Как будто реактивные двигатели поставили на землю гнать перегретый газ и пламя на пятьдесят метров в небо.
Я падал навстречу воде.
Мне запомнилась сцена, как фотография.
Орда сбилась в кучу в канаве. Они скалили зубы, глаза горели жаждой свежего мяса. Лысый стоял возле устья трубы, как в круглой раме.
Они распевали так громко, что не слышали рева горящего газа в люках, и они точно не были готовы к тому, где он прорвется потом.
Сила тяжести бросила меня в воду с оглушительным всплеском.
Я задержал дыхание и вцепился руками в илистое дно потока. Глаза были открыты. В клубах взмученного ила мелькали руки, чтобы схватить меня и вытащить, и мне бы точно пришлось узнать, насколько остры эти мясницкие ножи.
Я постарался уйти поглубже. Господи, милый Господи, еще только миг под водой, чтобы…
В-в-в-ухх!
Вода вспыхнула яркой синевой. Ложе потока встряхнуло.
Потом я оказался в ванне из жидкого золота. Из носа пошли пузыри, я посмотрел вверх. Поверхность всего в нескольких сантиметрах от глаз. А над ней - будто кусок горящего солнца спустился в канаву.
Тут же исчезли нашаривающие меня руки, и приглушенный грохот как от реактивного сопла раздался над головой.
Я ждал, сколько мог выдержать; пока легкие не стали гореть и мышцы живота не свело от кислородного голодания.
Тогда я вынырнул, ловя ртом воздух. В первую секунду я ничего не видел. Только слышался запах, какой бывает, когда упустишь мясо на решетке барбекю и оно сгорает, шипя и брызгаясь жиром. Я проморгался, выплюнул изо рта воду, огляделся.
Из устья трубы валил пар и падали маленькие шарики огня.
Каннибалов не было. Когда я говорю “не было”, я имею в виду, что они не представляли больше опасности. Многие убежали, когда бетонная труба изрыгнула пламя, как чудовищный огнемет. Некоторые не успели.
Рассыпанные вдоль склонов и в самой воде, лежали с десяток или больше обгоревших тел, еще дымящихся. Даже лица их исчезли во взрыве метана. Он вспыхнул от срикошетившей пули, от ее искр. Некоторые были еще живы, они лежали и тряслись, будто от холода.
После того что они сделали с той женщиной, они не заслуживали милосердия. И все же я их стащил с берега и положил лицом в воду, чтобы они захлебнулись.
Не знаю, куда девалась винтовка. И мне было все равно. Рик Кеннеди хотел только одного: убраться из этого разреза ада. Я вылез из канавы и побрел обратно той же дорогой, и вода с одежды шипела, падая на раскаленную землю.
Мои друзья сидели под деревом, пьяно похохатывая над остатками виски. Они посмотрели на меня удивленно. С меня капала вода, ноги до колен почернели от золы. На локтях и коленях кожа слезла начисто, когда меня тащили по наждачной бетонной трубе.
Они глядели, пораскрывав рты, ожидая, что я им расскажу о своих приключениях.
Но во мне не осталось слов. Ни одного. И ни единого чувства. Ужас, отвращение, жалость, ненависть, гнев вытекли из меня как кровь. Я поднял рюкзак, набитый найденными припасами, закинул лямки на плечи и пошел, не слыша ничего, кроме хлюпанья воды в кроссовках и стука собственного усталого сердца.
44
Кэролайн улыбнулась мне, и зеленые глаза ее вспыхнули. Я любил эту улыбку. Она была такой приветливой, такой доверчивой. И я был рад, что могу ее обрадовать, просто сказав “привет” после двух дней отсутствия, когда я обшаривал местность в поисках нескольких банок бобов или не замеченного другими мешка с картошкой.
Кэролайн улыбалась, шептала “пять минут подожди” и исчезала в деревьях за гребнем. А я через пять минут шел за ней с колотящимся сердцем, с расходящимся от паха жаром, представляя себе, как она лежит, обнаженная, на траве или сидит на валуне, касаясь голыми ягодицами шероховатого камня. И ждет меня, знает, как я хочу ее, вожделею - назовите это как хотите, оголодав за два дня разлуки.
Текли недели, и вот так мы жили. Стивен работал день и ночь. Для него это стало делом всей жизни - обеспечить наше выживание. Он организовал склады провианта - обычно это были ямы на пустоши, тщательно замаскированные вереском и отмеченные камнями. Он хотел быть уверен, что если на нас нападут вооруженные банды, у нас будет доступ к запасам консервов. Он лично искал новые места для лагеря на случай, если нас найдут и придется уходить.
Мы посылали небольшие охотничьи группы. Они уходили в большой страшный мир за пределами Фаунтен-Мур и обыскивали каждый оставленный дом, сарай и садовое строение. К тому времени все это было уже тщательно обобрано. Если кто-то находил среди обломков мебели банку томатов или пачку сушеных фиников, он победно возносил ее над головой и вопил. Остальные хлопали его по спине, будто он забил решающий гол в финале кубка.
К этому времени мы делали двухдневные выходы. Но скоро придется сделать их трехдневными, потому что мы уходили все дальше и дальше в поисках еды.
И мы избегали дорог, будто они были заражены страшной проказой. Повсюду стояли блокпосты, и там были люди, готовые с радостью избавить тебя от груза консервов, а может, и от груза существования, если им придет в голову. И каннибализм становился обыденностью. То и дело попадались кострища, где среди пепла бананом желтел череп или два.
И мы крались вдоль изгородей с робостью кроликов в сезон охоты. Иногда даже проползали пару километров на четвереньках. Выработалось шестое чувство - знать, не ждет ли тебя за углом кучка свежеиспеченных дикарей с ножами.
А людей все еще была чертова уйма. То и дело попадались деревни, даже городки, превращенные в крепости. Люди свирепо защищали все, что им удалось собрать; наверное, в хорошо организованных общинах была и живность, и выращивали что-нибудь на футбольных полях и в палисадниках. Иногда из этих самодельных крепостей слышался стук пулемета, когда чужак подходил слишком близко. Бывало, что они горели, когда тысячи голодающих предпочитали риск гибели от пули в лоб перспективе неизбежной смерти от голода - тогда они бросались на приступ. Иногда им везло. Они опрокидывали защитников, брали что хотели и поджигали деревню.
Говард Спаркмен нашел наконец четырехместную “сессну”. Теперь он облетал местность, используя пастбище в долине как аэродром. Он находил точки - отдельные дома или брошенные грузовики, - которые имело смысл осмотреть наземным группам. Или предупреждал нас, чтобы вон в ту деревню не совались, потому что там вокруг стоят лагерем двадцать тысяч беженцев.
Он подтвердил, что люди мигрируют с запада на восток. Он облетел окрестности к востоку в сторону Йорка и Селби, и там земля была покрыта сотнями тысяч людей, торчащими тесно, как кукуруза в поле. Там было относительно мало горячих точек, которые выдавало почернение растительности. То, что нагревало землю в других местах, туда еще не дошло или как-то обошло стороной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136
Я падал навстречу воде.
Мне запомнилась сцена, как фотография.
Орда сбилась в кучу в канаве. Они скалили зубы, глаза горели жаждой свежего мяса. Лысый стоял возле устья трубы, как в круглой раме.
Они распевали так громко, что не слышали рева горящего газа в люках, и они точно не были готовы к тому, где он прорвется потом.
Сила тяжести бросила меня в воду с оглушительным всплеском.
Я задержал дыхание и вцепился руками в илистое дно потока. Глаза были открыты. В клубах взмученного ила мелькали руки, чтобы схватить меня и вытащить, и мне бы точно пришлось узнать, насколько остры эти мясницкие ножи.
Я постарался уйти поглубже. Господи, милый Господи, еще только миг под водой, чтобы…
В-в-в-ухх!
Вода вспыхнула яркой синевой. Ложе потока встряхнуло.
Потом я оказался в ванне из жидкого золота. Из носа пошли пузыри, я посмотрел вверх. Поверхность всего в нескольких сантиметрах от глаз. А над ней - будто кусок горящего солнца спустился в канаву.
Тут же исчезли нашаривающие меня руки, и приглушенный грохот как от реактивного сопла раздался над головой.
Я ждал, сколько мог выдержать; пока легкие не стали гореть и мышцы живота не свело от кислородного голодания.
Тогда я вынырнул, ловя ртом воздух. В первую секунду я ничего не видел. Только слышался запах, какой бывает, когда упустишь мясо на решетке барбекю и оно сгорает, шипя и брызгаясь жиром. Я проморгался, выплюнул изо рта воду, огляделся.
Из устья трубы валил пар и падали маленькие шарики огня.
Каннибалов не было. Когда я говорю “не было”, я имею в виду, что они не представляли больше опасности. Многие убежали, когда бетонная труба изрыгнула пламя, как чудовищный огнемет. Некоторые не успели.
Рассыпанные вдоль склонов и в самой воде, лежали с десяток или больше обгоревших тел, еще дымящихся. Даже лица их исчезли во взрыве метана. Он вспыхнул от срикошетившей пули, от ее искр. Некоторые были еще живы, они лежали и тряслись, будто от холода.
После того что они сделали с той женщиной, они не заслуживали милосердия. И все же я их стащил с берега и положил лицом в воду, чтобы они захлебнулись.
Не знаю, куда девалась винтовка. И мне было все равно. Рик Кеннеди хотел только одного: убраться из этого разреза ада. Я вылез из канавы и побрел обратно той же дорогой, и вода с одежды шипела, падая на раскаленную землю.
Мои друзья сидели под деревом, пьяно похохатывая над остатками виски. Они посмотрели на меня удивленно. С меня капала вода, ноги до колен почернели от золы. На локтях и коленях кожа слезла начисто, когда меня тащили по наждачной бетонной трубе.
Они глядели, пораскрывав рты, ожидая, что я им расскажу о своих приключениях.
Но во мне не осталось слов. Ни одного. И ни единого чувства. Ужас, отвращение, жалость, ненависть, гнев вытекли из меня как кровь. Я поднял рюкзак, набитый найденными припасами, закинул лямки на плечи и пошел, не слыша ничего, кроме хлюпанья воды в кроссовках и стука собственного усталого сердца.
44
Кэролайн улыбнулась мне, и зеленые глаза ее вспыхнули. Я любил эту улыбку. Она была такой приветливой, такой доверчивой. И я был рад, что могу ее обрадовать, просто сказав “привет” после двух дней отсутствия, когда я обшаривал местность в поисках нескольких банок бобов или не замеченного другими мешка с картошкой.
Кэролайн улыбалась, шептала “пять минут подожди” и исчезала в деревьях за гребнем. А я через пять минут шел за ней с колотящимся сердцем, с расходящимся от паха жаром, представляя себе, как она лежит, обнаженная, на траве или сидит на валуне, касаясь голыми ягодицами шероховатого камня. И ждет меня, знает, как я хочу ее, вожделею - назовите это как хотите, оголодав за два дня разлуки.
Текли недели, и вот так мы жили. Стивен работал день и ночь. Для него это стало делом всей жизни - обеспечить наше выживание. Он организовал склады провианта - обычно это были ямы на пустоши, тщательно замаскированные вереском и отмеченные камнями. Он хотел быть уверен, что если на нас нападут вооруженные банды, у нас будет доступ к запасам консервов. Он лично искал новые места для лагеря на случай, если нас найдут и придется уходить.
Мы посылали небольшие охотничьи группы. Они уходили в большой страшный мир за пределами Фаунтен-Мур и обыскивали каждый оставленный дом, сарай и садовое строение. К тому времени все это было уже тщательно обобрано. Если кто-то находил среди обломков мебели банку томатов или пачку сушеных фиников, он победно возносил ее над головой и вопил. Остальные хлопали его по спине, будто он забил решающий гол в финале кубка.
К этому времени мы делали двухдневные выходы. Но скоро придется сделать их трехдневными, потому что мы уходили все дальше и дальше в поисках еды.
И мы избегали дорог, будто они были заражены страшной проказой. Повсюду стояли блокпосты, и там были люди, готовые с радостью избавить тебя от груза консервов, а может, и от груза существования, если им придет в голову. И каннибализм становился обыденностью. То и дело попадались кострища, где среди пепла бананом желтел череп или два.
И мы крались вдоль изгородей с робостью кроликов в сезон охоты. Иногда даже проползали пару километров на четвереньках. Выработалось шестое чувство - знать, не ждет ли тебя за углом кучка свежеиспеченных дикарей с ножами.
А людей все еще была чертова уйма. То и дело попадались деревни, даже городки, превращенные в крепости. Люди свирепо защищали все, что им удалось собрать; наверное, в хорошо организованных общинах была и живность, и выращивали что-нибудь на футбольных полях и в палисадниках. Иногда из этих самодельных крепостей слышался стук пулемета, когда чужак подходил слишком близко. Бывало, что они горели, когда тысячи голодающих предпочитали риск гибели от пули в лоб перспективе неизбежной смерти от голода - тогда они бросались на приступ. Иногда им везло. Они опрокидывали защитников, брали что хотели и поджигали деревню.
Говард Спаркмен нашел наконец четырехместную “сессну”. Теперь он облетал местность, используя пастбище в долине как аэродром. Он находил точки - отдельные дома или брошенные грузовики, - которые имело смысл осмотреть наземным группам. Или предупреждал нас, чтобы вон в ту деревню не совались, потому что там вокруг стоят лагерем двадцать тысяч беженцев.
Он подтвердил, что люди мигрируют с запада на восток. Он облетел окрестности к востоку в сторону Йорка и Селби, и там земля была покрыта сотнями тысяч людей, торчащими тесно, как кукуруза в поле. Там было относительно мало горячих точек, которые выдавало почернение растительности. То, что нагревало землю в других местах, туда еще не дошло или как-то обошло стороной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136