Колокольчики дурмана похожи на белые чашечки, а ягоды круглые. Если понюхать цветы, то это может вызвать сонливость. Соком лечат воспаление и ушибы. Листья дурмана полезны при лечении свежих ран.»
Ничего страшного, подумала Томазина. И принялась читать следующий раздел, в котором ее мать подробно разъясняла, как соединять эти три травы; в конце Лавиния писала: «Натереть мазью лоб и подмышки для ощущения полета. Потом будет долгий сон в течение ночи и дня, сопровождаемый яркими видениями плясок и полетов».
10
В коридоре рядом с большой залой Ник слышал, как Майлс объявлял Фрэнси и Констанс последние новости.
– Обвинение еще никому не предъявлено, – он говорил это слишком весело для человека, у которого убит брат.
– Когда они позволят его похоронить? – спросила не менее весело вдова. – Он уже начинает вонять.
Чтобы предупредить следующие вопросы, Ник открыл дверь, и следом за ним вошел Эдуард Парсиваль со своим письмоводителем.
Они сопроводили коронера в спальню Ричарда Лэтама, куда были согласно обычаю приглашены все местные мужчины от двенадцати лет, из которых он выбрал понятых. Избранные должны были осмотреть останки Ричарда Лэтама, а письмоводитель все их выводы записать. Сам коронер уже провел осмотр и даже приказал раздеть труп, чтобы собравшиеся сами убедились в отсутствии ран, кровоподтеков, пятен от удушья и прочих следов насилия. Он-то, по-видимому, склонялся к тому, что насилия не было, но Эдуард Парсиваль в качестве мирового судьи мог сказать и свое веское слово.
– Вы можете поклясться, что видели восковую фигурку и что она испугала вашего брата? – спросил Парсиваль Майлса.
– Фигурку? – переспросила Фрэнси. – Что еще за фигурка?
Майлс осушил кубок и наполнил его снова, прежде чем ответил с явной неохотой. Потом последовали еще вопросы. Наконец они были исчерпаны, и Парсиваль, эта невежественная дубина, принялся распространяться о колдовстве.
– У нас уже давно ходят слухи, что в Гордичском лесу проводятся шабаши ведьм. – Парсиваль помолчал, желая удостовериться, что все его слушают. – Я бы не выполнил свой долг до конца, если бы не принял во внимание возможность колдовства. Коронер не нашел следов насильственной смерти. Я тоже поначалу думал, что он умер, вероятнее всего, от обжорства, однако ближайший родственник умершего вправе заявить о насильственной смерти. Ваши показания, господин Лэтам, заставляют меня обсуждать возможность убийства с помощью колдовства. Вскоре состоится очередная сессия суда, и я должен тщательно все обдумать, о чем прошу и всех вас, прежде чем вы в присутствии многих понятых обвините кого-нибудь в смерти господина Ричарда Лэтама.
Парсиваль раздражал Фрэнси своей глупостью и напыщенностью, и Ник был с ней вполне согласен.
– У Агнес и у меня есть кое-что сказать по этому поводу, – перебила она Парсиваля. – Сейчас в Кэтшолме живет человек, у которого есть все основания мстить Ричарду Лэтаму.
Ник представлял, что будет дальше, но был бессилен этому помешать. Он рассчитывал, что Томазину не сразу обвинят в убийстве Лэтама только из-за того, что он пытался убить ее мать.
В Кэтшолме много людей имели основания верить, что Лавиния была ведьмой.
По знаку хозяйки вперед вышла Агнес. Не упоминая об избиении Констанс, она повторила слова Томазины, произнесенные ею в комнате невесты, а потом пересказала разговор в комнате Фрэнси сразу после убийства. По словам Агнес, Томазина заявила, что ее мать теперь отомщена.
Парсиваль встрепенулся.
– Кто такая Томазина Стрэнджейс? Я ее не знаю.
Последовали объяснения, изобиловавшие двусмысленностями. Никто прямо не сказал, что Лавиния была ведьмой, но все так прозрачно намекали на это, что даже Парсиваль догадался. Ник удивился: ведь никто даже не попытался объяснить, почему Томазина считает, что Лэтам хотел убить ее мать. В сущности, о падении Лавинии с лестницы даже не упомянули.
Движением руки Парсиваль призвал всех к молчанию.
– Вы подтверждаете слова своей служанки? – спросил он, уставясь на Фрэнси.
– Да. – Казалось, Фрэнси ничуть не заботит, что она посылает Томазину на смерть. – Более того, за два дня до смерти Ричарда Лэтама я видела, как Томазина несла по коридору восковую фигурку. Теперь мне кажется, это была та самая фигурка, о которой вы говорите.
Майлс выпрямился, будто хотел что-то сказать, но вместо этого налил себе в кубок вина.
– Она прятала ее в складках юбки, – продолжала Фрэнси. – Словно боялась, что ее кто-нибудь увидит.
Ник, сжав кулаки, молчал. Он не понимал, зачем Фрэнси врет, но у него не было доказательств невиновности Томазины. Он тоже видел ее в тот день, но не мог поклясться, что у нее в руках ничего не было.
– Ладно, – сказал мировой судья, пытаясь осмыслить новые факты. – Ладно. – Он весь покрылся потом. – Я не могу обвинить ее в колдовстве. Я никого не могу преследовать по закону как ведьму. После смерти короля Генриха это стало невозможным. Даже если она убила его своим колдовством, это все равно не преступление.
– А колдовство – не ересь? – спросила Фрэнси. – Пусть с ней разбирается церковь.
– Все ереси отменены в начале правления королевы Елизаветы.
– Вы хотите сказать, что она будет гулять на свободе, совершив убийство?
Ник в растерянности смотрел на свои руки. Благодаря раздраженному вопросу Фрэнси он вдруг осознал, что еще есть надежда, хотя и сам не понимал, откуда она взялась. Он хотел, чтобы Томазина избежала наказания, несмотря на ее чудовищное преступление. Даже если забыть о колдовстве, у Томазины были основания убить Ричарда Лэтама. Она боялась его возмездия за неосторожно произнесенные слова и решила первой нанести удар.
Но эту мысль Ник сразу же выкинул из головы. Несмотря на все, что он знал о ее матери, несмотря на утверждение Фрэнси, будто она видела ее с фигуркой в руках, он никак не мог поверить, что Томазина Стрэнджейс способна на убийство.
– Единственное обвинение, которое я могу предъявить, – это убийство при помощи яда, – сказал Парсиваль, – конечно, если яд найдут.
– В Италии тела убитых разрезают на куски, – не совсем внятно проговорил Майлс. – Говорят, заглянув внутрь человека, можно сказать, от яда он умер или от болезни.
– У нас такого не делают. Это Англия. – Парсиваль выпрямился и постарался убрать живот. После этого он обратил внимание на Констанс. – Миссис Лэтам, вы почему-то все время молчите. Вы ели то же, что и ваш супруг?
Констанс сильно побледнела.
– Я плохо себя чувствовала и совсем не ела.
Тогда Парсиваль повернулся к Нику.
– Эта женщина, о которой здесь говорили, могла отравить еду? У нее была такая возможность?
– Она оставалась дома, – сказала Фрэнси прежде, чем Ник успел ответить. – Томазина… Она упала и ушибла голову, поэтому она осталась дома, почти совсем одна, ведь все остальные были в церкви.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59