Махно отряхнул свой френч и тоскливо вздохнул. Затем стер подошвой сапога линии намеченной позиции.
— Все равно минометным огнем переубивало бы всех, — сказал он и скомандовал Барсе: — Кавалерия, назад!
Барся зевнула, почесала свои чудовищные клыки о стену и удалилась.
— Ладно, — хмуро сказал Махно, — учения закончены. Ни хрена у меня сегодня стратегическая мысль не проявлялась. А к тебе, Никита, у меня, между прочим, разговор есть.
— Ко мне? — удивился Никита.
— Ну. Ты мне что плел про видения про свои?
При напоминании о видениях Никита помрачнел.
— Черт, — сказал он. — Надо было напоминать… Я тут так развеялся, столько новых впечатлений получил, что в пору бы в петлю. Зато немного о галлюцинациях забыл.
— А они не забыли, — сказал Махно. — Они это самое… ко мне являлись тоже.
— К тебе?
— Ко мне, — подтвердил Махно. — Страшно было, признаюсь честно, очень страшно. Еле шашкой отмахался. Чуть Рододендрона не зарубил. Вот я подумал, что поговорить нам с тобой надо.
— Об этих галлюцинациях? — становясь совсем мрачным, переспросил Никита.
— О них, родимых.
— Ну, пойдем, — со вздохом произнес Никита, вспомнив, что все мало-мальски важные разговоры Махно проводил в своей комнате. — Пойдем…
— Куда?
— Как обычно — к тебе.
Махно вздрогнул.
— Не, — сказал он, — теперь туда не пойду. Вдруг опять… Столько страху натерпелся… Как вспомню, так мороз по коже продирает. Пойдем… в другое укромное место… Как там называется — конфиденциальное.
— Пойдем, — согласился Никита.
Батька почистил сапоги — один о другой — и, кивнув Никите, направился вдоль по коридору.
Шли они недолго. Откуда-то издалека раздавались возгласы перекрикивающихся паролями часовых. Обиженно скулила Барся. Очевидно, молодожены Юлия и Соловей-разбойник опять уединились в своей каморке проводить нескончаемый медовый месяц.
— Вот тут, — остановился Махно у одной из дверей. — Тут по крайней мере тихо.
Он отпер дверь, использовав для этого один из ключей из большой связки у себя на поясе и провел Никиту в комнату. Никита огляделся — это была та самая крохотная комнатушка, где на единственной полке стояла большая банка со спиртом. В банке плавал заложник — полуцутик Г-гы-ы, скалясь мертвой усмешкой.
Никита поспешно отвел глаза, ему все-таки жалко было полуцутика. Заметив это, Махно усмехнулся.
— Короче говоря, — начал он, — захожу я к себе в комнату. Как обычно, достаю пузырь, наливаю себе стакан чтобы расслабиться, и слышу чей-то голос…
Махно остановился, зябко передернув плечами, словно и в самом деле — прямо сейчас — услышал снова скрипучий старушечий голос. Никита повторил его жест — ему тоже показалось…
— Потом услышал второй голос, — продолжал Махно. — Если первый летел откуда-то с потолка, то второй откуда-то из угла. Причем так неявственно, что казалось, будто изо всех углов сразу этот голос летит…
Тут он снова остановился и огляделся по сторонам.
— Что? — спросил Никита.
— Ничего, — помедлив, ответил Махно, — опять почудилось. Нервы, надо сказать, ни к черту стали… Вот и тогда. Я подумал, что правительство все-таки вышло на нас и шпионов своих запустило в подземелье. Знают, паскуды, что просто так мы не сдадимся и что у нас оружие есть, применяя которое, мы парочку отрядов ихних ифритов с собою прихватим в небытие…
Махно воинственно оскалился и взмахнул рукой, будто в ней была зажата шашка.
— Переходим непосредственно к галлюцинациям, — сказал Махно. — По тому, что они… эти невидимые сволочи, мне говорили, я понял, что никакие они не шпионы, а… хрен его знает кто. Вроде бы случайно сюда попали… Ты чего?
На этот раз Никита вздрогнул. Он огляделся — комнатушка была пуста. Все так же скалился полуцутик, но он уж точно не мог произнести ни звука. Но кто же тогда сейчас… Да нет, наверное, опять почудилось.
— Так, — проговорил Никита. — Ничего.
Махно внимательно посмотрел на него и невесело усмехнулся.
— Нет, — сказал он. — Точно надо переходить к решительным действиям. В смысле — начинать наш переворот. А то сидение в подземелье хреново сказывается на боевом духе. Хорошо еще, что мы с тобой пока одни только этой странной болезнью заболели. Я — человек тертый. И огонь, и воду прошел. И медные трубы, и черта зубы. Да и ты тоже — боец. А остальные — случись с ними то, что с нами случилось, — и вовсе из самих себя повыпрыгивают. Переживать галлюцинации — это тебе не пиво пить. Галлюцинации — они штука серьезная. Галлюцинации…
Он опять осекся. Никита посмотрел на него, открыл рот и ничего не сказал. Потому что сам довольно ясно услышал, как кто-то повторил за Махно последнее произнесенное им слово:
— Галлюцинации…
— Слышал? — шепотом спросил Махно.
Никита молча кивнул.
— Что это было?
Никита пожал плечами. Говорить — даже просто издавать какой-либо звук — ему не хотелось. А ну если опять кто-то невидимый повторит…
— Что это было? — снова зашептал Махно, обращаясь уже не к Никите, а, кажется, к самому себе. — Эхо? Да не может в таком маленьком помещении быть эха. Мы же не в горах… И не в широком и гулком зале Первого дворца съездов.
Никита снова пожал плечами.
— Так вот, — озираясь, заговорил опять Махно, — галлюцинации…
— Галлюцинации!… — захихикал кто-то у самого потолка. — Ты гляди, какое слово-то выдумали, ети их…
— Прохфессора! — ответили из-за угла. — Куды нам…
— Хи-хи-хи… — полетело по комнате кувырком, а когда смолкло, смертельно бледный Махно взмахнул руками и покачнулся. Локтем он при этом задел бутыль со спиртом, и бутыль опасно накренилась, долю секунды оставалась в этом положении и вдруг почти бесшумно ухнула вниз.
Раздался звон разбитого стекла, и по крохотной комнатушке тотчас молниеносно распространилась удушающая вонь алкоголя. А через мизерный промежуток времени в луже спирта, где остро поблескивали осколки, заворочался полуцутик.
— Г-гы-ы… — проблеял он, открывая и закрывая глаза.
— Черт… — прошептал совершенно белыми губами Махно.
— Сивуха! — рявкнуло с потолка.
— Гуляем, задрыги! Хи-хи-хи… — мелко задребезжало из угла.
— А-а-а! — одновременно заорали обезумевшие от всего этого Махно и Никита.
И внезапно все кончилось.
Стихли голоса, как будто их и не было. Только с чавканьем возился в пропитанной спиртом грязи полуцутик.
— Г-гы-ы… — бессмысленно моргая глазами, пробормотал Г-гы-ы.
— Мать вашу, — выдохнул Махно, глядя на приходящего в себя полуцутика. — Теперь что делать?
Он толкнул Никиту локтем.
— А?
— Делать-то что? — прошипел Махно. — Сейчас твой приятель поймет, что его в заложники взяли и заспиртованным в банке держали — так от нас даже мокрого места не останется. И не грохнуть его никак. Никак нельзя его грохнуть — он же абсолютно бессмертный.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90