что могли. Но…
– Но он был сыном и наследником, а ты была нищим ничтожеством.
Кайлмору захотелось, чтобы этот неизвестный ему Джон Нортон оказался здесь. С каким удовольствием Кайлмор выбил бы из него душу. Забавно, если вспомнить о собственном поведении по отношению к Верити.
– Да, тогда я была такой простушкой. Мои родители были строгими методистами, а я – наивной деревенской девчонкой, каких много. – Она грустно усмехнулась. – По глупости я верила в добродетель человечества.
– Этот ублюдок обманул тебя, – сдержанно сказал Кайлмор.
Ее рассказ причинял ему боль, в нем, как в зеркале, безжалостно отражалось его собственное поведение.
– Он… он прислал мне записку, написал, что хочет попросить прощения. Как будто этот идиот с рыбьими глазами мог до такой степени унизиться. А я была так глупа, что поверила, я сама напросилась на то, что произошло.
Кайлмор крепче прижал ее к себе.
– Нет, – глухо произнес он. – Ты ни на что не напрашивалась.
Он имел в виду все беды, выпавшие на ее долю, а не только надругательство беспечного молодого отпрыска дворянского рода. Стыд, темный и острый, пронзал его сердце, душа мучилась от раскаяния и сожаления.
– Он как-то попросил встретиться с ним в музыкальной комнате. И… он…
Она спрятала голову у него на груди, как будто хотела убежать от старых воспоминаний. Сознавала ли она, что человек, мучавший ее в эти дни, сейчас охраняет ее от призраков прошлого? Догадывалась ли, как сжимается его сердце от жалости и изумления?
– Он напал на тебя, – с отвращением подсказал Кайлмор.
– Да. Я не могла отбиться от него, – глухо прозвучал ее голос у его груди. – Я звала на помощь, но никто не пришел. Он разорвал на мне одежду и ударил меня кулаком. Я боролась, но он был больше и сильнее. Он сбил меня с ног. Я упала и ударилась головой. Когда я опомнилась, он был… он лежал на мне и пытался… пытался…
– Он надругался над тобой.
– Нет, – сказала она дрожащим голосом и, подняв голову, посмотрела на герцога. Ее глаза ярко блестели на побледневшем лице. – Нет, он не изнасиловал меня. В доме гостил сэр Элдред Морс. Он услышал крики и вошел раньше, чем… – Она передохнула и затем продолжила: – Он оттащил Джона от меня и не захотел слушать, когда этот пес попытался обвинить меня в том, что произошло. Должно быть, было ясно, что он принуждал меня, у меня шла кровь от его удара.
– Элдред спас тебя, но только для того, чтобы совратить самому, – мрачно сказал Кайлмор.
Почему, черт побери, он так разозлился? Он сам вел себя нисколько не лучше. Горькая правда заключалась в том, что они с Джоном Нортоном были похожи как два брата. Кайлмор, может быть, никогда не нападал на служанок, в этом у него не было необходимости, но его обращение с любовницей выглядело не лучше.
– Нет, вы не поняли, сэр Элдред помог мне, – горячо возразила она. – Он был добрым. Он рассказал сэру Чарлзу о Джоне. И не его вина, что я потеряла работу.
– Они уволили тебя за то, что ты провинилась, привлекая к себе внимание их сына.
– Они поверили Джону, а не Элдреду. Я была не первой служанкой, приглянувшейся ему, и, конечно, не последней, просто самой невезучей. Теперь я понимаю, что этому человеку нравилось мучить женщин. Сэр Элдред спас меня от всего этого.
– Боже, – чуть слышно прошептал Кайлмор.
Он резко освободился из ее объятий и встал с постели. Ярость в его душе грозила выплеснуться наружу. Ему необходимо взять себя в руки, пока не сломила буря обрушившихся эмоций. Чувство вины. Сожаление. Гнев. Невольное сочувствие другому человеку с таким же полным страданий детством, как и у него самого.
Не переставая проклинать всех и все, он подошел к окну и рывком раздвинул занавеси. За окном по-прежнему было темно. Но не темнее, чем в его смятенной душе.
– Кайлмор? – с недоумением спросила она.
– Элдред спас тебя ради жизни в грехе и унижении, – с усилием сказал он, хмуро глядя сквозь решетку на силуэты гор, видимых на фоне ночного неба.
– Это было лучше, чем идти на улицу, – с таким же жаром возразила она. – А что бы тогда было с Беном и Марией?
Помоги ей, Боже, помоги ему, Боже, но она права. Он сжал руками роскошную парчу драпировок. Она начала свой рассказ, чтобы отвлечь его от мучавшего его кошмара. Но описываемое ею, по сути, само было кошмаром.
Это была исповедь, но исповедь перед священником, погруженным в ад собственных омерзительных грехов.
– Сэр Элдред отыскал меня в деревне. Когда он увидел мое бедственное положение и узнал, что у меня на руках маленькие дети, он предложил взять меня в содержанки.
– И ты сказала «да», – с горечью сказал Кайлмор.
Ревность разъедала его душу. Ревность не только к старому баронету, физически обладавшему ею, но и к той теплоте в ее голосе, с которой она о нем говорила. Она все еще восхищалась, уважала и любила сэра Элдреда.
Любила ли она его?
Почему ему захотелось это узнать? Любовь никоим образом не входила в условия сделки, которую он заключил с Сорайей. Или с Верити.
– Я не хотела этого, – ответила она, явно оскорбленная. – Но он обещал содержать Марию и Бена. Он сказал, что я могу извлечь пользу из своих достоинств. Или сама стану их жертвой.
Кайлмор отвернулся от окна, зажег свечу и только тогда посмотрел на Верити.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81