– Превосходная вещь! Отлично сшита!
Прислужницы пересказали его слова мачехе.
– Потише, не так громко! – прикрикнула она на них. – Еще, чего доброго, Отикубо вас услышит. Она и без того зазнается. Таких надо держать построже. Счастье для нее, что ей приходится услуживать другим, а то она возомнила бы о себе неизвестно что.
Женщины тихонько шептались между собой: – Как только госпоже не совестно так безжалостно говорить о такой милой и скромной девушке!
А между тем Митиери, решившись не отступать от своего, послал Отикубо второе любовное письмо, привязав его к пучку полевого мисканта.
Уже завязали колос В сердце моем побеги любви О прекрасный цветок полевой! Прошелести чуть слышно, Голову тихо склони в ответ.
Ответа не было.
В один из дней, когда лил осенний дождь, он снова послал ей письмо:
«Я слышал, что у вас нежная душа, а между тем вы не знаете сострадания.
Просвета нет в облаках.
Сыплется дождь бесконечный…
И, словно осенний день,
Туманится от печали
Сердце, любящее тебя»
И опять никакого ответа.
Но Митиери, упорствуя, написал снова:
Зыбкий мост облаков
Над стремниной Небесной реки.
[10]
Ты на том берегу.
Берегу я надежду в пути,
Что блеснет мне ответный луч.
Так он писал ей почти каждый день, а Отикубо все не отвечала. Наконец Митиери сказал меченосцу:
– Девушка эта, видно, очень застенчива. Она никогда еще не получала любовных писем и, наверно, даже не знает, как отвечать на них. Но я слышал от тебя, что у нее доброе сердце, открытое для сострадания, так почему же она не пошлет мне хоть самый краткий ответ?
– Вот уж не знаю почему. Может, боится. Мачеха у нее – сущая ведьма. Молодая барышня живет в вечном страхе, только и думает, как бы не прогневить Госпожу из северных покоев каким-нибудь пустяком. Того и гляди, из дому выгонит.
– Я же тебе все время говорю, введи меня без дальних слов в покои к девушке, – настойчиво потребовал Митиери, и тот не посмел ослушаться. Оставалось только найти удобный случай.
Десять дней не было вестей от влюбленного. Наконец он написал:
«Пора образумиться мне.
К чему писать понапрасну?
Твоя жестокость растет,
Как в озере Масута
Густеет трава водяная.
Я пытался усмирить свою любовь, но напрасно! Не в силах дальше так страдать, я снова пишу вам, хотя и сам понимаю, что нарушаю этим светские приличия…»
Меченосец сказал Акоги:
– На этот раз непременно нужно дать ответ. Уж ты как-нибудь уговори свою барышню, а то молодой господин бранит меня за недостаток усердия…
– Госпожа моя сказала, что не умеет писать любовные письма, – отговаривалась Акоги. – Ты бы видел, как она смутилась.
Она показала письмо Отикубо, но как раз в это время муж второй дочери собирался в отъезд по срочному делу. Отикубо спешно шила для него парадную одежду и опять не ответила на письмо.
Митиери подумал, что она и в самом деле, как говорит Акоги, не умеет писать любовные письма, но он много слышал о том, какое доброе, отзывчивое сердце у Отикубо, и потому не терял надежды. Скорее ему был по душе такой скромный нрав девушки.
– Что ты тянешь! – торопил он меченосца.
Однако на господском дворе всегда толклось много народу и удобный случай все не представлялся. Митиери изнывал от любовной тоски. Но тут стало известно, что тюнагон отправляется в храм Исияма [11] исполнить один свой старинный обет. Все домочадцы принялись осаждать тюнагона просьбами, чтобы он взял их с собой. Даже старух и тех постеснялись оставить дома, одну только Отикубо покинули в ее каморке.
Наканокими, вторая дочь, попробовала было вступиться за сестру:
– Возьмем с собою и Отикубо. Жаль оставить ее, бедняжку, дома в одиночестве.
Но Госпожа из северных покоев и слушать не стала.
– Что за новости! Она никогда порога дома не переступала. Да и как она будет шить в дороге? Ни к чему приучать ее к ненужным развлечениям, пусть-ка лучше посидит дома взаперти.
Акоги, как служанку третьей дочери – Саннокими, собрались было красиво нарядить и взять с собой, но она пожалела оставить свою прежнюю госпожу в одиночестве и отговорилась от поездки под предлогом, что у нее внезапно настало месячное очищение и в храме ей появляться нельзя.
– Вот еще выдумки! – рассердилась Китаноката. – Ты это нарочно говоришь, потому что тебе жаль оставить Отикубо.
– Ах, нет, напротив, мне очень досадно, что так случилось. Но ведь срок очищения скоро придет к концу. Если прикажете, я с радостью поеду. Кто же по доброй воле откажется от такого интересного путешествия? Старухи и то просятся… – говорила Акоги так убедительно, что Госпожа из северных покоев наконец поверила и приказала нарядить покрасивее и взять вместо нее в дорогу простую девушку для черной работы, а ей позволила остаться.
В доме начались шумные сборы, поднялась дорожная суматоха, но наконец все уехали, и Акоги в наступившей тишине начала сердечную беседу со своей юной госпожой, чтобы развеять ее грусть. В это время принесли записку от меченосца:
«Я слышал, что ты не поехала в храм вместе с другими. Если это правда, я сейчас же приду».
Акоги написала ему в ответ:
«Госпоже моей нездоровилось, и она осталась дома. Могла ли я покинуть ее? Нам очень скучно. Приходи навестить нас и принеси с собой те картины, которые ты однажды пообещал нам показать».
А надо сказать, что у младшей сестры Митиери, носившей высокое звание младшей императрицы, было много свитков с красивыми картинами. Меченосец как-то говорил Акоги, что если молодой господин начнет посещать Отикубо, то он непременно покажет им эти свитки.
Меченосец показал Митиери записку, полученную им от Акоги.
– Так это рука твоей жены, Корэнари? Очень красиво пишет. Вот случай, которого мы ждали. Ступай туда, все устрой.
– Дайте мне на время один свиток с картинами.
– Нет, я сам покажу ей, как ты мне раньше советовал. Когда буду у нее…
– Кажется, сейчас и в самом деле подвернулся удобный случай, – согласился меченосец.
Митиери, смеясь, прошел в свои покои и нарисовал на белой бумаге недовольную физиономию мужчины: палец во рту, губы наморщены. Внизу он написал:
«Вы хотели полюбоваться на картины, извольте, посылаю вам одну.
Сжаты печально уста.
Устало глаза глядят.
Может ли быть иначе?
Мало в жизни утех
У тех, к кому так жестоки.
Впрочем, это письмо – ребячество с моей стороны».
Собираясь отнести послание господина, меченосец сказал своей матери, которая некогда была кормилицей Митиери:
– Приготовь каких-нибудь вкусных лакомств и уложи их в корзинку. Я скоро за ними пришлю.
Он отправился к дому тюнагона и вызвал Акоги.
– А где же картины? – полюбопытствовала она.
– Вот здесь. Отдай-ка это письмо барышне, тогда все узнаете.
– Опять какой-нибудь обман, – нахмурилась Акоги, но все же отнесла письмо своей юной госпоже.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57