- Кстати, вы знаете, что
случилось с Бронсоном?
- Конечно. Ом спятил и покончил с собой.
- Здесь.
- Точно. Ну и что?
- Остался его дух, - сказал Форд.
Крокетт уставился на него, потом откинулся на спинку стула, не зная,
смеяться ему или просто равнодушно удивиться. Наконец он решился на смех,
прозвучавший не очень весело.
- Значит, не у одного Бронсона не все дома, - заметил он.
Форд широко улыбнулся.
- Спустимся вниз, посмотрим интеграторы.
Крокетт с едва заметной неприязнью заглянул в глаза психологу и
нервно забарабанил пальцами по столу.
- Вниз? Зачем?
- Вы имеете что-то против?
- Черт возьми, нет, - ответил Крокетт. - Только...
- Воздействие там сильнее, - подсказал Форд. - Депрессия усиливается,
когда вы оказываетесь рядом с интеграторами. Верно?
- Да, - буркнул Крокетт. - И что с того?
- Все неприятности идут от них. Это очевидно.
- Они действуют безукоризненно - мы вводим вопросы и получаем
правильные ответы.
- Я говорю не об интеллекте, - возразил Форд, - а о чувствах.
Крокетт сухо рассмеялся.
- У этих чертовых машин нет никаких чувств.
- Собственных нет, поскольку они не могут творить. Их возможности не
выходят за рамки программы. Но послушайте, Крокетт, вы работаете со
сверхсложной мыслящей машиной, с радиоатомным мозгом, который ДОЛЖЕН быть
чутким и восприимчивым. Это обязательное условие. И вы можете создавать
тридцатиэлементный комплекс потому, что находитесь в точке равновесия
магнитных линий.
- Вот как?
- Что случится, если вы поднесете магнит к компасу? Компас начнет
действовать по законам магнетизма. Интеграторы действуют... по какому-то
другому принципу. И они невероятно точно выверены - состояние идеального
равновесия.
- Вы хотите сказать, они спятили? - спросил Крокетт.
- Это было бы слишком просто, - ответил Форд. - Для безумия
характерны изменчивые состояния. Мозги же в интеграторах уравновешены,
стабилизированы в неких границах и движутся по неизменным орбитам. Но они
восприимчивы - просто обязаны быть такими - к одной вещи. Их сила - их
слабость.
- Значит...
- Вам случалось бывать в обществе психически больного человека? -
спросил Форд. - Уверен, что нет. Это производит заметное воздействие на
впечатлительных людей. Разум же интеграторов значительно сильнее подвержен
внушению, чем человеческий.
- Вы имеете в виду индуцированное безумие? - спросил Крокетт, и Форд
утвердительно кивнул.
- Точнее, индуцированную фазу психической болезни. Интеграторы не
могут скопировать схему болезни, они на это не способны. Если взять чистый
фонодиск и сыграть какую-нибудь мелодию, она запишется и получится
пластинка, много раз повторяющая произведение. Некоторые способности
интеграторов представляли собой как бы незаписанные пластинки, их
непонятные таланты - производное совершенной настройки мыслящего
устройства. Воля машин не играет тут никакой роли. Сверхъестественно
чувствительные интеграторы записали психическую модель какого-то мозга и
теперь воспроизводят ее. Точнее, модель психики Бронсона.
- То есть, - вставил Крокетт, - машины рехнулись.
- Нет. Безумие связано с сознанием личности, а интеграторы лишь
записывают и воспроизводят. Именно потому шестеро операторов покинули
станцию.
- Хорошо, - сказал Крокетт. - Я последую их примеру, прежде чем
свихнусь. Это довольно... мерзко.
- Как это ощущается?
- Я бы покончил с собой, не требуй это таких усилий, - коротко
ответил ирландец.
Форд вынул блокнот для шифрованных записей и повернул ручку.
- У меня здесь история болезни Бронсона. Вы когда-нибудь слышали о
типах психических болезней?
- Очень мало. В свое время я знал Бронсона. Порой он бывал
исключительно угрюм, но потом вновь становился душой общества.
- Он говорил о самоубийстве?
- При мне - никогда.
Форд кивнул.
- Если бы говорил, никогда бы его не совершил. Его случай - это
маниакальная депрессия: глубокая подавленность после периодов оживления. В
начальный период развития психиатрии больных делили на параноиков и
шизофреников, но такое деление себя не оправдывало. Невозможно провести
линию раздела, поскольку эти типы взаимно проникают друг в друга. Ныне мы
выделяем маниакальную депрессию и шизофрению. Шизофрению вылечить
невозможно, остальные психозы - можно. Вы, мистер Крокетт,
маниакально-депрессивный тип, которым легко управлять.
- Да? Но это не значит, что я сумасшедший?
Форд широко улыбнулся.
- Скажете тоже! Как и все мы, вы имеете некоторые определенные
склонности, и, если бы когда-нибудь сошли с ума, это была бы маниакальная
депрессия. Я, например, стал бы шизофреником, поскольку представляю
шизоидный тип. Этот тип часто встречается среди психологов и объясняется
комплексом компенсационной общественной ориентации.
- Вы хотите сказать...
Доктор продолжал: в том, что он объяснял все это Крокетту, явно была
какая-то цель. Полное понимание - часть лечения.
- Представим это таким образом. Депрессивные маньяки - случаи
довольно простые и колеблются между состояниями оживления и депрессии.
Амплитуда колебаний велика по-сравнению с ровными и быстрыми рывками
шизоидного типа. Периоды растягиваются на дни, недели, даже месяцы. Когда
у маниакально-депрессивного типа наступает ухудшение, график его плохой
фазы имеет вид кривой, идущей вниз. Это одно. Он сидит и не делает ничего,
чувствуя себя несчастнейшим человеком в мире, порой до того несчастным,
что это даже начинает ему нравиться. И только когда кривая начинает ползти
вверх, его состояние меняется с пассивного на активное. Вот тут он
начинает ломать стулья, и требуется смирительная рубашка.
Крокетт явно заинтересовался. В силу вполне естественных причин он
прилагал выводы Форда к себе.
- Иначе обстоит дело с шизоидным типом, - продолжал Форд. - Тут
ничего предсказать нельзя. Может произойти все что угодно. Это может быть
раздвоение личности, навязчивая идея материнства или различные комплексы:
Эдипов, возврат в детство, мания преследования, комплекс величия -
варианты не ограничены. Шизоидный тип неизлечим, но для депрессивного
маньяка спасение, к счастью, возможно. Наш здешний призрак - именно
депрессивный маньяк.
Со щек ирландца сбежал румянец.
- Начинаю понимать.
Форд кивнул.
- Бронсон сошел с ума здесь. Он покончил с собой, когда его депрессия
оказалась в нижней точке кривой, став невыносимой, и это извержение
разума, чистая концентрация безумия Бронсона оставила свой след на
радиоатомных мозгах интеграторов.
1 2 3 4 5 6
случилось с Бронсоном?
- Конечно. Ом спятил и покончил с собой.
- Здесь.
- Точно. Ну и что?
- Остался его дух, - сказал Форд.
Крокетт уставился на него, потом откинулся на спинку стула, не зная,
смеяться ему или просто равнодушно удивиться. Наконец он решился на смех,
прозвучавший не очень весело.
- Значит, не у одного Бронсона не все дома, - заметил он.
Форд широко улыбнулся.
- Спустимся вниз, посмотрим интеграторы.
Крокетт с едва заметной неприязнью заглянул в глаза психологу и
нервно забарабанил пальцами по столу.
- Вниз? Зачем?
- Вы имеете что-то против?
- Черт возьми, нет, - ответил Крокетт. - Только...
- Воздействие там сильнее, - подсказал Форд. - Депрессия усиливается,
когда вы оказываетесь рядом с интеграторами. Верно?
- Да, - буркнул Крокетт. - И что с того?
- Все неприятности идут от них. Это очевидно.
- Они действуют безукоризненно - мы вводим вопросы и получаем
правильные ответы.
- Я говорю не об интеллекте, - возразил Форд, - а о чувствах.
Крокетт сухо рассмеялся.
- У этих чертовых машин нет никаких чувств.
- Собственных нет, поскольку они не могут творить. Их возможности не
выходят за рамки программы. Но послушайте, Крокетт, вы работаете со
сверхсложной мыслящей машиной, с радиоатомным мозгом, который ДОЛЖЕН быть
чутким и восприимчивым. Это обязательное условие. И вы можете создавать
тридцатиэлементный комплекс потому, что находитесь в точке равновесия
магнитных линий.
- Вот как?
- Что случится, если вы поднесете магнит к компасу? Компас начнет
действовать по законам магнетизма. Интеграторы действуют... по какому-то
другому принципу. И они невероятно точно выверены - состояние идеального
равновесия.
- Вы хотите сказать, они спятили? - спросил Крокетт.
- Это было бы слишком просто, - ответил Форд. - Для безумия
характерны изменчивые состояния. Мозги же в интеграторах уравновешены,
стабилизированы в неких границах и движутся по неизменным орбитам. Но они
восприимчивы - просто обязаны быть такими - к одной вещи. Их сила - их
слабость.
- Значит...
- Вам случалось бывать в обществе психически больного человека? -
спросил Форд. - Уверен, что нет. Это производит заметное воздействие на
впечатлительных людей. Разум же интеграторов значительно сильнее подвержен
внушению, чем человеческий.
- Вы имеете в виду индуцированное безумие? - спросил Крокетт, и Форд
утвердительно кивнул.
- Точнее, индуцированную фазу психической болезни. Интеграторы не
могут скопировать схему болезни, они на это не способны. Если взять чистый
фонодиск и сыграть какую-нибудь мелодию, она запишется и получится
пластинка, много раз повторяющая произведение. Некоторые способности
интеграторов представляли собой как бы незаписанные пластинки, их
непонятные таланты - производное совершенной настройки мыслящего
устройства. Воля машин не играет тут никакой роли. Сверхъестественно
чувствительные интеграторы записали психическую модель какого-то мозга и
теперь воспроизводят ее. Точнее, модель психики Бронсона.
- То есть, - вставил Крокетт, - машины рехнулись.
- Нет. Безумие связано с сознанием личности, а интеграторы лишь
записывают и воспроизводят. Именно потому шестеро операторов покинули
станцию.
- Хорошо, - сказал Крокетт. - Я последую их примеру, прежде чем
свихнусь. Это довольно... мерзко.
- Как это ощущается?
- Я бы покончил с собой, не требуй это таких усилий, - коротко
ответил ирландец.
Форд вынул блокнот для шифрованных записей и повернул ручку.
- У меня здесь история болезни Бронсона. Вы когда-нибудь слышали о
типах психических болезней?
- Очень мало. В свое время я знал Бронсона. Порой он бывал
исключительно угрюм, но потом вновь становился душой общества.
- Он говорил о самоубийстве?
- При мне - никогда.
Форд кивнул.
- Если бы говорил, никогда бы его не совершил. Его случай - это
маниакальная депрессия: глубокая подавленность после периодов оживления. В
начальный период развития психиатрии больных делили на параноиков и
шизофреников, но такое деление себя не оправдывало. Невозможно провести
линию раздела, поскольку эти типы взаимно проникают друг в друга. Ныне мы
выделяем маниакальную депрессию и шизофрению. Шизофрению вылечить
невозможно, остальные психозы - можно. Вы, мистер Крокетт,
маниакально-депрессивный тип, которым легко управлять.
- Да? Но это не значит, что я сумасшедший?
Форд широко улыбнулся.
- Скажете тоже! Как и все мы, вы имеете некоторые определенные
склонности, и, если бы когда-нибудь сошли с ума, это была бы маниакальная
депрессия. Я, например, стал бы шизофреником, поскольку представляю
шизоидный тип. Этот тип часто встречается среди психологов и объясняется
комплексом компенсационной общественной ориентации.
- Вы хотите сказать...
Доктор продолжал: в том, что он объяснял все это Крокетту, явно была
какая-то цель. Полное понимание - часть лечения.
- Представим это таким образом. Депрессивные маньяки - случаи
довольно простые и колеблются между состояниями оживления и депрессии.
Амплитуда колебаний велика по-сравнению с ровными и быстрыми рывками
шизоидного типа. Периоды растягиваются на дни, недели, даже месяцы. Когда
у маниакально-депрессивного типа наступает ухудшение, график его плохой
фазы имеет вид кривой, идущей вниз. Это одно. Он сидит и не делает ничего,
чувствуя себя несчастнейшим человеком в мире, порой до того несчастным,
что это даже начинает ему нравиться. И только когда кривая начинает ползти
вверх, его состояние меняется с пассивного на активное. Вот тут он
начинает ломать стулья, и требуется смирительная рубашка.
Крокетт явно заинтересовался. В силу вполне естественных причин он
прилагал выводы Форда к себе.
- Иначе обстоит дело с шизоидным типом, - продолжал Форд. - Тут
ничего предсказать нельзя. Может произойти все что угодно. Это может быть
раздвоение личности, навязчивая идея материнства или различные комплексы:
Эдипов, возврат в детство, мания преследования, комплекс величия -
варианты не ограничены. Шизоидный тип неизлечим, но для депрессивного
маньяка спасение, к счастью, возможно. Наш здешний призрак - именно
депрессивный маньяк.
Со щек ирландца сбежал румянец.
- Начинаю понимать.
Форд кивнул.
- Бронсон сошел с ума здесь. Он покончил с собой, когда его депрессия
оказалась в нижней точке кривой, став невыносимой, и это извержение
разума, чистая концентрация безумия Бронсона оставила свой след на
радиоатомных мозгах интеграторов.
1 2 3 4 5 6