Они встали и пошли к ней. Эсменет отшатнулась во тьму за маленькой палаткой, съежившись, точно от холода. Она увидела их тени, идущие бок о бок, похожие на призраков на фоне утоптанной земли и травы. Потом двое мужчин прошли мимо нее по неровной дорожке света от костра, тянущейся в сторону канала. Эсменет затаила дыхание.
– В темноте за пределами круга света всегда так тихо и спокойно! – заметил высокий князь Атритау.
Двое мужчин встали на берегу канала, задрали туники, повозились с набедренными повязками, и вскоре в воду хлынули две ровные струи.
– О! – сказал Ксинем. – Водичка-то теплая!
Эсменет, несмотря на весь свой страх, закатила глаза и усмехнулась.
– И глубокая, – отозвался князь.
Ксинем захихикал одновременно злорадно и добродушно. Вновь обретя равновесие, он похлопал князя по спине.
– Я это использую! – весело сказал он. – В следующий раз, как пойду сюда мочиться вместе с Аккой. Он непременно свалится, или я его не знаю!
– Ты бы хоть веревку прихватил, чтобы его вытащить! – ответил высокий.
Снова хохот, раскатистый и дружелюбный. Эсменет поняла, что между этими людьми только что завязалась крепкая мужская дружба.
Они пошли обратно. Она снова затаила дыхание. Князь Атритау как будто смотрел прямо на нее.
Однако если он и увидел ее, то не подал виду. Вскоре оба снова присоединились к кругу пирующих у костра.
Сердце у нее колотилось, голова шла кругом от чувства собственной вины. Она пробралась вдоль дальней стенки шатра к удобному месту, где можно было не опасаться, что ее обнаружат те, кто отошел помочиться. Она привалилась к какому-то пеньку, склонила голову на плечо и прикрыла глаза, предоставив голосам, доносившимся от костра, унести ее далеко-далеко отсюда.
– Ну ты и напугал меня, скюльвенд! Я уж подумал: ну все…
– Серве, да? Ну, я так и думал, такое красивое имя…
Все они казались очень добрыми, милыми людьми – Эсменет подумала, что Акке, разумеется, приятно иметь таких друзей. Среди этих людей было… свободное пространство. Возможность ошибиться. Возможность задеть – но не обидеть.
Сидя одна в темноте, Эсменет внезапно почувствовала себя в полной безопасности, как с Сарцеллом. Это были друзья Ахкеймиона, и, хотя они не подозревали о ее существовании, каким-то образом они охраняли ее. Ее охватило блаженное сонное чувство. Голоса звенели и рокотали, искрясь неподдельным, искренним весельем. «Я только вздремну…» – подумала она. И тут кто-то упомянул имя Ахкеймиона.
– И что, за Ахкеймионом приехал Конфас? Сам Конфас?
– Ну, не сказать, чтобы это было ему по душе. Льстивый ублюдок!
– Но для чего императору мог понадобиться Ахкеймион?
– А ты что, в самом деле о нем тревожишься?
– О ком именно? Об императоре или об Ахкеймионе? Однако этот обрывок разговора потонул в сумятице других голосов. Эсменет почувствовала, что засыпает.
И приснилось ей, что пенек, у которого она прикорнула, – на самом деле дерево, только засохшее дерево, лишенное листьев, коры и ветвей, так что его ствол уподобился фаллическому столпу с распростертыми сучьями. Ей снилось, что она не может проснуться, что дерево каким-то образом прирастило ее к душащей земле…
«Эсми…»
Она шевельнулась. Что-то пощекотало ей щеку.
– Эсми.
Дружеский голос. Знакомый голос.
– Эсми, что ты делаешь?
Она открыла глаза. И на миг пришла в такой ужас, что даже закричать не могла.
А потом он зажал ей рот ладонью.
– Тсс! – предупредил Сарцелл. – А то придется объясняться.
И он кивнул в сторону Ксинемова костра.
Точнее, того, что от него осталось. В кострище трепетали последние слабые языки пламени. Все пирующие разошлись, лишь чья-то одинокая фигура свернулась клубком на циновке у огня. От костра вдаль тянулся дым, такой же холодный, как ночное небо.
Эсменет втянула воздух через нос. Сарцелл отнял руку от ее рта, поднял ее на ноги и увел за шатер. Тут было темно.
– Ты меня выследил? – спросила она, отнимая у него руку. Спросонья она даже рассердиться как следует не могла.
– Я проснулся, а тебя нет. Я понял, что ты здесь. Эсменет сглотнула. Руки казались слишком легкими, как будто готовились сами собой закрыть лицо.
Я не вернусь к тебе, Сарцелл.
В глазах его вспыхнуло и промелькнуло нечто, чего Эсменет распознать не смогла. Торжество?! Потом он пожал плечами. Беспечность этого жеста привела ее в ужас.
– Оно и к лучшему, – сказал он отсутствующим тоном. – Я тобой сыт по горло, Эсми.
Она уставилась на него. Из глаз покатились слезы, оставляя на щеках горячие дорожки. Отчего же она плачет? Она ведь не любит его! Или все-таки любит?
Но ведь он-то ее любил! Она была в этом уверена… Или нет?
Он кивнул в сторону затихшего лагеря.
– Ступай к нему. Мне теперь все равно.
У нее сдавило горло от отчаяния. Что же случилось? Быть может, Готиан наконец приказал ему ее выставить. Сарцелл как-то раз сказал ей, что рыцарям-командорам обычно прощаются такие слабости, как она. Но, разумеется, о том, что Сарцелл держит шлюху посреди Священного воинства, болтали все кому не лень. Ей доводилось встречать немало сальных взглядов и слышать грубых смешков. Все его подчиненные и товарищи знали, кто она такая. А уж если она что-то знала о мире знатных каст, так это то, что знатный человек высокого ранга может позволить себе очень многое, но не все, далеко не все.
Должно быть, все дело в этом. Или нет?
Она подумала о том незнакомце на Кампозейской агоре. Ей вспомнился переулок, жаркие объятия…
«Что же я наделала?»
Она подумала о холодном прикосновении шелка к ее коже, о жареном мясе с дорогими приправами, о бархатистом вине… Ей вспомнилась та зима в Сумне, четыре года назад, после летней засухи, когда она не могла позволить себе даже муки, смешанной пополам с мелом. Она тогда так отощала, что с ней никто не хотел переспать. Она была близка к краю. Очень близка.
Внутренний голос чрезвычайно разумно запричитал: «Проси прощения! Не будь дурой! Проси… Проси!»
Но она могла только смотреть. Сарцелл казался видением, недоступным ни мольбам, ни прощению. Вещью в себе. Видя, что Эсменет молчит, он раздраженно фыркнул, развернулся и зашагал прочь. Она смотрела ему вслед, пока его высокая фигура не растаяла во мраке.
«Сарцелл!»
Она почти выкрикнула это вслух, но что-то остановило ее – что-то жестокое.
«Ты этого хотела!» – проскрежетал голос, не совсем ее голос.
На востоке, за далеким силуэтом Андиаминских Высот, начинало светлеть небо. «Скоро и император проснется», – подумала она, непонятно к чему. Посмотрела на одинокого человека, спящего у костра. Тот не шевелился. Она рассеянно побрела к костру по утоптанной земле, думая о том, где она видела скюльвенда и где сидел князь Атритау. Налила себе вина в липкий кубок, отпила немного.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165
– В темноте за пределами круга света всегда так тихо и спокойно! – заметил высокий князь Атритау.
Двое мужчин встали на берегу канала, задрали туники, повозились с набедренными повязками, и вскоре в воду хлынули две ровные струи.
– О! – сказал Ксинем. – Водичка-то теплая!
Эсменет, несмотря на весь свой страх, закатила глаза и усмехнулась.
– И глубокая, – отозвался князь.
Ксинем захихикал одновременно злорадно и добродушно. Вновь обретя равновесие, он похлопал князя по спине.
– Я это использую! – весело сказал он. – В следующий раз, как пойду сюда мочиться вместе с Аккой. Он непременно свалится, или я его не знаю!
– Ты бы хоть веревку прихватил, чтобы его вытащить! – ответил высокий.
Снова хохот, раскатистый и дружелюбный. Эсменет поняла, что между этими людьми только что завязалась крепкая мужская дружба.
Они пошли обратно. Она снова затаила дыхание. Князь Атритау как будто смотрел прямо на нее.
Однако если он и увидел ее, то не подал виду. Вскоре оба снова присоединились к кругу пирующих у костра.
Сердце у нее колотилось, голова шла кругом от чувства собственной вины. Она пробралась вдоль дальней стенки шатра к удобному месту, где можно было не опасаться, что ее обнаружат те, кто отошел помочиться. Она привалилась к какому-то пеньку, склонила голову на плечо и прикрыла глаза, предоставив голосам, доносившимся от костра, унести ее далеко-далеко отсюда.
– Ну ты и напугал меня, скюльвенд! Я уж подумал: ну все…
– Серве, да? Ну, я так и думал, такое красивое имя…
Все они казались очень добрыми, милыми людьми – Эсменет подумала, что Акке, разумеется, приятно иметь таких друзей. Среди этих людей было… свободное пространство. Возможность ошибиться. Возможность задеть – но не обидеть.
Сидя одна в темноте, Эсменет внезапно почувствовала себя в полной безопасности, как с Сарцеллом. Это были друзья Ахкеймиона, и, хотя они не подозревали о ее существовании, каким-то образом они охраняли ее. Ее охватило блаженное сонное чувство. Голоса звенели и рокотали, искрясь неподдельным, искренним весельем. «Я только вздремну…» – подумала она. И тут кто-то упомянул имя Ахкеймиона.
– И что, за Ахкеймионом приехал Конфас? Сам Конфас?
– Ну, не сказать, чтобы это было ему по душе. Льстивый ублюдок!
– Но для чего императору мог понадобиться Ахкеймион?
– А ты что, в самом деле о нем тревожишься?
– О ком именно? Об императоре или об Ахкеймионе? Однако этот обрывок разговора потонул в сумятице других голосов. Эсменет почувствовала, что засыпает.
И приснилось ей, что пенек, у которого она прикорнула, – на самом деле дерево, только засохшее дерево, лишенное листьев, коры и ветвей, так что его ствол уподобился фаллическому столпу с распростертыми сучьями. Ей снилось, что она не может проснуться, что дерево каким-то образом прирастило ее к душащей земле…
«Эсми…»
Она шевельнулась. Что-то пощекотало ей щеку.
– Эсми.
Дружеский голос. Знакомый голос.
– Эсми, что ты делаешь?
Она открыла глаза. И на миг пришла в такой ужас, что даже закричать не могла.
А потом он зажал ей рот ладонью.
– Тсс! – предупредил Сарцелл. – А то придется объясняться.
И он кивнул в сторону Ксинемова костра.
Точнее, того, что от него осталось. В кострище трепетали последние слабые языки пламени. Все пирующие разошлись, лишь чья-то одинокая фигура свернулась клубком на циновке у огня. От костра вдаль тянулся дым, такой же холодный, как ночное небо.
Эсменет втянула воздух через нос. Сарцелл отнял руку от ее рта, поднял ее на ноги и увел за шатер. Тут было темно.
– Ты меня выследил? – спросила она, отнимая у него руку. Спросонья она даже рассердиться как следует не могла.
– Я проснулся, а тебя нет. Я понял, что ты здесь. Эсменет сглотнула. Руки казались слишком легкими, как будто готовились сами собой закрыть лицо.
Я не вернусь к тебе, Сарцелл.
В глазах его вспыхнуло и промелькнуло нечто, чего Эсменет распознать не смогла. Торжество?! Потом он пожал плечами. Беспечность этого жеста привела ее в ужас.
– Оно и к лучшему, – сказал он отсутствующим тоном. – Я тобой сыт по горло, Эсми.
Она уставилась на него. Из глаз покатились слезы, оставляя на щеках горячие дорожки. Отчего же она плачет? Она ведь не любит его! Или все-таки любит?
Но ведь он-то ее любил! Она была в этом уверена… Или нет?
Он кивнул в сторону затихшего лагеря.
– Ступай к нему. Мне теперь все равно.
У нее сдавило горло от отчаяния. Что же случилось? Быть может, Готиан наконец приказал ему ее выставить. Сарцелл как-то раз сказал ей, что рыцарям-командорам обычно прощаются такие слабости, как она. Но, разумеется, о том, что Сарцелл держит шлюху посреди Священного воинства, болтали все кому не лень. Ей доводилось встречать немало сальных взглядов и слышать грубых смешков. Все его подчиненные и товарищи знали, кто она такая. А уж если она что-то знала о мире знатных каст, так это то, что знатный человек высокого ранга может позволить себе очень многое, но не все, далеко не все.
Должно быть, все дело в этом. Или нет?
Она подумала о том незнакомце на Кампозейской агоре. Ей вспомнился переулок, жаркие объятия…
«Что же я наделала?»
Она подумала о холодном прикосновении шелка к ее коже, о жареном мясе с дорогими приправами, о бархатистом вине… Ей вспомнилась та зима в Сумне, четыре года назад, после летней засухи, когда она не могла позволить себе даже муки, смешанной пополам с мелом. Она тогда так отощала, что с ней никто не хотел переспать. Она была близка к краю. Очень близка.
Внутренний голос чрезвычайно разумно запричитал: «Проси прощения! Не будь дурой! Проси… Проси!»
Но она могла только смотреть. Сарцелл казался видением, недоступным ни мольбам, ни прощению. Вещью в себе. Видя, что Эсменет молчит, он раздраженно фыркнул, развернулся и зашагал прочь. Она смотрела ему вслед, пока его высокая фигура не растаяла во мраке.
«Сарцелл!»
Она почти выкрикнула это вслух, но что-то остановило ее – что-то жестокое.
«Ты этого хотела!» – проскрежетал голос, не совсем ее голос.
На востоке, за далеким силуэтом Андиаминских Высот, начинало светлеть небо. «Скоро и император проснется», – подумала она, непонятно к чему. Посмотрела на одинокого человека, спящего у костра. Тот не шевелился. Она рассеянно побрела к костру по утоптанной земле, думая о том, где она видела скюльвенда и где сидел князь Атритау. Налила себе вина в липкий кубок, отпила немного.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165