Я насчитала сто шестнадцать писем.
Валентин посмотрел на свою руку, к которой прикоснулась Вероника, сжал пальцы в кулак и потряс головой, словно пытаясь избавиться от неприятных воспоминаний.
После этого он снова уткнулся в книгу по генеалогии.
— Ну скажи мне, — настаивала девушка.
— Их было достаточно.
— Достаточно — это сколько? Сто пятьдесят? Двести?
Тысяча?
— Достаточно, чтобы не отвечать на этот вопрос.
Однако так нельзя отвечать женщине, которая не принимает слово «нет» за ответ.
— Ты — мой учитель. Откуда же я могу узнать о твоей квалификации, если ты не предоставил мне полный список своих трудов?
Валентин озадаченно посмотрел на нее:
— Ты действительно хочешь это узнать, Вероник?
«Нет», — подумала девушка, но вслух сказала.
— Да.
— Триста шестьдесят девять, — горько засмеялся призрак. — Во всяком случае, все для достойных, а не для никчемных.
— Что ты имеешь в виду?
Валентин покачал головой:
— Ничего.
Число женщин поразило Веронику.
— Удивительно, я даже не могу представить себе триста шестьдесят девять знакомых мужчин, а тем более любовные отношения с ними. А как ты вел свой учет? Делал зарубки на стойках кровати? Вел список? Где?
— Вот здесь, — показал на свой лоб Валентин. — Я веду счет здесь.
Девушка бросила на него скептический взгляд:
— Ты хочешь сказать мне, что помнишь все триста шестьдесят девять женщин?
Мужчина кивнул.
— Имена?
Еще один кивок.
— Лица?
— Да.
— Я попала в какое-то аризонское болото!
— Я помню всех своих женщин, а что касается болот, то их много и здесь, в Луизиане. Зачем тебе нужно болото в Аризоне?
— Ладно, забудь об этом, просто у нас так говорят. — Вероника сложила на груди руки, откинулась на спинку стула и внимательно посмотрела на Валентина. — Но если у тебя такая великолепная память, докажи мне это. Назови хотя бы десять имен.
Валентин ухмыльнулся:
— Только и всею?
— Я жду.
— Хорошо, это… — Мужчина открыл рот, и усмешка сошла с его лица. — Это…
— Давай, давай, признавайся! — настаивала Вероника.
— Сейчас… — сказал Валентин, наморщив лоб.
Девушка улыбнулась:
— Не вспоминается?
— Конечно, вспоминается! — сердито посмотрел на нее призрак. — Просто мне слишком трудно сосредоточиться, когда ты полураздетая сидишь рядом.
Вероника посмотрела на низ своей ночной рубашки, который закрывал колени, на длинные рукава, тронула ворот, застегнутый до самой шеи.
— Я полностью одета.
Валентин захлопнул книгу.
— Но твоя рубашка почти прозрачная.
Девушка покачала головой:
— Это фланель. Никто не может видеть сквозь фланель, даже супермен!
— Но она прилипает к телу.
— Но это фланель!
— Вся эта болтовня просто бессмысленна.
— Болтовня? — Вероника зло уставилась на призрака. — Забудь, что я говорила, будто ты не такой, как все. Ты только что заработал свои знак отличия мужчины, высокомерно относящегося к женщинам!
Валентин улыбнулся, словно его обрадовало это внезапное возмущение Вероники.
Неужели ему нравится ругаться? Мужчины, кому они нужны?
«Тебе», — твердили гормоны девушки, но она не слушала их. Вероника продолжила записи о недавнем уроке и не переживала, почему Валентин то пышет жаром, а то холоден как лед.
Прошло довольно много времени, прежде чем она закончила писать свои заметки, откинулась на спинку стула и стала ждать, когда Валентин закончит свою работу с книгой по генеалогии. У девушки был такой длинный день, что, несмотря на взвинченные нервы, усталость наконец взяла свое. Вероника провалилась в крепкий сон, сквозь который почувствовала, как сильные мускулистые руки обхватили и подняли ее, потом положили на матрас и накрыли простынями.
— Спокойной ночи, Рыжуля, — пожелал ей голос, когда она снова проваливалась во всепоглощающую темноту.
— Все нормально… — Валентин то и дело вспоминал сладкий голос Вероники и свое ощущение, когда она прикоснулась к нему. В те минуты, когда девушка была рядом, казалось, все и в самом деле было нормально.
Просто несколько слов, легкое касание пальцев — и для Валентина наступила священная минута умиротворения, свободная от вопросов, которые беспокоили его на протяжении ста пятидесяти лет.
Безумец!
Он должен чувствовать все что угодно, но только не умиротворение. Девственница! Как легко для него повторить трагическую ошибку прошлого и лишить себя вечного покоя!
Слишком легко, подумал Валентин, посмотрев на спящую девушку. Бодрствуя, Вероника избегала смотреть ему в глаза и прятала свое тело за безобразными, мешковатыми одеждами. Но когда она спала, ее защитная скорлупа раскалывалась. Чуть приоткрытых губ, малейшего поворота и изгиба ее тела было достаточно, чтобы вызвать острую боль в паху.
Он хотел ее. Он хотел ее, несмотря на то что она была девственницей. А может, он хотел ее именно из-за этого.
Нет Валентин не ляжет с ней в постель и не обречет свою душу на вечное беспокойное странствие, которое непременно ожидает ее, если он переспит с Вероникой Пэрриш, не получив ответа на волнующий его вопрос.
Валентин учился на своих ошибках и на этот раз был настроен во что бы то ни стало получить умиротворение. И он его получит, если только его проклятое тело не потребует своего.
Если оно не потребует части Вероники.
Черт возьми, если оно не потребует ее всю целиком!
Если оно не захочет заполучить тело девушки, раствориться в нем, погружаясь все глубже, глубже и глубже…
Нет!
Там, где слаб человек, его дух должен быть сильным Валентин должен просто объединить несколько уроков, покончить как можно быстрее со своим преподаванием, а потом отправить милую Веронику опробовать новые знания на каком-нибудь ни о чем не подозревающем мужчине.
Он должен сделать это, хотя ему и очень противна эта идея. Он должен сделать это, даже несмотря на такой немаловажный факт, что впервые за полтора столетия Валентин Тремсин не смог вспомнить ни одной из своих многочисленных женщин.
Теперь он знал только единственное имя — это было имя женщины, с которой он хотел лечь в кровать. Валентин впервые в жизни встретил женщину, которая была одинаково умной и желанной, могла задеть за живое своим словом, поднять настроение и растопить лед в его душе единственным, полным сочувствия взглядом.
И сейчас эта женщина мирно посапывала в его кровати.
Норман наблюдал, как погасли огни в квартире на втором этаже. Он отметил время, сунул записную книжку в бардачок и запустил двигатель автомобиля. Черт возьми, эта женщина ложилась слишком поздно даже для студентки.
Мужчина подавил зевок и потер свои утомленные глаза. Эта долгая слежка убивала его. Он бросил взгляд на топор, лежащий на соседнем сиденье. Скоро, сказал себе Норман. Но сначала надо чуть потерпеть, изучить каждый шаг Вероники Пэрриш.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
Валентин посмотрел на свою руку, к которой прикоснулась Вероника, сжал пальцы в кулак и потряс головой, словно пытаясь избавиться от неприятных воспоминаний.
После этого он снова уткнулся в книгу по генеалогии.
— Ну скажи мне, — настаивала девушка.
— Их было достаточно.
— Достаточно — это сколько? Сто пятьдесят? Двести?
Тысяча?
— Достаточно, чтобы не отвечать на этот вопрос.
Однако так нельзя отвечать женщине, которая не принимает слово «нет» за ответ.
— Ты — мой учитель. Откуда же я могу узнать о твоей квалификации, если ты не предоставил мне полный список своих трудов?
Валентин озадаченно посмотрел на нее:
— Ты действительно хочешь это узнать, Вероник?
«Нет», — подумала девушка, но вслух сказала.
— Да.
— Триста шестьдесят девять, — горько засмеялся призрак. — Во всяком случае, все для достойных, а не для никчемных.
— Что ты имеешь в виду?
Валентин покачал головой:
— Ничего.
Число женщин поразило Веронику.
— Удивительно, я даже не могу представить себе триста шестьдесят девять знакомых мужчин, а тем более любовные отношения с ними. А как ты вел свой учет? Делал зарубки на стойках кровати? Вел список? Где?
— Вот здесь, — показал на свой лоб Валентин. — Я веду счет здесь.
Девушка бросила на него скептический взгляд:
— Ты хочешь сказать мне, что помнишь все триста шестьдесят девять женщин?
Мужчина кивнул.
— Имена?
Еще один кивок.
— Лица?
— Да.
— Я попала в какое-то аризонское болото!
— Я помню всех своих женщин, а что касается болот, то их много и здесь, в Луизиане. Зачем тебе нужно болото в Аризоне?
— Ладно, забудь об этом, просто у нас так говорят. — Вероника сложила на груди руки, откинулась на спинку стула и внимательно посмотрела на Валентина. — Но если у тебя такая великолепная память, докажи мне это. Назови хотя бы десять имен.
Валентин ухмыльнулся:
— Только и всею?
— Я жду.
— Хорошо, это… — Мужчина открыл рот, и усмешка сошла с его лица. — Это…
— Давай, давай, признавайся! — настаивала Вероника.
— Сейчас… — сказал Валентин, наморщив лоб.
Девушка улыбнулась:
— Не вспоминается?
— Конечно, вспоминается! — сердито посмотрел на нее призрак. — Просто мне слишком трудно сосредоточиться, когда ты полураздетая сидишь рядом.
Вероника посмотрела на низ своей ночной рубашки, который закрывал колени, на длинные рукава, тронула ворот, застегнутый до самой шеи.
— Я полностью одета.
Валентин захлопнул книгу.
— Но твоя рубашка почти прозрачная.
Девушка покачала головой:
— Это фланель. Никто не может видеть сквозь фланель, даже супермен!
— Но она прилипает к телу.
— Но это фланель!
— Вся эта болтовня просто бессмысленна.
— Болтовня? — Вероника зло уставилась на призрака. — Забудь, что я говорила, будто ты не такой, как все. Ты только что заработал свои знак отличия мужчины, высокомерно относящегося к женщинам!
Валентин улыбнулся, словно его обрадовало это внезапное возмущение Вероники.
Неужели ему нравится ругаться? Мужчины, кому они нужны?
«Тебе», — твердили гормоны девушки, но она не слушала их. Вероника продолжила записи о недавнем уроке и не переживала, почему Валентин то пышет жаром, а то холоден как лед.
Прошло довольно много времени, прежде чем она закончила писать свои заметки, откинулась на спинку стула и стала ждать, когда Валентин закончит свою работу с книгой по генеалогии. У девушки был такой длинный день, что, несмотря на взвинченные нервы, усталость наконец взяла свое. Вероника провалилась в крепкий сон, сквозь который почувствовала, как сильные мускулистые руки обхватили и подняли ее, потом положили на матрас и накрыли простынями.
— Спокойной ночи, Рыжуля, — пожелал ей голос, когда она снова проваливалась во всепоглощающую темноту.
— Все нормально… — Валентин то и дело вспоминал сладкий голос Вероники и свое ощущение, когда она прикоснулась к нему. В те минуты, когда девушка была рядом, казалось, все и в самом деле было нормально.
Просто несколько слов, легкое касание пальцев — и для Валентина наступила священная минута умиротворения, свободная от вопросов, которые беспокоили его на протяжении ста пятидесяти лет.
Безумец!
Он должен чувствовать все что угодно, но только не умиротворение. Девственница! Как легко для него повторить трагическую ошибку прошлого и лишить себя вечного покоя!
Слишком легко, подумал Валентин, посмотрев на спящую девушку. Бодрствуя, Вероника избегала смотреть ему в глаза и прятала свое тело за безобразными, мешковатыми одеждами. Но когда она спала, ее защитная скорлупа раскалывалась. Чуть приоткрытых губ, малейшего поворота и изгиба ее тела было достаточно, чтобы вызвать острую боль в паху.
Он хотел ее. Он хотел ее, несмотря на то что она была девственницей. А может, он хотел ее именно из-за этого.
Нет Валентин не ляжет с ней в постель и не обречет свою душу на вечное беспокойное странствие, которое непременно ожидает ее, если он переспит с Вероникой Пэрриш, не получив ответа на волнующий его вопрос.
Валентин учился на своих ошибках и на этот раз был настроен во что бы то ни стало получить умиротворение. И он его получит, если только его проклятое тело не потребует своего.
Если оно не потребует части Вероники.
Черт возьми, если оно не потребует ее всю целиком!
Если оно не захочет заполучить тело девушки, раствориться в нем, погружаясь все глубже, глубже и глубже…
Нет!
Там, где слаб человек, его дух должен быть сильным Валентин должен просто объединить несколько уроков, покончить как можно быстрее со своим преподаванием, а потом отправить милую Веронику опробовать новые знания на каком-нибудь ни о чем не подозревающем мужчине.
Он должен сделать это, хотя ему и очень противна эта идея. Он должен сделать это, даже несмотря на такой немаловажный факт, что впервые за полтора столетия Валентин Тремсин не смог вспомнить ни одной из своих многочисленных женщин.
Теперь он знал только единственное имя — это было имя женщины, с которой он хотел лечь в кровать. Валентин впервые в жизни встретил женщину, которая была одинаково умной и желанной, могла задеть за живое своим словом, поднять настроение и растопить лед в его душе единственным, полным сочувствия взглядом.
И сейчас эта женщина мирно посапывала в его кровати.
Норман наблюдал, как погасли огни в квартире на втором этаже. Он отметил время, сунул записную книжку в бардачок и запустил двигатель автомобиля. Черт возьми, эта женщина ложилась слишком поздно даже для студентки.
Мужчина подавил зевок и потер свои утомленные глаза. Эта долгая слежка убивала его. Он бросил взгляд на топор, лежащий на соседнем сиденье. Скоро, сказал себе Норман. Но сначала надо чуть потерпеть, изучить каждый шаг Вероники Пэрриш.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39