Оставшись в своей обычной кожаной безрукавке он, под глухие ритмичные удары барабана продолжал движение по кругу, приветственно подняв руки. Публика неистовствовала.
— Вот кого они любят, по-настоящему, — снова шепнул Тамменмирт Сфагаму.
— Любовь, скреплённая страхом.
— А что, может быть так и надо…
Фриккел иронически прокашлялся. Гул пошёл на убыль.
— Лукав мудрец, что стал поэтом, и рубит рифмы сгоряча. Отвечу я ему на это скупым куплетом…
— Палача! — подхватила толпа.
Поигрывая плёткой Фриккел сделал ещё один круг. Проходя мимо виселицы, он как бы нечаянно легонько хлестнул сзади по икрам Тренды. Та дёрнулась вниз едва не задохнувшись в петле и не свалившись с мешка. Палач грациозно удержал её от падения, шутливо погрозил пальцем и, вернувшись к краю помоста продолжал.
— Мне, право, ближе звуки песен, и лапа тянется к перу, но сердцу отдых неизвестен и долг взывает…
— К топору! — закричала толпа.
— Итак, начнём! Как говориться, день прожить — не поле перейти, верно? — он схватил длинный кол и, изобразив движения копьеметателя, пробежался по краю помоста. Первые ряды шарахнулись назад.
— Блудлив осёл, петух — не хуже! — продекламировал он торжественным голосом, — но ту блудливую козу давно с терпеньем ожидает соитие сидя…
На колу! — закончила толпа.
Стражники прижали Аланкору к топчану. Помощники палача раздвинули ей ноги. Фриккел придирчиво осмотрел место, куда должен был войти кол. Затем он маленьким топориком легонько подстругал и выровнял его вершину и немного притупил остриё, постучав по нему обухом.
— Остановитесь! Остановите казнь!
Толпа заволновалась. Кто-то человек отчаянно пробивался сквозь ряды продолжая выкрики. Наконец он протиснулся к помосту. Это был молодой человек в поношенной холщовой одежде с короткими взъерошенными чёрными волосами, оттеняющими бледность лица. В больших влажных глазах читалась безрассудная решимость.
Глава 20
— Стойте! Прекратите! — кричал юноша, размахивая руками, пытаясь привлечь внимание правителя.
— Ну вот опять мешают! — с досадой сплюнул палач, уже пристроивший кол позади Аланкоры так, что оставалось только воткнуть его в тело.
Тамменмирт поднялся с места.
— Кто позволил тебе принимать здесь решения?
— Обозревая текущий момент ситуации, складывается впечатление, что он располагает моим временем! — под хохот публики заявил Фриккел.
— Послушай, правитель… Послушайте все! — заговорил молодой человек срывающимся от волнения голосом. — Мир и так переполнен злом. Не умножайте его более. Прервите цепь насилия! Довольно расправ и казней! Довольно крови! Мы не в праве брать то, что не давали. Жизнь даётся человеку свыше и не нам её отнимать!
— Выходит, нужно отвергнуть закон и простить всех врагов и преступников? — сдержано спросил правитель.
— Воистину, прощение, а не месть должно стать нашим законом! Смирение — вот оружие против врагов! Месть, на которой стоит закон, недостойна человека! Путём мести нельзя подняться к Добру. А Добро есть семя мира и высший закон вселенной, стоящий над людьми и богами. Добро есть бог богов! Если тебе нужна жертва — возьми меня и отпусти этих людей!
— Я против! — решительно вставил палач, — Я не люблю иметь дело с сумасшедшими. Здесь лекарь нужен…
— Отпусти их! Отринь закон людей во имя закона Добра!
— Ты кончил? — спросил Тамменмирт, — Прекрасно! А теперь послушай! Слушайте жители Амтасы! Этот человек хочет, чтобы все преступники были отпущены с миром и продолжали свои гнусные дела, а мы бы утешались сознанием собственной доброты и смирения. Так вот, что я на это скажу. Кто сказал, что месть недостойна человека? Месть именно человеку-то и присуща. Кто видел, чтобы животные друг другу мстили? Увиливая от мести, мы сваливаем на богов нашу грязную работу по установлению равновесия и порядка в мире. Ибо не Добро поддерживает мир, а равновесие начал. Месть — не порок, а долг наш по установлению гармонии между людьми. А закон есть разумная мера мести. И ещё! Я правлю городом не первый год и кое-что в этом деле понимаю. Если не мстит закон, то мстят сами люди. И вот тогда их неподзаконная месть становится дикой и неумеренной, а к закону перестают относиться всерьёз. Такова человеческая природа, сколько бы вы не твердили о том, каким должен быть человек. Да и кто дал вам знать каким он должен быть? Живите так, как нашептал вам на ухо ваш добрый бог, если вам так хочется. Но не посягайте на людской закон, поддерживающий в мире равновесие. Смирение, говоришь! Смирение — это утешение бессильных, а кротость — облагороженная слабость! Если смиренно относиться к врагам, то и дня не проживёшь! Если волки будут смиренны, то перемрут с голоду, а зайцы заполнят весь мир. Может ваш добрый бог именно этого и хочет? И думал ли о добре и зле тот, кто устраивал законы для волков и зайцев? А? Что скажешь?
Юноша пытался что-то возразить, но его голос был заглушён смехом и презрительным гомоном толпы.
— Так вот! — продолжал правитель. — Я не принимаю твоей жертвы. За тобой нет никакой вины, кроме безмерной самонадеянности и нахальства. Поэтому наказывать тебя особенно не за что. Особенно сегодня. Но ваша община мне поднадоела. Без вас хватает умников в Амтасе! С этого дня я запрещаю адептам вашей веры показываться в городе и смущать людей прекраснодушной болтовнёй. — Эй, — обратился он к стражникам, — проводите этого молодого человека до ворот и чтобы я его в городе больше не видел!
— Мне жаль тебя правитель! Твоей душой завладели демоны зла! — продолжал выкрикивать юноша, пока стражники тащили его прочь.
— Жаль ему меня! Вы слышали? Каков нахал! — негромко хмыкнул Тамменмирт, садясь на место и вытирая разгорячённое лицо бархатным полотенцем, которое не замедлил подать слуга.
— Кто это? — спросил Сфагам.
— Так…Одна новая секта. Развелось их последнее время… Их называют двуединщиками. У них своя вера… Пришли из южных провинций и проповедуют очень странное учение. Сначала их было совсем мало, но народ за ними идёт. Я слышал, к ним даже иногда присоединяются богатые люди и высокие чиновники. Чем-то они людей цепляют… Но я их не люблю. Есть в них нечто такое… сам не пойму…Что-то происходит в мире. Что-то тревожное…
— Старые боги состарились и вот-вот умрут. А они пришли претендовать на их наследство. Я видел много разных общин со своей верой. Наши братья часто вступали с ними в диспуты. Я остерегаюсь верить людям, которые доподлинно знают как надо жить. Но за этими стоит скрытая сила. Пока скрытая… Я это вижу. Мой тебе совет, хоть ты и выгнал их из города, не оставляй их без внимания. Не знаю какой новый мир они способны построить, но разрушить старый у них сил, пожалуй, хватит.
Правитель многозначительно кивнул.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97
— Вот кого они любят, по-настоящему, — снова шепнул Тамменмирт Сфагаму.
— Любовь, скреплённая страхом.
— А что, может быть так и надо…
Фриккел иронически прокашлялся. Гул пошёл на убыль.
— Лукав мудрец, что стал поэтом, и рубит рифмы сгоряча. Отвечу я ему на это скупым куплетом…
— Палача! — подхватила толпа.
Поигрывая плёткой Фриккел сделал ещё один круг. Проходя мимо виселицы, он как бы нечаянно легонько хлестнул сзади по икрам Тренды. Та дёрнулась вниз едва не задохнувшись в петле и не свалившись с мешка. Палач грациозно удержал её от падения, шутливо погрозил пальцем и, вернувшись к краю помоста продолжал.
— Мне, право, ближе звуки песен, и лапа тянется к перу, но сердцу отдых неизвестен и долг взывает…
— К топору! — закричала толпа.
— Итак, начнём! Как говориться, день прожить — не поле перейти, верно? — он схватил длинный кол и, изобразив движения копьеметателя, пробежался по краю помоста. Первые ряды шарахнулись назад.
— Блудлив осёл, петух — не хуже! — продекламировал он торжественным голосом, — но ту блудливую козу давно с терпеньем ожидает соитие сидя…
На колу! — закончила толпа.
Стражники прижали Аланкору к топчану. Помощники палача раздвинули ей ноги. Фриккел придирчиво осмотрел место, куда должен был войти кол. Затем он маленьким топориком легонько подстругал и выровнял его вершину и немного притупил остриё, постучав по нему обухом.
— Остановитесь! Остановите казнь!
Толпа заволновалась. Кто-то человек отчаянно пробивался сквозь ряды продолжая выкрики. Наконец он протиснулся к помосту. Это был молодой человек в поношенной холщовой одежде с короткими взъерошенными чёрными волосами, оттеняющими бледность лица. В больших влажных глазах читалась безрассудная решимость.
Глава 20
— Стойте! Прекратите! — кричал юноша, размахивая руками, пытаясь привлечь внимание правителя.
— Ну вот опять мешают! — с досадой сплюнул палач, уже пристроивший кол позади Аланкоры так, что оставалось только воткнуть его в тело.
Тамменмирт поднялся с места.
— Кто позволил тебе принимать здесь решения?
— Обозревая текущий момент ситуации, складывается впечатление, что он располагает моим временем! — под хохот публики заявил Фриккел.
— Послушай, правитель… Послушайте все! — заговорил молодой человек срывающимся от волнения голосом. — Мир и так переполнен злом. Не умножайте его более. Прервите цепь насилия! Довольно расправ и казней! Довольно крови! Мы не в праве брать то, что не давали. Жизнь даётся человеку свыше и не нам её отнимать!
— Выходит, нужно отвергнуть закон и простить всех врагов и преступников? — сдержано спросил правитель.
— Воистину, прощение, а не месть должно стать нашим законом! Смирение — вот оружие против врагов! Месть, на которой стоит закон, недостойна человека! Путём мести нельзя подняться к Добру. А Добро есть семя мира и высший закон вселенной, стоящий над людьми и богами. Добро есть бог богов! Если тебе нужна жертва — возьми меня и отпусти этих людей!
— Я против! — решительно вставил палач, — Я не люблю иметь дело с сумасшедшими. Здесь лекарь нужен…
— Отпусти их! Отринь закон людей во имя закона Добра!
— Ты кончил? — спросил Тамменмирт, — Прекрасно! А теперь послушай! Слушайте жители Амтасы! Этот человек хочет, чтобы все преступники были отпущены с миром и продолжали свои гнусные дела, а мы бы утешались сознанием собственной доброты и смирения. Так вот, что я на это скажу. Кто сказал, что месть недостойна человека? Месть именно человеку-то и присуща. Кто видел, чтобы животные друг другу мстили? Увиливая от мести, мы сваливаем на богов нашу грязную работу по установлению равновесия и порядка в мире. Ибо не Добро поддерживает мир, а равновесие начал. Месть — не порок, а долг наш по установлению гармонии между людьми. А закон есть разумная мера мести. И ещё! Я правлю городом не первый год и кое-что в этом деле понимаю. Если не мстит закон, то мстят сами люди. И вот тогда их неподзаконная месть становится дикой и неумеренной, а к закону перестают относиться всерьёз. Такова человеческая природа, сколько бы вы не твердили о том, каким должен быть человек. Да и кто дал вам знать каким он должен быть? Живите так, как нашептал вам на ухо ваш добрый бог, если вам так хочется. Но не посягайте на людской закон, поддерживающий в мире равновесие. Смирение, говоришь! Смирение — это утешение бессильных, а кротость — облагороженная слабость! Если смиренно относиться к врагам, то и дня не проживёшь! Если волки будут смиренны, то перемрут с голоду, а зайцы заполнят весь мир. Может ваш добрый бог именно этого и хочет? И думал ли о добре и зле тот, кто устраивал законы для волков и зайцев? А? Что скажешь?
Юноша пытался что-то возразить, но его голос был заглушён смехом и презрительным гомоном толпы.
— Так вот! — продолжал правитель. — Я не принимаю твоей жертвы. За тобой нет никакой вины, кроме безмерной самонадеянности и нахальства. Поэтому наказывать тебя особенно не за что. Особенно сегодня. Но ваша община мне поднадоела. Без вас хватает умников в Амтасе! С этого дня я запрещаю адептам вашей веры показываться в городе и смущать людей прекраснодушной болтовнёй. — Эй, — обратился он к стражникам, — проводите этого молодого человека до ворот и чтобы я его в городе больше не видел!
— Мне жаль тебя правитель! Твоей душой завладели демоны зла! — продолжал выкрикивать юноша, пока стражники тащили его прочь.
— Жаль ему меня! Вы слышали? Каков нахал! — негромко хмыкнул Тамменмирт, садясь на место и вытирая разгорячённое лицо бархатным полотенцем, которое не замедлил подать слуга.
— Кто это? — спросил Сфагам.
— Так…Одна новая секта. Развелось их последнее время… Их называют двуединщиками. У них своя вера… Пришли из южных провинций и проповедуют очень странное учение. Сначала их было совсем мало, но народ за ними идёт. Я слышал, к ним даже иногда присоединяются богатые люди и высокие чиновники. Чем-то они людей цепляют… Но я их не люблю. Есть в них нечто такое… сам не пойму…Что-то происходит в мире. Что-то тревожное…
— Старые боги состарились и вот-вот умрут. А они пришли претендовать на их наследство. Я видел много разных общин со своей верой. Наши братья часто вступали с ними в диспуты. Я остерегаюсь верить людям, которые доподлинно знают как надо жить. Но за этими стоит скрытая сила. Пока скрытая… Я это вижу. Мой тебе совет, хоть ты и выгнал их из города, не оставляй их без внимания. Не знаю какой новый мир они способны построить, но разрушить старый у них сил, пожалуй, хватит.
Правитель многозначительно кивнул.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97