— Похоже, ты уже понял. Несчастья ходят парами.
Он вышел из домика и некоторое время стоял в дверях, вдыхая холодный, влажный от тумана утренний воздух. Было тихо. Бриз увяз где-то в затягивающих затопленные поля испарениях, ни одно дуновение ветра не колыхнуло листву сирени, калины и растущих у основания вала камышей. Река катила свои вздувшиеся воды неестественно тихо, возможно, успокоенная победой, гордая тем, что разлилась на много миль вширь от главного русла. Готовое выглянуть из-за далекого, как на море, горизонта, но все еще не выглянувшее солнце заполняло мир мягким розовым светом. Дебрен смотрел на перемешанные с лопухами и хвощами полевые цветки, такие же, как те, которые он только что убрал с табурета у постели девочки. И пытался угадать их цвет. Они были не то голубые, не то розовые. Как глаза у малышки.
Прошло немного времени, прежде чем он услышал. Трудно услышать то, что является не звуком, а его отсутствием. Пожалуй, ему в этом помог Санса, подошедший к столу, чтобы вытащить из земли воткнутый в нее факел.
Дебрен стоял ближе и успел преградить оруженосцу путь к ветряку.
— Нет.
Санса остановился с растерянной миной. Поглядел за спину Дебрена. Туда, где находился огород и отхожее место и противопаводковый вал, к которому шла сливная труба.
— Отодвинься, — мягко сказал идущий от реки Кипанчо. На голове у него был капалин, исчерченный наконечниками стрел еще в те времена, когда латы не снабжали магическими розетами на наплечниках. Следов меча или топора видно не было. Хороший рыцарь носит латы на всякий случай, но защищается мечом и щитом.
— Нет.
— Чудовище испустило дух. — В голосе Деф Гроота не слышалось удовлетворения. — Прекратилось поступление живительной влаги к внутренним органам.
— Точнее говоря, ты заткнул трубу у ее устья.
— Верно.
Дебрен без особой надежды глянул на Кипанчо. Он был прав, не обольщая себя иллюзиями.
— Человека добивают мизерикордией, — бросил рыцарь. — Чудовище можно убить и так. Он недолго страдал. Звуки жизненных функций прекратились сразу.
— Если я вытащу тряпку, которую Деф Гроот туда запихал, то они возобновятся.
— Да, — сразу же согласился Кипанчо. — Убитые чудовища вполне могут ожить. Мой враг, Четырехрукий маг из Саддаманки, умел это проделывать. Именно поэтому Санса сожжет тело сейчас же, не дожидаясь Ванрингера.
— Не сожжет, — тихо сказал Дебрен.
— Спорим? — не улыбаясь спросил Деф Гроот.
— Спорим. На всю оплату, которую вы мне должны. — Дебрен зашел за крыло ветряка, выхватил палочку. — Сожалею, Кипанчо. Но я не позволю уничтожить ветряк. Хотя бы потому, что одновременно вы спалите дом. А без крыши над головой малышка не выживет.
— Пойдешь против меня? — удивился рыцарь. — Ты сдурел?
— Против нас, — поправил Деф Гроот. — Он вроде бы чародей, а на магов нападают скопом, тут принцип чести не действует. Кто знает, может, веточка, которой он размахивает, нужна ему не только для того, чтобы взвинтить ставки. Втроем прыгнем. Не убивая, но скопом.
— Почему? — Кипанчо укоризненно смотрел из-под обреза капалина. — Почему, Дебрен?
— Я считаю, что ты не прав. Что неверно интерпретируешь предсказание Дамструны. И карту мира. Потому что не пустыня тянется вслед за теммозанами, а они — за пустыней, ибо в противоположность нам хотят и умеют жить с нею в мире и сильны среди песков. Потому что я не верю ни в полное осушение Виплана с помощью ветряков, ни в бескорыстных спонсоров твоего Кольцового похода, который ты ведешь против дефольских насосников. Потому что Деф Гроот назвал командира партизан Гепардом, хотя я в своем рассказе называл его Гепом. Потому что я заметил, как огорчает господина душиста инертность здешних крестьян, которые вместо того, чтобы взяться за оружие и двинуться на завоевание независимости для своих господ, по-махрусиански подставляют Ирбии вторую щеку. Потому что я знаю, что не случайно на втором листке оттиснута правая ладонь, хотя у меня-то был лишь один листок — с оттиском левой. Истина гласит, что правая рука не знает, что творит левая. А левое крыло здешнего движения сопротивления — это безусые мальчишки, запальчивые и лишенные воображения, и им уже тошно видеть, как народные посевы поедает вода, а люди погружаются в нищету. Поэтому леваки шантажируют чужеземца-травника, который втерся в доверие к господину Кипанчо, и велят ему рыцаря, словно какого-то дракона, отравой драконьей угостить, наивно полагая, что от этого судьба народных масс улучшится, а массы из благодарности и чувствуя свою силу схватятся за вилы и грабли. При этом лишенные воображения молокососы не понимают, что народ единодушно схватится за оружие только тогда, когда его доведут до крайности. Когда половина хлеба на полях сгниет, а половина детей и стариков от голода поумирает. В их тесных обсопливленных головах не умещается та очевидная истина, что если ты собираешься дать под зад оккупантам и притеснителям, то сначала надо несколько раз как следует своим приложить. Ногою оккупанта, разумеется. Направляя гнев народный в нужное русло.
На Дебрена смотрели с трех сторон. Их мыслей он угадать не мог.
Все очень долго молчали.
— Это твоя интерпретация, — сказал наконец Кипанчо. — Моя — другая. Разве это повод для драки?
— Большинство войн возникает из-за разницы в интерпретации. Граничной линии, понятия Бога, слова «справедливость». Все люди на свете считают себя хорошими, высокоморальными, совершающими добрые поступки. И убивают. Из-за расхождений в интерпретациях.
Кипанчо не взялся за меч. Дебрен стоял, опустив палочку, и пытался понять, что его удерживает. Если б он уложил рыцаря неожиданно брошенным заклинанием, то наверняка справился бы с двумя остальными.
— Один из нас прав, — проворчал Кипанчо. — Вопрос — кто?
— Четко представленная проблема, — похвалил Деф Гроот. Не походило на то, что он глубоко потрясен, хотя по крайней мере одна из версий явно противоречила тому, что утверждал он. Возможно, даже обе. В мире Четырехрукого мага из Саддаманки и коварных ветряков, превращающих Виплан в Северный Сухар, было, несмотря ни на что, достаточно места для правого крыла дефольских патриотов-прагматиков. А Кипанчо, при всем его очевидном сумасшествии, поражал логикой и умением делать правильные выводы. Бояться — как минимум отставки — должен был Деф Гроот. Однако он казался скорее человеком, только что покинувшим исповедальню и сбросившим угнетавший его груз.
— Предлагаю бросить монету.
— Нет, — покрутил головой рыцарь. — Есть лучший способ выяснить истину. Господин Дебрен, вызываю вас на суд Божий.
Дебрен сглотнул. Ничего подобного он не ожидал и почувствовал, что идет ко дну.
— Но я не рыцарь.
— В таких вопросах это не имеет значения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97
Он вышел из домика и некоторое время стоял в дверях, вдыхая холодный, влажный от тумана утренний воздух. Было тихо. Бриз увяз где-то в затягивающих затопленные поля испарениях, ни одно дуновение ветра не колыхнуло листву сирени, калины и растущих у основания вала камышей. Река катила свои вздувшиеся воды неестественно тихо, возможно, успокоенная победой, гордая тем, что разлилась на много миль вширь от главного русла. Готовое выглянуть из-за далекого, как на море, горизонта, но все еще не выглянувшее солнце заполняло мир мягким розовым светом. Дебрен смотрел на перемешанные с лопухами и хвощами полевые цветки, такие же, как те, которые он только что убрал с табурета у постели девочки. И пытался угадать их цвет. Они были не то голубые, не то розовые. Как глаза у малышки.
Прошло немного времени, прежде чем он услышал. Трудно услышать то, что является не звуком, а его отсутствием. Пожалуй, ему в этом помог Санса, подошедший к столу, чтобы вытащить из земли воткнутый в нее факел.
Дебрен стоял ближе и успел преградить оруженосцу путь к ветряку.
— Нет.
Санса остановился с растерянной миной. Поглядел за спину Дебрена. Туда, где находился огород и отхожее место и противопаводковый вал, к которому шла сливная труба.
— Отодвинься, — мягко сказал идущий от реки Кипанчо. На голове у него был капалин, исчерченный наконечниками стрел еще в те времена, когда латы не снабжали магическими розетами на наплечниках. Следов меча или топора видно не было. Хороший рыцарь носит латы на всякий случай, но защищается мечом и щитом.
— Нет.
— Чудовище испустило дух. — В голосе Деф Гроота не слышалось удовлетворения. — Прекратилось поступление живительной влаги к внутренним органам.
— Точнее говоря, ты заткнул трубу у ее устья.
— Верно.
Дебрен без особой надежды глянул на Кипанчо. Он был прав, не обольщая себя иллюзиями.
— Человека добивают мизерикордией, — бросил рыцарь. — Чудовище можно убить и так. Он недолго страдал. Звуки жизненных функций прекратились сразу.
— Если я вытащу тряпку, которую Деф Гроот туда запихал, то они возобновятся.
— Да, — сразу же согласился Кипанчо. — Убитые чудовища вполне могут ожить. Мой враг, Четырехрукий маг из Саддаманки, умел это проделывать. Именно поэтому Санса сожжет тело сейчас же, не дожидаясь Ванрингера.
— Не сожжет, — тихо сказал Дебрен.
— Спорим? — не улыбаясь спросил Деф Гроот.
— Спорим. На всю оплату, которую вы мне должны. — Дебрен зашел за крыло ветряка, выхватил палочку. — Сожалею, Кипанчо. Но я не позволю уничтожить ветряк. Хотя бы потому, что одновременно вы спалите дом. А без крыши над головой малышка не выживет.
— Пойдешь против меня? — удивился рыцарь. — Ты сдурел?
— Против нас, — поправил Деф Гроот. — Он вроде бы чародей, а на магов нападают скопом, тут принцип чести не действует. Кто знает, может, веточка, которой он размахивает, нужна ему не только для того, чтобы взвинтить ставки. Втроем прыгнем. Не убивая, но скопом.
— Почему? — Кипанчо укоризненно смотрел из-под обреза капалина. — Почему, Дебрен?
— Я считаю, что ты не прав. Что неверно интерпретируешь предсказание Дамструны. И карту мира. Потому что не пустыня тянется вслед за теммозанами, а они — за пустыней, ибо в противоположность нам хотят и умеют жить с нею в мире и сильны среди песков. Потому что я не верю ни в полное осушение Виплана с помощью ветряков, ни в бескорыстных спонсоров твоего Кольцового похода, который ты ведешь против дефольских насосников. Потому что Деф Гроот назвал командира партизан Гепардом, хотя я в своем рассказе называл его Гепом. Потому что я заметил, как огорчает господина душиста инертность здешних крестьян, которые вместо того, чтобы взяться за оружие и двинуться на завоевание независимости для своих господ, по-махрусиански подставляют Ирбии вторую щеку. Потому что я знаю, что не случайно на втором листке оттиснута правая ладонь, хотя у меня-то был лишь один листок — с оттиском левой. Истина гласит, что правая рука не знает, что творит левая. А левое крыло здешнего движения сопротивления — это безусые мальчишки, запальчивые и лишенные воображения, и им уже тошно видеть, как народные посевы поедает вода, а люди погружаются в нищету. Поэтому леваки шантажируют чужеземца-травника, который втерся в доверие к господину Кипанчо, и велят ему рыцаря, словно какого-то дракона, отравой драконьей угостить, наивно полагая, что от этого судьба народных масс улучшится, а массы из благодарности и чувствуя свою силу схватятся за вилы и грабли. При этом лишенные воображения молокососы не понимают, что народ единодушно схватится за оружие только тогда, когда его доведут до крайности. Когда половина хлеба на полях сгниет, а половина детей и стариков от голода поумирает. В их тесных обсопливленных головах не умещается та очевидная истина, что если ты собираешься дать под зад оккупантам и притеснителям, то сначала надо несколько раз как следует своим приложить. Ногою оккупанта, разумеется. Направляя гнев народный в нужное русло.
На Дебрена смотрели с трех сторон. Их мыслей он угадать не мог.
Все очень долго молчали.
— Это твоя интерпретация, — сказал наконец Кипанчо. — Моя — другая. Разве это повод для драки?
— Большинство войн возникает из-за разницы в интерпретации. Граничной линии, понятия Бога, слова «справедливость». Все люди на свете считают себя хорошими, высокоморальными, совершающими добрые поступки. И убивают. Из-за расхождений в интерпретациях.
Кипанчо не взялся за меч. Дебрен стоял, опустив палочку, и пытался понять, что его удерживает. Если б он уложил рыцаря неожиданно брошенным заклинанием, то наверняка справился бы с двумя остальными.
— Один из нас прав, — проворчал Кипанчо. — Вопрос — кто?
— Четко представленная проблема, — похвалил Деф Гроот. Не походило на то, что он глубоко потрясен, хотя по крайней мере одна из версий явно противоречила тому, что утверждал он. Возможно, даже обе. В мире Четырехрукого мага из Саддаманки и коварных ветряков, превращающих Виплан в Северный Сухар, было, несмотря ни на что, достаточно места для правого крыла дефольских патриотов-прагматиков. А Кипанчо, при всем его очевидном сумасшествии, поражал логикой и умением делать правильные выводы. Бояться — как минимум отставки — должен был Деф Гроот. Однако он казался скорее человеком, только что покинувшим исповедальню и сбросившим угнетавший его груз.
— Предлагаю бросить монету.
— Нет, — покрутил головой рыцарь. — Есть лучший способ выяснить истину. Господин Дебрен, вызываю вас на суд Божий.
Дебрен сглотнул. Ничего подобного он не ожидал и почувствовал, что идет ко дну.
— Но я не рыцарь.
— В таких вопросах это не имеет значения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97