Отец всегда ходил в пиджаке, чтобы хоть немного скрыть некрасивый
горб на спине. Он сам научился ловко связывать крылья, чтобы не слишком
выпирали и не бросались в глаза, и научил этому нас. И маме, и мне было
больно, когда мы стягивали ремешками тонкие, сложенные в складки, концы
наших крыльев. Но мы терпели, потому что очень хотели стать людьми и ни в
чем от них не отличаться.
Но люди все смеялись и потешались над нами.
"Это семья горбунов, - говорили они. - Смотрите, и сын у них -
горбун".
Левое крыло у меня сломано. Его сломали давно, еще в школе, и оно
плохо срослось. Отец сам лечил его, сам накладывал шины, но оно все равно
срослось неровно, и я легко могу сейчас нащупать утолщение в том месте,
где был перелом. И еще я плохо из-за этого разворачиваюсь в воздухе, а это
так необходимо, чтобы стремительно и внезапно обрушиться на противника,
чтобы вцепиться клыками ему в горло.
- Эй, урод! - сказал мне в школьном туалете дылда-восьмиклассник,
затягиваясь дрянной вонючей сигаретой. - Ты зачем сюда пришел, чтобы
настучать на нас учителю?
- Я не урод, - сказал я. - Сами вы уроды.
- Ах ты, дерьмо, - сказал дылда. - Еще огрызается! - и толкнул меня к
товарищу, такому же уроду, как и он сам. А тот толкнул меня обратно. И
тогда я вцепился своими еще тонкими когтями дылде в лицо, а он схватил
швабру и ударил меня по спине.
Наверное, тогда от боли я потерял сознание, потому что очнулся на
заплеванном цементном полу уже один, а, когда, пересиливая боль в крыле,
притащился в класс, учительница посмотрела на меня насмешливо и сердито
одновременно и громко сказала, что от меня воняет сортиром и нашей семейке
неплохо было бы почаще мыться.
Это неправда, что мы грязные. Конечно, у нас есть специфический
запах, который издают крылья, если они долго сложены и стянуты ремешком,
но мама всегда их тщательно моет, как только я прихожу из школы, и от меня
никогда не пахнет.
И еще никто не хотел со мной дружить. Совсем маленькому мне кидали
песок в глаза, если я пытался в песочнице вместе с другими детьми лепить
формочками или строить сказочный город, и отнимали игрушки. В школе за
спиной я часто слышал: "фу, какой противный, у него горб". Но настоящей
пыткой были уроки физкультуры.
- Ты не ходишь на физкультуру, - говорили одноклассники, - потому что
освобожденный. А слабо тебе прыгнуть через "коня", эй, урод! Какой же ты
после этого парень.
Я бы запросто мог прыгнуть через "коня" и показать им также еще
кое-что, но отец настрого запретил мне делать что-нибудь такое, что не
умеют люди. Ведь мы должны были стать как все.
Я и сейчас еще учусь в школе. Вернее, осенью я опять должен буду туда
пойти. Но я не пойду. Я уже сейчас выше на голову своих одноклассников и
сильнее любого из них. Они теперь боятся со мной связываться. И в глаза
меня никто не обзывает. Но стоит отвернуться...
Все сейчас в школе "левые" или "правые", и они орут друг на друга на
переменках, а учителя орут на нас на уроках, а в городе очереди и
комендантский час, так что совсем плохо стало летать по ночам, опасно. Я
уже слышал крики снизу: "Диверсант!" - и в меня стреляли из автомата.
Мне очень хотелось потом спуститься к этому патрульному посту и
перегрызть плюгавому солдату в болтающейся на его дебильной голове каске
горло, но не стал этого делать. Отец бы мне не простил.
И еще у меня все сильнее растут когти.
Раньше когти росли у меня плохо, и отец страшно гордился этим.
- Видишь, - говорил он маме, - наш сын будет уже другим, не таким,
как мы. Он вырос среди людей, он будет таким, как они. Из-за одного этого
стоило приехать сюда.
Мама недоверчиво кивала в ответ. По-моему, она не очень-то верила его
словам. У нее были прекрасные острые когти, она подстригала их по людскому
обычаю и покрывала лаком. Сегодня я возьму мамин лак и тоже покрашу свои
когти. Пусть они будут красными, как кровь.
Когда погиб отец, мама перестала следить за своими руками. "Мне так
удобнее носить сетки с продуктами", - шутила она. Но я-то понимал, что она
перестала ухаживать за руками не из-за этого. Я все чаще замечал в ее
глазах такой же сухой нездоровый блеск, какой вижу сейчас, подходя к
зеркалу.
В тот день мы уехали далеко за город.
- Давайте устроим пикник, - сказал отец. - У людей это называется
пикником. Возьмем еды и отдохнем где-нибудь у речки.
И мы поехали. Мы присмотрели отличную лужайку недалеко от круглого,
заросшего камышами озера. Мы развели костер и напекли картошки. Отец
всегда говорил, что печеная картошка - настоящая человеческая еда. И еще у
нас было молоко, и зелень, и вареные яйца. Отец предусмотрел все, но
забыл, что в этот день открывается охотничий сезон.
Мама расстелила на траве чистую старую скатерть и расставила еду, и
мы освободили от ремешков свои большие черные крылья, но отец сказал, что
надо еще вскипятить чай. Он взял маленькое желтое пластмассовое ведро и
полетел на середину озера, ведь рядом никого не было, а там вода чище, и
тут загремели выстрелы.
Стреляли из лодки в камышах. Два раза, дуплетом. Я видел, как над
дальним концом озера поднялся сизый дымок.
Отец сначала остановился в воздухе, как будто налетел на невидимую
преграду, а потом выпустил ведерко из рук и оно упало в воду и закачалось
ярким поплавком.
Отец не полетел обратно к нам. Если бы он полетел обратно, стрелявшие
люди поплыли бы за ним, а мы сидели недалеко от берега и наши крылья не
были спрятаны под одежду. Поэтому он сумел еще каким-то чудом развернуться
в воздухе и упал сбоку от озера, на опушке леса.
Мы с мамой подбежали туда потом и увидели двух мужчин в телогрейках и
с ружьями в руках. Они стояли над телом отца и зло переговаривались,
оглядываясь по сторонам.
- Зачем ты стрелял? - испуганно шипел мужчина в выглядывающей из-под
телогрейки тельняшке. - С ума сошел!
- Это не человек, - отвечал другой, - пытаясь перевернуть тело носком
сапога на спину, но этому мешали отцовские огромные крылья, сломанные от
удара о землю. - Ты же видишь, это не человек.
- А кто тогда, кто?
- Не знаю, может, пришелец.
Мужчины зарыли отца маленькой саперной лопаткой тут же, на опушке, и
уплыли в своей вертлявой резиновой лодке, а мы еще долго не решались
выбраться из кустов и подойти к могиле.
После этого у меня быстрее стали расти когти.
Совсем не осталось талонов на продукты. Я перерыл все ящики кухонного
стола, но напрасно. Наскреб чуть-чуть пшенной крупы, но совсем нет масла.
И молоко без талонов больше не продают.
1 2 3