Так сказать, частного порядка.
Сенатор Ролингс недовольно пожал плечами, словно говоря: «Одной проблемой больше, одной меньше… Ну, так в чем дело?» Питерсдорф заглянул в документ, который держал в руке.
– Свидетельница Холландер должна быть уличена в неуважении к верховной власти.
Сенатор Ролингс еще больше помрачнел и, сделав новую затяжку, возразил:
– Да? А если она не даст повода? Откуда вы вообще это взяли?
Питерсдорф поднялся с места и, оставив на сиденье портфель, приблизился к Ролингсу, чтобы показать бумагу. Мисс Гудбоди продолжала как ни в чем не бывало заниматься своими ногтями. Сенатор Ролингс прочитал документ, и недовольная мина на его лице сменилась выражением полной удовлетворенности.
– Похоже, что наверху нашим слушаниям придается большое значение.
Питерсдорф выразительно кивнул.
– Да. Это в наших общих интересах.
Сенатор затянулся, выпустил кольцо дыма и, прищурившись, перечитал документ.
– Как вы думаете, что за этим стоит? Питерсдорф загадочно улыбнулся.
– Не знаю, но с меня достаточно этой подписи.
– С меня тоже. – Сенатор в последний раз посмотрел на бумагу и вернул ее владельцу. – Однако придется потянуть время, чтобы нас не обвинили в предвзятости.
Питерсдорф жестом объявил согласие, вернулся на свое место и схоронил бумагу на дне портфеля.
– Да, сэр, это единственный верный способ. Пожалуй, стоило бы для отвода глаз быть построже к первому свидетелю.
– Отлично придумано, – одобрил сенатор Ролингс, бросая в урну окурок.
Снова открылась дверь, и появился сенатор Фриц Краузе, дородный мужчина лет пятидесяти пяти, с вызывающе вздернутым подбородком и коротким ежиком седых волос. За ним следовал сенатор Уинстон Стурдж, высохший старичок под восемьдесят, со слуховым аппаратом и тросточкой.
– Наконец-то, – проворчал сенатор Ролингс. Сенатор Краузе безучастно глянул на него, затем – долгим, задумчивым взглядом – на мисс Гудбоди и тяжело опустился в кресло.
– Мне пришлось задержаться. Доброе утро, мисс Гудбоди.
Девушка улыбнулась, стрельнула глазом в сторону сенатора Ролингса и, заметив, как у того ревниво вздернулась бровь, пробормотала:
– Доброе утро.
Сенатор Стурдж почему-то забеспокоился:
– А? Что?
– Садитесь, Стурдж, – прорычал сенатор Ролингс, снова берясь за сигареты.
– А?
– Садитесь!
– Доброе утро, – закивал сенатор Стурдж. При этом лязгнули его металлические зубы. Опираясь на трость, он проковылял к мисс Гудбоди и опустился в соседнее кресло.
– Приветствую вас, дитя мое. Пришли посмотреть, как наш конгресс вершит судьбы нации?
– Нет, сенатор, я здесь работаю.
– Из Миннесоты? Что вы говорите! А я из Вермонта. У вас там не слишком холодно?
Девушка вздохнула и смирилась.
– Нет.
– Что?
– Нет!
– Вам бы следовало сменить место жительства, – прокудахтал сенатор Стурдж. – Это свободная страна. – Он обвел взглядом совещательную комнату, откинулся на спинку кресла и тут же отключился.
Сенатор Ролингс с отвращением посмотрел на него и, сделав глубокую затяжку, стряхнул пепел. Дверь отворилась, и вошел сенатор Карузини, толстяк лет пятидесяти трех, с жеваной сигарой во рту и благодушной улыбкой во всю ширину лица – впрочем, его проницательные черные глаза оставались холодными.
– Привет, мальчики! Привет, мисс Гудбоди! Когда вы наконец подыщете себе приличную работу?
– У нее и так хорошая работа, – прорычал сенатор Ролингс. – Счастлив, что вы все-таки почтили нас своим присутствием.
Сенатор Карузини, по-прежнему улыбаясь, прошел на свое место.
– У меня были неотложные дела. Множество неотложных дел.
Председатель подкомитета кивнул Питерсдорфу.
– Начнем?
Тот вынул из портфеля листок бумаги.
– Да, сэр. Итак, джентльмены, наш первый свидетель – мистер Бодлер с телевидения. Он выступает на нашей стороне. Второй свидетель, вернее, свидетельница – мисс Ксавьера Холландер, известная как «Мадам», находится во враждебном лагере, поэтому ее показания должны оцениваться соответствующим образом. Сегодня свидетелей только двое: полагаю, что мисс Холландер придется остаться и на завтрашнее заседание, чтобы…
– «Мадам»? – настороженно спросил сенатор Карузини. – Это что-нибудь связанное с мафией?
– Нет, она сама по себе.
– Вы уверены?
– Абсолютно уверен.
Сенатор Карузини вернул на лицо улыбку и, катая во рту сигару, произнес:
– Прошу прощения, что перебил вас.
– Не беспокойтесь, сэр. Все вы Должны иметь в виду, что мисс Холландер – чуть ли не национальная героиня и что наши слушания будут транслироваться по телевидению. Здесь также присутствует большое число репортеров и ряд доброжелательно настроенных по отношению к ней зрителей. Они постараются превратить слушания в судилище над нами.
– Уж я позабочусь о том, чтобы этого не случилось, – вмешался сенатор Ролингс. Он встал и бросил в урну окурок. – В общем, вы поняли, какова должна быть наша стратегия. Давайте приступим.
Все повставали с мест. Питерсдорф застегнул портфель. Мисс Гудбоди поправила юбку и нагнулась за магнитофоном, стоявшим возле ее кресла. Один лишь сенатор Стурдж продолжал клевать носом, слегка посапывая и время от времени лязгая протезами. Сенатор Ролингс беззвучно выругался, подошел к почтенному старцу и легонько потряс за плечо.
– Эй, Стурдж, проснитесь!
– А?
– Проснитесь! Сейчас будем открывать сенатские слушания.
– Какое кушанье?
– Да нет же, черт побери! Пора начинать заседание. Питерсдорф, отведите его.
– Да, сэр.
Сенаторы Карузини и Краузе уже вышли в коридор. Сенатор Ролингс последовал за ними.
Замыкал шествие Питерсдорф, в одной руке сжимая портфель, а другой волоча за собой Стурджа.
Сенатор Краузе вызвал лифт. Его коллега Карузини обратил внимание на магнитофон в руках мисс Гудбоди.
– Вы что, собираетесь записывать ход заседания? Разве вы не владеете стенографией?
– Владею, сэр, но я предпочитаю не стенографировать все подряд, а только то, что может смутить машинистку при расшифровке магнитофонных записей.
– Она еще и стенографистка! – фыркнул сенатор Карузини.
– Вы чем-то недовольны? – вмешался Ролингс. Карузини смерил девушку оценивающим взглядом и подобрел.
– Когда будете работать на меня, я куплю вам новый магнитофон.
Как раз в это время подоспел лифт. Сенатор Ролингс взял мисс Гудбоди под руку, чтобы помочь ей войти в кабину. Сенатор Краузе нажал на кнопку, двери закрылись, и лифт плавно пошел вверх.
Выйдя из лифта, члены подкомитета сделали несколько шагов по коридору и через специальный вход вошли в зал судебных заседаний.
Там было полно народу. Все места, за исключением свидетельских, оказались заняты. По полу змеились идущие от телекамер провода; несколько репортеров также скрючились на полу в передней части зала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38
Сенатор Ролингс недовольно пожал плечами, словно говоря: «Одной проблемой больше, одной меньше… Ну, так в чем дело?» Питерсдорф заглянул в документ, который держал в руке.
– Свидетельница Холландер должна быть уличена в неуважении к верховной власти.
Сенатор Ролингс еще больше помрачнел и, сделав новую затяжку, возразил:
– Да? А если она не даст повода? Откуда вы вообще это взяли?
Питерсдорф поднялся с места и, оставив на сиденье портфель, приблизился к Ролингсу, чтобы показать бумагу. Мисс Гудбоди продолжала как ни в чем не бывало заниматься своими ногтями. Сенатор Ролингс прочитал документ, и недовольная мина на его лице сменилась выражением полной удовлетворенности.
– Похоже, что наверху нашим слушаниям придается большое значение.
Питерсдорф выразительно кивнул.
– Да. Это в наших общих интересах.
Сенатор затянулся, выпустил кольцо дыма и, прищурившись, перечитал документ.
– Как вы думаете, что за этим стоит? Питерсдорф загадочно улыбнулся.
– Не знаю, но с меня достаточно этой подписи.
– С меня тоже. – Сенатор в последний раз посмотрел на бумагу и вернул ее владельцу. – Однако придется потянуть время, чтобы нас не обвинили в предвзятости.
Питерсдорф жестом объявил согласие, вернулся на свое место и схоронил бумагу на дне портфеля.
– Да, сэр, это единственный верный способ. Пожалуй, стоило бы для отвода глаз быть построже к первому свидетелю.
– Отлично придумано, – одобрил сенатор Ролингс, бросая в урну окурок.
Снова открылась дверь, и появился сенатор Фриц Краузе, дородный мужчина лет пятидесяти пяти, с вызывающе вздернутым подбородком и коротким ежиком седых волос. За ним следовал сенатор Уинстон Стурдж, высохший старичок под восемьдесят, со слуховым аппаратом и тросточкой.
– Наконец-то, – проворчал сенатор Ролингс. Сенатор Краузе безучастно глянул на него, затем – долгим, задумчивым взглядом – на мисс Гудбоди и тяжело опустился в кресло.
– Мне пришлось задержаться. Доброе утро, мисс Гудбоди.
Девушка улыбнулась, стрельнула глазом в сторону сенатора Ролингса и, заметив, как у того ревниво вздернулась бровь, пробормотала:
– Доброе утро.
Сенатор Стурдж почему-то забеспокоился:
– А? Что?
– Садитесь, Стурдж, – прорычал сенатор Ролингс, снова берясь за сигареты.
– А?
– Садитесь!
– Доброе утро, – закивал сенатор Стурдж. При этом лязгнули его металлические зубы. Опираясь на трость, он проковылял к мисс Гудбоди и опустился в соседнее кресло.
– Приветствую вас, дитя мое. Пришли посмотреть, как наш конгресс вершит судьбы нации?
– Нет, сенатор, я здесь работаю.
– Из Миннесоты? Что вы говорите! А я из Вермонта. У вас там не слишком холодно?
Девушка вздохнула и смирилась.
– Нет.
– Что?
– Нет!
– Вам бы следовало сменить место жительства, – прокудахтал сенатор Стурдж. – Это свободная страна. – Он обвел взглядом совещательную комнату, откинулся на спинку кресла и тут же отключился.
Сенатор Ролингс с отвращением посмотрел на него и, сделав глубокую затяжку, стряхнул пепел. Дверь отворилась, и вошел сенатор Карузини, толстяк лет пятидесяти трех, с жеваной сигарой во рту и благодушной улыбкой во всю ширину лица – впрочем, его проницательные черные глаза оставались холодными.
– Привет, мальчики! Привет, мисс Гудбоди! Когда вы наконец подыщете себе приличную работу?
– У нее и так хорошая работа, – прорычал сенатор Ролингс. – Счастлив, что вы все-таки почтили нас своим присутствием.
Сенатор Карузини, по-прежнему улыбаясь, прошел на свое место.
– У меня были неотложные дела. Множество неотложных дел.
Председатель подкомитета кивнул Питерсдорфу.
– Начнем?
Тот вынул из портфеля листок бумаги.
– Да, сэр. Итак, джентльмены, наш первый свидетель – мистер Бодлер с телевидения. Он выступает на нашей стороне. Второй свидетель, вернее, свидетельница – мисс Ксавьера Холландер, известная как «Мадам», находится во враждебном лагере, поэтому ее показания должны оцениваться соответствующим образом. Сегодня свидетелей только двое: полагаю, что мисс Холландер придется остаться и на завтрашнее заседание, чтобы…
– «Мадам»? – настороженно спросил сенатор Карузини. – Это что-нибудь связанное с мафией?
– Нет, она сама по себе.
– Вы уверены?
– Абсолютно уверен.
Сенатор Карузини вернул на лицо улыбку и, катая во рту сигару, произнес:
– Прошу прощения, что перебил вас.
– Не беспокойтесь, сэр. Все вы Должны иметь в виду, что мисс Холландер – чуть ли не национальная героиня и что наши слушания будут транслироваться по телевидению. Здесь также присутствует большое число репортеров и ряд доброжелательно настроенных по отношению к ней зрителей. Они постараются превратить слушания в судилище над нами.
– Уж я позабочусь о том, чтобы этого не случилось, – вмешался сенатор Ролингс. Он встал и бросил в урну окурок. – В общем, вы поняли, какова должна быть наша стратегия. Давайте приступим.
Все повставали с мест. Питерсдорф застегнул портфель. Мисс Гудбоди поправила юбку и нагнулась за магнитофоном, стоявшим возле ее кресла. Один лишь сенатор Стурдж продолжал клевать носом, слегка посапывая и время от времени лязгая протезами. Сенатор Ролингс беззвучно выругался, подошел к почтенному старцу и легонько потряс за плечо.
– Эй, Стурдж, проснитесь!
– А?
– Проснитесь! Сейчас будем открывать сенатские слушания.
– Какое кушанье?
– Да нет же, черт побери! Пора начинать заседание. Питерсдорф, отведите его.
– Да, сэр.
Сенаторы Карузини и Краузе уже вышли в коридор. Сенатор Ролингс последовал за ними.
Замыкал шествие Питерсдорф, в одной руке сжимая портфель, а другой волоча за собой Стурджа.
Сенатор Краузе вызвал лифт. Его коллега Карузини обратил внимание на магнитофон в руках мисс Гудбоди.
– Вы что, собираетесь записывать ход заседания? Разве вы не владеете стенографией?
– Владею, сэр, но я предпочитаю не стенографировать все подряд, а только то, что может смутить машинистку при расшифровке магнитофонных записей.
– Она еще и стенографистка! – фыркнул сенатор Карузини.
– Вы чем-то недовольны? – вмешался Ролингс. Карузини смерил девушку оценивающим взглядом и подобрел.
– Когда будете работать на меня, я куплю вам новый магнитофон.
Как раз в это время подоспел лифт. Сенатор Ролингс взял мисс Гудбоди под руку, чтобы помочь ей войти в кабину. Сенатор Краузе нажал на кнопку, двери закрылись, и лифт плавно пошел вверх.
Выйдя из лифта, члены подкомитета сделали несколько шагов по коридору и через специальный вход вошли в зал судебных заседаний.
Там было полно народу. Все места, за исключением свидетельских, оказались заняты. По полу змеились идущие от телекамер провода; несколько репортеров также скрючились на полу в передней части зала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38