Отпихнула Салли прочь.
— Довольно! И мне, и остальным наплевать на его гребаную внешность! — рявкнула Джоан. Затем уделила внимание покорному слуге, с полминуты изучала его и, наконец, произнесла:
— Это и есть великий убийца, Смерть-Средь-Бела-Дня? Сколько гребучих людей на тот свет отправил, а? Я отважился.
— Объекты моего внимания, сударыня, не гребучим людям, а скорее, гремучим змеям сродни.
— Хм! — только и фыркнула Джоан. Умеренно высокая молодая особа, небрежно растрепанная, чуток полноватая, употребляющая площадную ругань без малейшей нужды, хотя можно было биться об заклад: по крайности, колледж окончила. Я дерзнул бы назвать миссис Маркет привлекательной, если бы не глаза. Карие, умные, хладнокровные, неимоверно схожие с глазами покойной Элси Сомерсет, ни дна ей, ни покрышки!
Мгновение спустя Джоан обернулась.
— Руфь! Руфь, распорногреби твою дивизию хрено-танковую, очнись!
Ого! Эдакий оборотец я услыхал впервые и твердо вознамерился запомнить.
— Убери сопливую сволочь с глаз долой! Чтоб духу их там не было! А потом иди в зал совещаний, ты обязана присутствовать, потому что Жак затевает гребаное и ахнутое совещание! Сегодня! Именно сегодня! Гребнулись они, что ли, всем скопом?
— Сейчас, Джоанни...
На ответ и уход жирной девице понадобилось не менее четверти минуты. И умственно, и физически Руфь была созданием апатичным до предела. Джоан Маркет проводила подчиненную, с трудом протиснувшуюся в люк, неподдельно брезгливым взглядом.
— Сицясь, Дзоанни! — передразнила она. — Кретины и межеумки! Сборище идиотов, дегенератов, олигофренов и микроцефалов!
Мое предположение о колледже начинало понемногу оправдываться.
— Ты, — обратилась Маркет к покорному слуге: — Ты убиваешь гребучих людей. Отчего бы людям не убить тебя самого?
— Пусть убьют, — пожал я плечами. — Если сумеют.
— Сумеем, — заверила Джоан. — Сумеем, греб твою вошь! Сметем с лица земли и тебя, и все, чему ты служишь: неравенство, несправедливость, угнетение! Все, что защищают злогребучие выродки с пистолетами в руках!
— О, да, — согласился я. — У вас, коли не ошибаюсь, целая армия под ружье поставлена: батальоны, полки, дивизии, корпуса... Конечно, сметете.
— Армия! — скривилась Джоан Маркет. — Народная Освободительная Армия. Командующий — генерал Фрешетт. Численность — человек девять... нет, целых одиннадцать. И сплошь полковники да майоры, ни одного солдата! Эй, Прево, ты в каком гребаном чине обретаешься?
— Майор, мэм.
— Пожалуйста! Майор Прево, Народная Освободительная Армия при Партии народного протеста... Выблевать впору! Все так хорошо начиналось, покуда Фрешетту не вздумалось дать мальчишкам игрушки!
Мне весьма не понравилась откровенность Джоан, как не понравилась девятью днями ранее искренность покойного Дугана. Столько болтают лишь при субъекте, коего уже мысленно вывели в расход.
— Мы уже заставили твоих империалистов трястись мелким трясом, уже подготовили почву для гребучих политических требований — так нет же! Начинаем играть в диверсантов, партизан, полковников. О, гребаный черт!.. Ну, чего пялитесь? — рявкнула она в сторону: — Хотите устраивать заседание — устраивайте порнохреническое заседание, да поживее.
— Тебя не линчуют, — сказала она мне, — как линчевали раньше гребаных негров в гребаных Соединенных Штатах. Ты предстанешь перед народным трибуналом, суровым и справедливым, хоть и соберется он здесь, на злопаскудной вонючей барже... Но сегодня, именно сегодня!.. Какого свинячьего хрена?!
— А почему бы и не сегодня? — с надеждой осведомился я. — Что, сегодня еще предстоит операция «Цветок»?
Сузившиеся глаза Джоан разом сделались очень злыми.
— Кажется, ты памяти лишался? — тихо спросила женщина. — А теперь воспоминания на месте?
— Не лишался я памяти. Просто мы рассчитывали сыграть на этом, думали, ваша вшивая партия успокоится, решив, будто все, выболтанное Вальтерсом, забыто, и можно развернуться сполна... Я осекся: Джоан хохотала.
— Великолепный гамбит, — промолвила она, внезапно перейдя на совершенно обычную, людскую, а не площадную, речь. — Рассчитываешь, мы опомнимся, ухватимся за головы и отменим операцию? Нехудо, но в двух пунктах просчитаться изволил, голубчик. Во-первых, Элси Сомерсет была опытнейшим врачом и ежели сказала, что у тебя амнезия — значит, была у тебя амнезия, ничего не попишешь! Такая утрата памяти, что и Элси оказалась беспомощна. А поскольку все вернулось, и ты припомнил об операции «Цветок», то сам знаешь о ней лишь в общих чертах, а фараонов уведомить не успел. Не мог уведомить, ибо, видишь ли, я заложила бомбу только два часа назад, в месте, указанном два часа назад, понимаешь? И никто внимания не обратил, и никакой западни, и все тихо-мирно... Шагом марш в зал заседаний! — заорала побагровевшая Джоан диким голосом. — И ты, и эта хнычущая Мата Хари! Живее!
О, Боже, подумал я. Ведь баржа и впрямь вонючая, действительно злопаскудная... Зал заседаний!
Глава 22
Упомянутый зал размещался в описанной Салли и мельком увиденной мною надстройке, некогда, по всей видимости, использовавшейся для менее помпезных целей. Сколотили ее весьма неумело, руками, не умевшими толком гвоздя вогнать, из первых попавшихся досок. Настоящего плотника, особенно корабельного, кондрашка бы хватил при взгляде на эту конструкцию. Оконные рамы стояли вкривь и вкось, дверь закрывалась лишь после титанических усилий.
Две подробности играли немаловажную роль и беспокоили меня. Тонкие доски, употребленные вместо обычной судовой стали, не остановили бы даже картечин, хотя мягкие свинцовые шарики не обладают избыточной пробивной мощью. А о девятимиллиметровых пулях и речи не было. Это надлежало учесть. Выпрыгнуть в окно и метнуться в сторону окажется мало. Всякий, кто не побоится наделать шуму и попортить стены, сможет палить навскидку и почти наверняка уложит беглеца.
Если первое соображение представало огорчительным, второе утешало. Дверь, сквозь которую мы вошли, не была единственной. Наличествовала другая, уводившая на обращенный к реке борт. Конечно, пока хоть кто-нибудь не воспользуется ею, лучше предполагать, что черный ход заколочен прочно и наглухо, но я не видел к этому особого резона.
Прево обосновался у двери, Салли поникла на мое плечо, скуля и содрогаясь. Вошел Овидий, встал неподалеку от Прево.
Двое сквернообразных малышей — засаленные вонючие джинсы, волосы до плеч, половая принадлежность загадочна — копошились подле стола, во что-то играя. Ни автоматы, ни узники не вызвали у тупых сопливцев ни малейшего любопытства. Не исключаю, однако, что дети попросту привыкли к подобному зрелищу и перестали им интересоваться...
Вошла Джоан, шугнула обоих ввиду предстоявшего заседания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46
— Довольно! И мне, и остальным наплевать на его гребаную внешность! — рявкнула Джоан. Затем уделила внимание покорному слуге, с полминуты изучала его и, наконец, произнесла:
— Это и есть великий убийца, Смерть-Средь-Бела-Дня? Сколько гребучих людей на тот свет отправил, а? Я отважился.
— Объекты моего внимания, сударыня, не гребучим людям, а скорее, гремучим змеям сродни.
— Хм! — только и фыркнула Джоан. Умеренно высокая молодая особа, небрежно растрепанная, чуток полноватая, употребляющая площадную ругань без малейшей нужды, хотя можно было биться об заклад: по крайности, колледж окончила. Я дерзнул бы назвать миссис Маркет привлекательной, если бы не глаза. Карие, умные, хладнокровные, неимоверно схожие с глазами покойной Элси Сомерсет, ни дна ей, ни покрышки!
Мгновение спустя Джоан обернулась.
— Руфь! Руфь, распорногреби твою дивизию хрено-танковую, очнись!
Ого! Эдакий оборотец я услыхал впервые и твердо вознамерился запомнить.
— Убери сопливую сволочь с глаз долой! Чтоб духу их там не было! А потом иди в зал совещаний, ты обязана присутствовать, потому что Жак затевает гребаное и ахнутое совещание! Сегодня! Именно сегодня! Гребнулись они, что ли, всем скопом?
— Сейчас, Джоанни...
На ответ и уход жирной девице понадобилось не менее четверти минуты. И умственно, и физически Руфь была созданием апатичным до предела. Джоан Маркет проводила подчиненную, с трудом протиснувшуюся в люк, неподдельно брезгливым взглядом.
— Сицясь, Дзоанни! — передразнила она. — Кретины и межеумки! Сборище идиотов, дегенератов, олигофренов и микроцефалов!
Мое предположение о колледже начинало понемногу оправдываться.
— Ты, — обратилась Маркет к покорному слуге: — Ты убиваешь гребучих людей. Отчего бы людям не убить тебя самого?
— Пусть убьют, — пожал я плечами. — Если сумеют.
— Сумеем, — заверила Джоан. — Сумеем, греб твою вошь! Сметем с лица земли и тебя, и все, чему ты служишь: неравенство, несправедливость, угнетение! Все, что защищают злогребучие выродки с пистолетами в руках!
— О, да, — согласился я. — У вас, коли не ошибаюсь, целая армия под ружье поставлена: батальоны, полки, дивизии, корпуса... Конечно, сметете.
— Армия! — скривилась Джоан Маркет. — Народная Освободительная Армия. Командующий — генерал Фрешетт. Численность — человек девять... нет, целых одиннадцать. И сплошь полковники да майоры, ни одного солдата! Эй, Прево, ты в каком гребаном чине обретаешься?
— Майор, мэм.
— Пожалуйста! Майор Прево, Народная Освободительная Армия при Партии народного протеста... Выблевать впору! Все так хорошо начиналось, покуда Фрешетту не вздумалось дать мальчишкам игрушки!
Мне весьма не понравилась откровенность Джоан, как не понравилась девятью днями ранее искренность покойного Дугана. Столько болтают лишь при субъекте, коего уже мысленно вывели в расход.
— Мы уже заставили твоих империалистов трястись мелким трясом, уже подготовили почву для гребучих политических требований — так нет же! Начинаем играть в диверсантов, партизан, полковников. О, гребаный черт!.. Ну, чего пялитесь? — рявкнула она в сторону: — Хотите устраивать заседание — устраивайте порнохреническое заседание, да поживее.
— Тебя не линчуют, — сказала она мне, — как линчевали раньше гребаных негров в гребаных Соединенных Штатах. Ты предстанешь перед народным трибуналом, суровым и справедливым, хоть и соберется он здесь, на злопаскудной вонючей барже... Но сегодня, именно сегодня!.. Какого свинячьего хрена?!
— А почему бы и не сегодня? — с надеждой осведомился я. — Что, сегодня еще предстоит операция «Цветок»?
Сузившиеся глаза Джоан разом сделались очень злыми.
— Кажется, ты памяти лишался? — тихо спросила женщина. — А теперь воспоминания на месте?
— Не лишался я памяти. Просто мы рассчитывали сыграть на этом, думали, ваша вшивая партия успокоится, решив, будто все, выболтанное Вальтерсом, забыто, и можно развернуться сполна... Я осекся: Джоан хохотала.
— Великолепный гамбит, — промолвила она, внезапно перейдя на совершенно обычную, людскую, а не площадную, речь. — Рассчитываешь, мы опомнимся, ухватимся за головы и отменим операцию? Нехудо, но в двух пунктах просчитаться изволил, голубчик. Во-первых, Элси Сомерсет была опытнейшим врачом и ежели сказала, что у тебя амнезия — значит, была у тебя амнезия, ничего не попишешь! Такая утрата памяти, что и Элси оказалась беспомощна. А поскольку все вернулось, и ты припомнил об операции «Цветок», то сам знаешь о ней лишь в общих чертах, а фараонов уведомить не успел. Не мог уведомить, ибо, видишь ли, я заложила бомбу только два часа назад, в месте, указанном два часа назад, понимаешь? И никто внимания не обратил, и никакой западни, и все тихо-мирно... Шагом марш в зал заседаний! — заорала побагровевшая Джоан диким голосом. — И ты, и эта хнычущая Мата Хари! Живее!
О, Боже, подумал я. Ведь баржа и впрямь вонючая, действительно злопаскудная... Зал заседаний!
Глава 22
Упомянутый зал размещался в описанной Салли и мельком увиденной мною надстройке, некогда, по всей видимости, использовавшейся для менее помпезных целей. Сколотили ее весьма неумело, руками, не умевшими толком гвоздя вогнать, из первых попавшихся досок. Настоящего плотника, особенно корабельного, кондрашка бы хватил при взгляде на эту конструкцию. Оконные рамы стояли вкривь и вкось, дверь закрывалась лишь после титанических усилий.
Две подробности играли немаловажную роль и беспокоили меня. Тонкие доски, употребленные вместо обычной судовой стали, не остановили бы даже картечин, хотя мягкие свинцовые шарики не обладают избыточной пробивной мощью. А о девятимиллиметровых пулях и речи не было. Это надлежало учесть. Выпрыгнуть в окно и метнуться в сторону окажется мало. Всякий, кто не побоится наделать шуму и попортить стены, сможет палить навскидку и почти наверняка уложит беглеца.
Если первое соображение представало огорчительным, второе утешало. Дверь, сквозь которую мы вошли, не была единственной. Наличествовала другая, уводившая на обращенный к реке борт. Конечно, пока хоть кто-нибудь не воспользуется ею, лучше предполагать, что черный ход заколочен прочно и наглухо, но я не видел к этому особого резона.
Прево обосновался у двери, Салли поникла на мое плечо, скуля и содрогаясь. Вошел Овидий, встал неподалеку от Прево.
Двое сквернообразных малышей — засаленные вонючие джинсы, волосы до плеч, половая принадлежность загадочна — копошились подле стола, во что-то играя. Ни автоматы, ни узники не вызвали у тупых сопливцев ни малейшего любопытства. Не исключаю, однако, что дети попросту привыкли к подобному зрелищу и перестали им интересоваться...
Вошла Джоан, шугнула обоих ввиду предстоявшего заседания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46