Надо либо раньше выезжать, либо шины ему прокалывать. Пьют они: этот, этот и этот – поименно.
Соболев к Мамыкину:
– Странно. Здесь надо другого, наверное, снимать. Подполковник Мамыкин, объясните ситуацию, игроки пишут одно, Бубукин говорит другое. Кто виноват?
Лешка нахмурился, подумал и говорит:
– Я считаю, раз сложилась такая ситуация, Валентину Борисовичу надо уходить.
Ему вторит начальник команды Смирнов, он раньше политико-воспитательной работой в Главпуре занимался. А здесь должность высокая, зарплата, поездки и так далее.
Я выступил:
– Вы диагноз поставили неверно. Вот увидите, потому что не во мне дело. Считайте, что подал рапорт об уходе, завтра подам письменно…
Опять появляется Тарасов:
– Слышал Валентин. Я навел справки, есть Вьетнам. Поезжай, не лезь ты в эти склоки, я знаю, что ты прав. А там полигон прекрасный. Хочешь, в десять нападающих играй, хочешь, десять вратарей поставь, вьетнамцам по фигу. Они рису пожрут и в футбол идут играть. Поезжай на годик, а здесь разберутся.
К слову сказать, Мамыкина тоже сняли буквально через месяц. А ЦСКА чудом удержался в высшей лиге. Тогда еще была шуточная песня Высоцкого:
А вы знаете? Мамыкина снимают.
За разврат его, за пьянство, за дебош!
И, кстати, вашего соседа забирают, негодяя, Потому что он на Берию похож!
Словно мухи, тут и там Ходют слухи по домам…
Это шутка, конечно. Но, я слышал, что Высоцкий писал свои песни, отталкиваясь хоть от малейшего, но фактического материала. Так что наш скандальчик выполз за рамки клуба.
Приблизительно в это время я, наконец, окончил институт физкультуры. Поступил туда еще в шестьдесят пятом, как раз после школы тренеров. Но когда было учиться? Я то в Симферополе, то во Львове. Ректор института вручил сначала три диплома с отличием, а четвертый диплом получал я. Ректор сказал:
– Посмотрите на этого человека, какая у него сила воли. Рекорд институтский: учился десять лет и все-таки закончил. Мы вас, Валентин Борисович, поздравляем, большому кораблю – большое плавание…
И я своим большим кораблем «поплыл» во Вьетнам.
Две недели нас готовили, инструктировали в десятом управлении Главпура. Рассказывали об истории Вьетнама, как они живут, как надо себя вести. Страна отставшая, живут очень тяжело, но если вы хотите добиться результата, надо уважать обычаи. Ни в коем случае не допускать высокомерия, потому что народ гордый, обидчивый. И напрочь забыть про всякие там шашни с вьетнамками. На севере Вьетнама женщины очень преданные. Мужья служили в войсках, а жены их ждали. Когда я приехал, то обратил внимание, что у них женщины по одной нигде не работали. Даже уборщицы. Одна заметает, другая постель убирает, моет посуду или еще чего. Чтобы не было никаких подозрений. Ну, и еще они докладывали друг на друга. Нам сказали, что если застукают кого с вьетнамкой, то в двадцать четыре часа за свой счет – в Союз, с собой всего двадцать килограммов бери. А здесь будут разбираться.
Это все на севере. А в Сайгоне, то есть Хошимине, американцы установили свои порядки. У них даже такса была в борделях – десять долларов – баснословные деньги. Как раз только произошло воссоединение Вьетнама. Солдаты конфисковывали дорогую аппаратуру у южных вьетнамцев, картины. А всех этих дамочек с длинными ухоженными ногтями отправили на перевоспитание, сажать рис.
Откровенно говоря, ехали туда, как в ссылку. Во-первых, потому что денег там не платили. Монголия, Вьетнам, Куба – наши низкооплачиваемые друзья. Туда по существу ехали за алтушками, за мелочевкой. Вот Коля Маношин поработал в Йемене и заработал на «Волгу», а я на половину «Жигулей» не привез. Платили-то нормально, но на чеки разрешалось менять только двести долларов, не больше. Мотивировали это тем, что люди начинают экономить, недоедают, а поскольку еще и климат неблагоприятный, постоянно болеют желудком и разными местными заболеваниями. А государство по контракту переводило за меня Вооруженным Силам полторы тысячи долларов. Ну, у меня-то не было задачи заработать. Привез с собой только пару конфискованных картин – на юге купил.
Гораздо серьезнее климатические проблемы и местные условия. В период дождей там заливает все поля. Посол на катере по деревням ездит, вьетнамцы сидят на крышах, он смотрит, какую оказать помощь. Бывало, в столовую шли, брали с собой специальную палочку – прутик. Идешь босиком, в руках ботинки, тряпка, чтобы в столовой ноги обтереть, а палочкой змей плывущих отшвыриваешь. И при этом девяносто процентов влажности. И днем, и ночью одинаковая жара, жили, как в предбаннике. Матрасы из тростника толстые, чтобы, когда ночью потеешь, пот просачивался сквозь матрас.
При входе в комнату вторая дверь – из мелкой металлической сетки. А над кроватью марлевый полог. От москитов. Еще в мае появлялись кровососы, фосфоритки. Ползет такая по лицу – не чувствуешь, а она выделяет какое-то вещество, как будто кислотой прошлась, шрамик остается. Много было ящериц. Это наши друзья. Их почему-то называли Машками. Спрашивали друг у друга: «Как твоя Машка поживает?». Они истребляли этих насекомых. Я один раз глаза ночью открываю, а у меня перед носом на марле ящерица сидит. Я дышу, и на теплый воздух слетаются москиты, комарье. А моя Машка тут как тут. И язычком слизывает всю эту нечисть.
Были крысы-альпинисты. Такое впечатление, что у них на лапках присоски. У меня сосед – подполковник авиации. Один раз кричит: «Валь, Валь». Он вышел в туалет, крыса и забежала. А где прячется – не найдешь. Комната – четырнадцать метров, стол, кровать, холодильник. Да шкаф с лампочкой. Вырезали консервную банку, чтобы не загореться, и в ней постоянно горела лампочка, чтобы белье хоть немного сохло. Все отодвинули, ищем, ищем крысу. Потом поднимаем головы, она сидит на шкафу и на нас смотрит, что мы делаем. Мы ее шуганули, и она побежала по двери на своих присосках. Я ее по-футбольному придавил, как накладку сделал. А у вьетнамцев к крысам отношение было почтительное. Они их не убивали. Французы оставили им в наследство туалеты с очень узкими канализационными трубами. А крысы со своей шкуркой, как трубочисты. Когда ползают по трубам, как ершиком для бутылок прочищают, не дают засоряться и ржаветь.
Интересные отношения у меня сложились с начальством. Посол СССР во Вьетнаме Борис Николаевич Чаплин сам когда-то играл в футбол и сделал меня чуть ли не своим приближенным. О нем разговор особый. А сначала меня встретил непосредственный начальник генерал Воробьев. Военных наших там, в принципе, как бы и не было. Поэтому он требовал называть себя: «Товарищ старший группы». Там любой военный начальник именовался «старшим группы». И я был одно время. Воробьев посмотрел сопроводительные документы и говорит:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52
Соболев к Мамыкину:
– Странно. Здесь надо другого, наверное, снимать. Подполковник Мамыкин, объясните ситуацию, игроки пишут одно, Бубукин говорит другое. Кто виноват?
Лешка нахмурился, подумал и говорит:
– Я считаю, раз сложилась такая ситуация, Валентину Борисовичу надо уходить.
Ему вторит начальник команды Смирнов, он раньше политико-воспитательной работой в Главпуре занимался. А здесь должность высокая, зарплата, поездки и так далее.
Я выступил:
– Вы диагноз поставили неверно. Вот увидите, потому что не во мне дело. Считайте, что подал рапорт об уходе, завтра подам письменно…
Опять появляется Тарасов:
– Слышал Валентин. Я навел справки, есть Вьетнам. Поезжай, не лезь ты в эти склоки, я знаю, что ты прав. А там полигон прекрасный. Хочешь, в десять нападающих играй, хочешь, десять вратарей поставь, вьетнамцам по фигу. Они рису пожрут и в футбол идут играть. Поезжай на годик, а здесь разберутся.
К слову сказать, Мамыкина тоже сняли буквально через месяц. А ЦСКА чудом удержался в высшей лиге. Тогда еще была шуточная песня Высоцкого:
А вы знаете? Мамыкина снимают.
За разврат его, за пьянство, за дебош!
И, кстати, вашего соседа забирают, негодяя, Потому что он на Берию похож!
Словно мухи, тут и там Ходют слухи по домам…
Это шутка, конечно. Но, я слышал, что Высоцкий писал свои песни, отталкиваясь хоть от малейшего, но фактического материала. Так что наш скандальчик выполз за рамки клуба.
Приблизительно в это время я, наконец, окончил институт физкультуры. Поступил туда еще в шестьдесят пятом, как раз после школы тренеров. Но когда было учиться? Я то в Симферополе, то во Львове. Ректор института вручил сначала три диплома с отличием, а четвертый диплом получал я. Ректор сказал:
– Посмотрите на этого человека, какая у него сила воли. Рекорд институтский: учился десять лет и все-таки закончил. Мы вас, Валентин Борисович, поздравляем, большому кораблю – большое плавание…
И я своим большим кораблем «поплыл» во Вьетнам.
Две недели нас готовили, инструктировали в десятом управлении Главпура. Рассказывали об истории Вьетнама, как они живут, как надо себя вести. Страна отставшая, живут очень тяжело, но если вы хотите добиться результата, надо уважать обычаи. Ни в коем случае не допускать высокомерия, потому что народ гордый, обидчивый. И напрочь забыть про всякие там шашни с вьетнамками. На севере Вьетнама женщины очень преданные. Мужья служили в войсках, а жены их ждали. Когда я приехал, то обратил внимание, что у них женщины по одной нигде не работали. Даже уборщицы. Одна заметает, другая постель убирает, моет посуду или еще чего. Чтобы не было никаких подозрений. Ну, и еще они докладывали друг на друга. Нам сказали, что если застукают кого с вьетнамкой, то в двадцать четыре часа за свой счет – в Союз, с собой всего двадцать килограммов бери. А здесь будут разбираться.
Это все на севере. А в Сайгоне, то есть Хошимине, американцы установили свои порядки. У них даже такса была в борделях – десять долларов – баснословные деньги. Как раз только произошло воссоединение Вьетнама. Солдаты конфисковывали дорогую аппаратуру у южных вьетнамцев, картины. А всех этих дамочек с длинными ухоженными ногтями отправили на перевоспитание, сажать рис.
Откровенно говоря, ехали туда, как в ссылку. Во-первых, потому что денег там не платили. Монголия, Вьетнам, Куба – наши низкооплачиваемые друзья. Туда по существу ехали за алтушками, за мелочевкой. Вот Коля Маношин поработал в Йемене и заработал на «Волгу», а я на половину «Жигулей» не привез. Платили-то нормально, но на чеки разрешалось менять только двести долларов, не больше. Мотивировали это тем, что люди начинают экономить, недоедают, а поскольку еще и климат неблагоприятный, постоянно болеют желудком и разными местными заболеваниями. А государство по контракту переводило за меня Вооруженным Силам полторы тысячи долларов. Ну, у меня-то не было задачи заработать. Привез с собой только пару конфискованных картин – на юге купил.
Гораздо серьезнее климатические проблемы и местные условия. В период дождей там заливает все поля. Посол на катере по деревням ездит, вьетнамцы сидят на крышах, он смотрит, какую оказать помощь. Бывало, в столовую шли, брали с собой специальную палочку – прутик. Идешь босиком, в руках ботинки, тряпка, чтобы в столовой ноги обтереть, а палочкой змей плывущих отшвыриваешь. И при этом девяносто процентов влажности. И днем, и ночью одинаковая жара, жили, как в предбаннике. Матрасы из тростника толстые, чтобы, когда ночью потеешь, пот просачивался сквозь матрас.
При входе в комнату вторая дверь – из мелкой металлической сетки. А над кроватью марлевый полог. От москитов. Еще в мае появлялись кровососы, фосфоритки. Ползет такая по лицу – не чувствуешь, а она выделяет какое-то вещество, как будто кислотой прошлась, шрамик остается. Много было ящериц. Это наши друзья. Их почему-то называли Машками. Спрашивали друг у друга: «Как твоя Машка поживает?». Они истребляли этих насекомых. Я один раз глаза ночью открываю, а у меня перед носом на марле ящерица сидит. Я дышу, и на теплый воздух слетаются москиты, комарье. А моя Машка тут как тут. И язычком слизывает всю эту нечисть.
Были крысы-альпинисты. Такое впечатление, что у них на лапках присоски. У меня сосед – подполковник авиации. Один раз кричит: «Валь, Валь». Он вышел в туалет, крыса и забежала. А где прячется – не найдешь. Комната – четырнадцать метров, стол, кровать, холодильник. Да шкаф с лампочкой. Вырезали консервную банку, чтобы не загореться, и в ней постоянно горела лампочка, чтобы белье хоть немного сохло. Все отодвинули, ищем, ищем крысу. Потом поднимаем головы, она сидит на шкафу и на нас смотрит, что мы делаем. Мы ее шуганули, и она побежала по двери на своих присосках. Я ее по-футбольному придавил, как накладку сделал. А у вьетнамцев к крысам отношение было почтительное. Они их не убивали. Французы оставили им в наследство туалеты с очень узкими канализационными трубами. А крысы со своей шкуркой, как трубочисты. Когда ползают по трубам, как ершиком для бутылок прочищают, не дают засоряться и ржаветь.
Интересные отношения у меня сложились с начальством. Посол СССР во Вьетнаме Борис Николаевич Чаплин сам когда-то играл в футбол и сделал меня чуть ли не своим приближенным. О нем разговор особый. А сначала меня встретил непосредственный начальник генерал Воробьев. Военных наших там, в принципе, как бы и не было. Поэтому он требовал называть себя: «Товарищ старший группы». Там любой военный начальник именовался «старшим группы». И я был одно время. Воробьев посмотрел сопроводительные документы и говорит:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52