Часто бури бушевали так долго, что никто из солдат даже и не пытался покинуть Замок Забвения. В такой ветер было слишком опасно выходить в море, слишком холодно гулять на воздухе, слишком трудно поднимать боевой дух для еще одного безрезультатного нападения. Фэйрги отошли в Бездонные Пещеры, и Майя дразнила своих тюремщиков описаниями их теплых пещер, горячих дымящихся озер и толстых тюленьих шкур. Фэйргийка не страдала от пронизывающего холода. Она могла плавать в море среди льдин и оставаться в живых.
К середине зимы ведьмы оставили попытки обуздать погоду. Начинающийся шторм превратился в яростную бурю. Постоянный рев ветра взметал волны на такую высоту, что они накрыли бы «Королевский Олень» со всеми его мачтами, если бы у Лахлана хватило безрассудства вывести его из ненадежного укрытия бухты. Постоянно сверкали молнии, точно толстые, пульсирующие жидким огнем вены. Гром отзывался от стен Замка Забвения зловещей симфонией ударов и раскатов. Снег возвел над старыми стенами новые. Почти неделю никто не мог пробиться к ним, и никто не мог связаться с ведьмами в других фортах из-за статических помех в небесах. Они были осаждены, отрезаны от жизни, заперты в этом замке неистовой бурей.
День зимнего солнцестояния они провели, сбившись в кучу и пытаясь сохранить остатки тепла. Потом настал Хогманай с его бесповоротным и окончательным отделением одного года от другого. Они не могли не вспоминать прошлые года и не беспокоиться о наступающем. Они не могли не чувствовать острого сожаления.
Стоял лютый холод. Ветер завывал, точно баньши. Снежная тьма подступала к стенам разрушенного замка. Несмотря на все усилия Изабо, огонь мигал и трещал, давая больше дыма, чем тепла. Близнецы жалобно плакали. Изабо укачивала Ольвинну, прижимая ее к плечу, похлопывая ее непослушной окоченевшей рукой и бормоча:
— Шшш, моя пчелка, шшш, моя пчелка.
Слова давно уже утратили всякий смысл.
— Вот я и вернулся в Брайд ко дню рождения, — пробурчал Доннкан.
— Ничего, малыш, — сказала Изабо. — Разве тебе бы больше хотелось быть в Брайде одному, чем здесь с мамой и дайаденом?
— Да! — непокорно заявил Доннкан. — Кому бы вообще захотелось здесь быть? Почему мы пытаемся отбить это ужасное место? Давайте попросим фэйргов забрать его у нас и поедем домой.
Изабо ничего не сказала. Она готова была согласиться с каждым словом. И, судя по выражением лиц всех остальных, кто собрался в выстывающей маленькой комнатке, не она одна.
— И потом, — сердито сказал Доннкан, — мама и дайаден все равно не здесь. Они застряли в том ужасном замке, и в такую метель ни за что не смогут вернуться. А они обещали, что вернутся к моему дню рождения!
— Они проберутся сюда, если смогут, дорогой, — сказала Изабо, но Доннкан бросился на свою импровизированную кровать, отвернувшись к стене. Бронвин зарылась в одеяла рядом с ним, положив руку ему на плечо. Изабо тяжело вздохнула. Лахлан и его свита были в Замке Запустения уже две недели, и она не верила, что они смогут вернуться назад. Буран был слишком свирепым.
— Что ж, нет никаких сомнений в том, что эта их жрица-ведьма обладает Талантом управлять погодой, — сказала Мегэн, сидевшая почти у самого огня. — Этот проклятый ветер воет уже два месяца, и у нас не было ни единого дня покоя.
— Мак-Синн говорит, что зимой бывает такой ветер, — сказала Изабо.
— Да, может, это и так, — раздраженно ответила Мегэн. — Но я не поверю, что он дует вот так, днем и ночью, каждый божий день. Это неестественно, а если бы и было естественно, то никто в здравом уме не поселился бы здесь, даже Мак-Синн.
— Разве ты не можешь ничего сделать? — пронзительным от раздражения голосом спросила Изабо.
— Думаешь, если бы могла, то не сделала бы? — огрызнулась Мегэн. — Я же не погодная ведьма!
— Но есть же Лодестар! Неужели ты не можешь помочь Лахлану поднять Лодестар и остановить непогоду? — Изабо чуть не плакала. Постоянный вой ветра мог вывести из терпения кого угодно, в особенности когда ему сопутствовали постоянные капризы двух голодных и замерзших трехлеток.
Мегэн вздохнула.
— Теперь Лодестар Лахлана, и только он может поднять его, Бо. Тебе бы следовало это знать. Кроме того, погодой всегда трудно управлять. Это взаимодействие воздуха, воды, огня и земли, и если ведьма хочет воздействовать на погоду, она должна быть сильной во всех этих стихиях, и в стихии духа тоже. А такую бурю, как эту, вообще практически невозможно контролировать. Когда она достигает такой силы, самое лучшее, что можно с ней сделать, это просто позволить ей пройти. — Она закуталась в свой плед, поднеся скрюченные узловатые пальцы к еле тлеющим углям. — По крайней мере, можно радоваться, что фэйрги точно так же страдают от непогоды, как и мы.
Майя злорадно улыбнулась, и Мегэн сказала:
— Одно слово, Колдунья, и я испепелю тебя на месте. Я не преувеличиваю!
Майя успокаивающе подняла руки, потом сделала вид, что заперла рот и выкинула ключ. Бронвин хихикнула.
Доведенная до предела, Изабо резко встала и вышла из комнаты, закутавшись в свой плед, который не слишком спасал от пронизывающего ледяного ветра.
Во дворе под импровизированным навесом, наспех сколоченным солдатами, сбилось в кучу стадо коз и овец. Сугробы доставали им до холок, и все овцы были так густо облеплены снегом, что казалось, будто на них надета еще одна шкура, более белая и тяжелая, чем их собственная.
Изабо погладила их по их стоическим печальным мордам и вгляделась в обжигающий ветер. Зима в Карриге походила на зиму на Хребте Мира. Она была такой же беспощадной.
— Хочу домой, — сказала она Бубе. Домой-ух…
Сверкнула внезапная вспышка, и на ее серебристом фоне четко вырисовался черный силуэт разрушенного замка. До Изабо донеслась музыка, электрическое покалывание, похожее на разряд молнии, которое на самом деле было результатом какого-то мощного магического действия. Она распрямилась, волосы у нее на голове встали дыбом. И сияние затопит землю…
То, что озарило небо от горизонта до горизонта, не было молнией. Эта была вспышка Лодестара. Она услышала, как ветер внезапно улегся, услышала тишину, звенящую, точно удар гонга. Снежинки медленно опали на землю, но новых за ними не последовало. Из конюшен донеслось ржание лошадей, овцы беспокойно кружили в своем загоне, жалобно блея. Сердце у Изабо колотилось, замерзшие губы растянулись в непривычной улыбке. После всего этого времени, после борьбы, смертей и ужаса, Лахлан наконец зажег Лодестар — и не для того, чтобы выиграть битву, не для того, чтобы одержать победу над врагом, а для того, чтобы выполнить обещание, данное маленькому сыну.
Слезы замерзали у нее на щеках. Она пробралась через занесенный снегом двор, поднялась по лестнице и перебралась через огромные сугробы к воротам замка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94